Верь в любовь повесть в рассказах

ГЛУПЫЙ МЕДВЕДЬ

В лесу начальники выбирались по уму: если соображаешь – назначат… Последнее время начальствовал пятнистый Бурундук. Он небольшого был роста, не представительный, но руководил неплохо. Порядок соблюдался в лесу. Волкам разбойничать и обижать слабых не давали. Лисам запрещали мошенничать и воровать. И лесные жители обитали в тепле, не голодали. Но однажды увалень-Медведь решил: «Кто самый сильный, тот и должен командовать». Скинул лапой Бурундука с начальственного пня и объявил себя главным. Жители хотели возмутиться, но Волк и Хитрый Лис поддержали Медведя: «Пусть командует – его будут слушаться! Он как рявкнет, как выставит клыки и острые длинные когти!»
- Пусть объявит, что будет делать на важном посту! – сказал Лось с ветвистыми рогами. – Таков порядок: мы должны это знать.
Медведь почесал лапой лоб, фыркнул и нечленораздельно замычал:
- Ну, понимаешь. В общем…
- Ты еще не готов в начальники! – заявил Лось.
Волк сердито зарычал на Лося, а Хитрый Лис заметил:
- Медведю надо подумать над Программой действий!
- Тогда пусть через неделю предложит Программу, – согласился Лось. – Если ничего умного не предложит – из начальников выгоним.
Хитрый Лис и Волк скрылись в чащобе и стали придумывать Программу, чтоб увальня-Медведя умным выставить и про свои интересы не забыть. За поддержку Медведь назначил Волка главным за порядок в лесу, а Хитрого Лиса ответственным за экономику. И дал им большую зарплату. Они и постарались…
И вот собрался лесной народ на поляне послушать Программу. Сел Медведь на высокий пень и начал читать по бумажке, что дал ему Хитрый Лис:
- Вместо российских лесных орехов посадим грецкие. Они крупнее наших и вкуснее! Все граждане-грызуны будут сыты, каждому наполним закрома!
- Ура! – радостно запрыгали молодые белки и хомячки, решившие, что можно жить, не утруждаясь.
Медведь продолжал:
- Вместо дубов посадим банановые деревья! Бананы более сладкие, чем желуди, да и по размеру больше!
- Ура! – завизжали от восторга молодые кабанчики и захлопали ушами.
- Ну а вместо грибов посадим ананасы! – громыхал Медведь.
Еж растерянно спросил:
- А грибы-то чем помешали?
На что Хитрый Лис ответил:
- Доколе будем питаться своими российскими грубыми продуктами?! Пора переходить на заморские, нежные и сладкие! В заграничном лесу звери живут гораздо сытнее нас. Мы уже связались с их начальством: они дадут семена, саженцы и деньги на выкорчевку ненужного и устаревшего…
Слабые голоса сомневающихся были заглушены овациями лесных жителей, которым захотелось питаться тем, что растет в тропическом лесу и в саваннах. Особо ретивые под руководством Волка и Хитрого Лиса кинулись спиливать дубы, орешник. Выкорчевывать шиповник и рябину, чтобы вместо них посадить апельсины и мандарины. Хитрый Лис под шумок организовал производство мебели из дуба и стал продавать за доллары в заграничный лес.
Работа по выкорчевке шла быстро, многим захотелось вкусить невиданные заграничные плоды. Распахали большую часть леса, натыкали чужеродные саженцы и стали ждать урожая. В предвкушении, что скоро заживут богато и сытно, пели и веселились, Медведя хвалили. Более всех радовался сам Медведь и вволю пил хмельную медовуху, которую делали из меда, что доставлял ему Хитрый Лис из пчелиных дупел спиленных деревьев. Один только Лось твердил, что нельзя быть столь опрометчивыми и наивными и требовал создать комиссию по расходованию заграничных кредитов: мол, когда-то отдавать придется! За это Волки подкараулили его темной ночью и обломали рога.
Но уже летом посаженные ананасы стали вянуть.
- Мало дождей! – прочитал Хитрый Лис в инструкции, что была прислана из-за границы, и радостно добавил: – Придет осень – дождей будет много!
Наступила дождливая осень, а ананасы окончательно завяли.
- Мало солнца, – прочитал Хитрый Лис в инструкции и успокоил всех: – Зимой солнца будет много!
Да, зима была солнечная, но очень холодная. И вымерзли не только ананасы, но все кустарники и деревья, что были привезены из-за границы.
- Весной они оттают! – уже не очень уверенно заявил лесным жителям Хитрый Лис и уехал в бессрочную командировку в теплый заграничный лес, якобы для консультаций. Заодно прихватил чемодан с общественными деньгами.
Замерзшие и голодные лесные жители кое-как дотянули до весны, еще надеясь, что с наступлением тепла заморские фрукты и овощи дадут урожай. Но, увы. Всюду, где был выкорчеван лес, образовались пустыри, на которых буйно росли чертополох, белена, репейник, а кое-где и конопля. Завелись на пустырях бандиты и наркоманы. Честным зверям на водопой уже не пройти: бандиты плату требовали за общественную воду… Поняли Лесные жители, что обманулись, да поздно: пока еще вырастет на месте вырубленного то доброе и полезное, чем они всю жизнь кормились! Сколько придется голодать и трудиться, чтоб восстановить прежний порядок!
Протрезвел Медведь от своих деяний и горестно сказал: «Простите, меня глупого… россияне».


ЗАГОВОР
Страной руководил очень подозрительный правитель: всюду мерещились заговорщики, которые хотят его убить, ибо сам свергнул предыдущего правителя силою. Жил правитель, чтоб не сгубили воображаемые заговорщики, за высоченными каменными стенами, которые охраняли неусыпно тысячи стражников. Очень редко он выходил на встречу с народом, чтоб пообещать людям лучшую жизнь. Тогда в толпе незаметно растворялись сотни шпионов, которые пристально осматривали пришедших, подслушивали, о чем говорят. Да и сам он в этот момент зорко следил за всеми, словно голодный тигр из кустов за пасущимся стадом беззащитных овец.
Прознав про подозрительность правителя, тщедушный чиновник из охраны решил выбиться в большие чины, а так как способностей для этого не имелось, то он, поймав человека, который был недоволен правителем (всегда ведь найдется несколько человек, которые не любят даже самого хорошего и доброго вождя), принудил его жестокими пытками признаться в заговоре и привел к правителю: «Вот, наш любимый вождь, нашелся гад, который хотел вас убить!» И показал пистолет, который якобы отобрал у негодяя. Заговорщику быстро отрубили голову на площади, а правитель поощрил сыщика орденом, дал высокий чин.
Вскоре сыщик разоблачил иностранного шпиона, которого будто бы заслали враги из соседнего государства с целью взорвать дворец правителя, и показал правителю ящик взрывчатки, с помощью которой шпион собирался совершить преступление. Шпиона тоже казнили, а сыщику правитель дал еще более почетный орден, повысил в чине и похвалил: «Молодец! Делай так!». И хотя оба приговоренные слезно твердили правителю, что их оклеветали, правитель их не послушал.
Вскоре в стране начались повальные аресты и обыски, которые устраивал сыщик, ставший главным охранником, первым министром. Так он доказывал преданность правителю, опасаясь, что иначе назначат на его место другого. Очень ему нравилось, когда здоровенный силач, который мог раздавить тщедушного сыщика одним пальцем, словно клопа, связанный и избитый десятками охранников, униженно просит пощады. К сыщику приводили самых красивых девушек и тот, корча отвратительную слюнявую физиономию, говорил: «Ну, поцелуй, поцелуй меня!» Когда девушка брезгливо отворачивалась: «Ты мне неприятен!», сыщик злобствовал и запирал девушку в темную сырую камеру.
Людей хватали на улицах, на заводах, где работали, забирали с полей, где пахали, но особенно стражники злобствовали, арестовывая людей среди ночи, когда те мирно спали с женами и детьми в своих домах. Людей казнили, ссылали в холодную тундру под конвоем рыть золото и алмазы для правителя. В газетах и по радио постоянно говорилось, что раскрыт очередной заговор целых организаций, которые якобы плели против любимого всем народом вождя интриги и коварно готовили его убийство с помощью танков и пушек.
Сначала честные люди верили, что существуют заговорщики, но когда стали арестовывать родственников, самых лучших и порядочных друзей, про которых точно знали, что те не замышляли злого против правителя и своего народа, то горестно задумались: «А ведь завтра и меня арестуют, объявят, что я иностранный шпион и казнят. Оставят жену вдовой, а детей сиротами!» Стали они писать письма правителю, что, мол, арестовывают не повинных людей без суда и следствия, пытают (загоняют под ногти иголки, не дают есть, пить и спать, вырывают зубы), отнимают у них имущество и квартиры. Они надеялись, что правитель прочитает письма, но послания до правителя не доходили ─ их вскрывал главный сыщик и сжигал, а написавших арестовывал и пытал больше других, чтоб неповадно было кляузничать. Вместо писем, где сообщалось о произволе, подсовывал правителю самим сочиненные, где якобы люди призывали правителя еще бдительнее разоблачать врагов и злодеев страны.
Поняли люди, что не добиться правды, что жить в таком страхе больше нельзя, а что делать - не знали. И тут один рабочий, у которого арестовали сына и брата, сказал друзьям на заводе: «Пойду с повинной, хоть ни в чем не виноват, пусть и меня арестуют. Зачем ждать, если все равно схватят! Надоело просыпаться в холодном поту от любого стука в дверь и шагов по ступенькам крыльца». ─ «И мы пойдем! И мы…и мы», – послышалось со всех сторон от людей, у которых были арестованы родственники или друзья.
Люди с завода, выключив станки, пошли огромной толпой к могучим стенам дворца, в котором жили правитель и сыщик. Громко закричали: «Арестуйте нас, мы хотим в тюрьму!» ─ «Кто такие?» – увидев их в окошко, удивленно спросил правитель, а сыщик без малейшего сомнения ответил: «Конечно, заговорщики! Пришли вас убить!» И послал на улицу агентов, которые в серых шинелях, словно крысы, окружили людей плотным кольцом и стали развозить на грузовиках по тюрьмам.
Тем временем люди побросали работу на других фабриках и заводах и молчаливой огромной толпой стали стекаться к дворцу, шли в город с окрестных сел, где тоже немало сыщик похватал людей и казнил. Вмиг все тюрьмы оказались заполнены; чтоб арестовывать людей, уже не хватало тысяч агентов, а люди все шли и шли со всей огромной страны.
Директора заводов и фабрик, председатели колхозов пытались остановить людей, но те отвечали: «Зачем нам работать, если накопленное завтра все равно отнимут!» ─ «Но вам без зарплаты будет нечего есть?» - пытались урезонить их директора. «А зачем нам есть, если нас рано или поздно казнят?!» И уходили к дворцу правителя, где собралась толпа, заполнившая не только огромную площадь перед дворцом, но и все улицы.
Со всех уголков страны звонили правителю руководители регионов и растерянно твердили: «Наши фабрики и заводы остановились, в колхозах никто не убирает хлеб. Поезда не ходят, самолеты не летают, мусор не вывозится, больницы и школы не работают. Люди все ушли…» Тут правитель по-настоящему испугался и сказал: «Да так ведь страна погибнет! Кто будет пахать, сеять, кто машины и паровозы строить, кто хлеб печь?!» Сыщик на полусогнутых ногах растерянно забегал вокруг правителя и гневно закричал: «Это заговор, заговор!» Правитель зло глянул: «Заговор, говоришь? А как же ты его проморгал? Я тебе столько орденов надавал, назначил главным министром, дал тысячи помощников, а ты проворонил столько преступников?!» ─ «Всю страну надо превратить в одну большую тюрьму! – затрясся в ярости сыщик. – Окружить колючей проволокой заводы и фабрики, поставить пулеметы и безжалостно расстреливать всех саботажников! Сейчас я это и сделаю». ─ «А я все-таки желаю узнать, чего люди хотят? – сказал вдруг правитель. – Чем недовольны?.. Я сейчас выйду к ним. Ведь я для них старался сделать счастливую жизнь! Чтоб все были сыты, обуты и одеты…» ─ «Нет, нет, - испугался сыщик. – Они вас растерзают. Лучше я приведу несколько человек, которые скажут, как они вас любят».
Правитель на этот раз не послушал сыщика, вышел к народу и спросил: «Чем я вас обидел?» Люди наперебой заговорили о творящихся в стране беззакониях, о пытках и казнях… «Неужели не боитесь, что вас за саботаж тоже казнят?» – спросил правитель. «А зачем жить в стране, где нет правды!?» – ответил многотысячный громоподобный хор. Правитель гневно посмотрел на сыщика, который обязан был следить за порядком в стране, и жестко сказал: «Застрелись сам, пока тебя не отдал на пытку! Похоже, ты главный заговорщик?!» Сыщик попятился, выхватил пистолет из кобуры, стал им водить по сторонам, угрожая окружавшим его людям, у которых множество родственников и друзей казнил, а потом вдруг выстрелил в правителя и закричал: «Люди, это он своей подозрительностью заставил меня расправляться с вами! Это он заговорщик против народа! Когда я буду править, сразу выпущу всех на волю!»
Никто не пожалел правителя, который с дыркой в голове упал на брусчатку площади, дернулся два раза в агонии, повертел жутко своими тигриными глазками и затих…Теперь все двинулись на главного сыщика, которому вдруг показалось, что тысячи и тысячи глаз, казненных людей, моливших о пощаде, смотрят на него, словно стволы пистолетов. Не выдержав многомиллионного, нестерпимо жгущего взгляда, он затрясся от страха, стал ползать на коленях, обнимать ботинки и сапоги пришедших людей. Трусливое сердечко трепыхалось все быстрее, а вскоре лопнуло – и сыщик замертво упал рядом с правителем.


ЧУЧЕЛО
Важный царь имел обширное богатое царство, умную жену, доброго наследника сына и сильную послушную армию. Как и положено, была у него большая корона из золота с драгоценными камнями. Царю так она нравилась, что, просыпаясь по утрам, он в первую очередь нахлобучивал на голову корону, а уж потом одевал трусы и все остальное. Он даже в туалет ходил в короне. И постоянно хватался за голову, проверяя: не свалилась ли корона набекрень. Часто подходил к зеркалам, которые расставил по всему дворцу, и удовлетворенно смотрел, как корона глядится на нем, как сверкает самоцветами!
Одна у царя была беда: мнительность. И он велел ворон, что селились на деревьях у дворца, всех перестрелять, думая: «А то накаркают мне беду!»
Вскоре после этого корона пропала… С утра все царство стало искать ее: вельможи и министры лазали во дворце под кровати, шкафы и тумбочки и с испуганными лицами появлялись оттуда в пыли и тенетах на ушах. Слуги обшарили окрестности дворца, заглянули в колодцы, подвалы, чердаки – но вернулись пустыми. А царь мрачнел час от часу, становился злобным, метал искры из глаз. Наконец, к вечеру собрал всех вельмож и министров, выставил перед собой и рявкнул:
- Сознавайтесь, кто украл мою корону!?
Но они молчали, растерянно переглядываясь.
- Сознавайтесь, а то всем отрублю голову.
Тогда они упали на колени и стали твердить каждый: «Не я, не я!»
Царь стал вызывать вельмож по одному, думая, что так будут более откровенны. А рядом поставил здоровенного сердитого палача с острым топором.
- Итак, сознавайся, – сказал он Первому министру. – Если соврешь, велю отсечь голову!
Тот весь затрясся и забормотал:
- Я не знаю…
Тем временем палач занес над его головой огромный топор. И министр, чтоб спасти себя, стал бубнить:
- Хотя, вполне возможно, это сделал Второй министр. Я видел, как он что-то нес под кафтаном.
(По правде, Первый министр ничего не видел, но подозревал, что Второй министр, который был моложе и образованнее его, метит на его место и плетет тайные интриги. Так что сейчас была возможность с ним расквитаться царскими руками).
Сразу же приволокли к царю Второго министра и, как тот ни оправдывался, стали пытать. Сообразив, что может умереть невинно, он заявил:
- Наверное, это сделал Третий министр. Я видел, как он нес что-то под кафтаном. – (Он тоже думал, что тот метит на его место, и донес на него царю).
Приволокли Третьего министра и тоже стали пытать, но он, как и остальные, заявлял, что ничего не знает; однако, видя, что смерть близка, стал врать: «Наверное, это сделал ваш главный воевода».
- Зачем? – спросил удивленно царь.
- Возможно, соседний король, с которым вы враждуете, переманивает его на свою сторону и хочет посадить на ваш трон. Вот тот и украл заранее корону.
Так они все, выгораживая себя, обвиняли друг друга, доносили и предавали. У царя аж закружилась голова от всевозможных подозрений. Получалось, все виновны.
- Вруны! – закричал он и велел всем отрубить головы.
Увидев такое, остальные вельможи быстренько схватили пожитки, скарб, детей, жен, погрузили на телеги и кинулись из царства, куда глаза глядят. А когда царь выманил к себе главного воеводу, который не раз спасал его в битвах от всяческих бед, и казнил его, то разбежались все военачальники вместе с армией. Но царь не унимался, он начал допрашивать и пытать ближайших своих слуг. Успел казнить только десятерых, а остальные кинулись врассыпную. И тогда царь вызвал единственного сына и заявил:
- Корону, наверное, взял ты!
- Зачем мне она? – удивился сын.
- Хочешь скорой моей смерти, чтоб завладеть царством!
- Это неправда! – закричал добрый юноша.
- Сознаешься, когда станут пытать.
- Не смей подозревать сына, – закричала прибежавшая царица. – И разве так важно: с короной ты или без короны? Прикажи тогда сделать новую.
- Ты с ним заодно?! – обозлился царь, не вняв умному совету.
И выгнал царицу, которую когда-то сильно любил и с которой прожил немало лет, вместе с сыном из дворца. Узнали лесные злобные разбойники, что царь остался совсем один, что его верные слуги разбежались или были вышвырнуты, и пришли во дворец. Связали царя, а все богатства и казну растащили. Напрасно царь вопил: «Помогите, помогите!» Никто не отозвался, никто не пришел на помощь.
Тем временем о том, что у царя разбежалась армия, прознали недружественные короли. Они с малочисленным войском выгнали его пинками из дворца в стоявшую по соседству бедную крестьянскую лачугу, а царские земли поделили между собой.
Вышел как-то царь из лачуги в огород и стал жевать морковку. Кушать-то ведь хочется, а теперь ему никто не готовит вкусных царских угощений, никто не жарит рябчиков и перепелов, наваристой ухой из осетров не кормит. Так что и морковка – еда. Сидит он на травке и горюет. Солнце голову печет, а ее даже прикрыть нечем. Тут еще вороны рядом летают, которых он велел, будучи во власти, всех перестрелять.
Они радостно кричат и пытаются прямо ему на лысую голову какнуть. Увидел царь рядом огородное чучело, а на нем дырявую шляпу – и снял ее, чтоб нахлобучить на себя. А под шляпой, под шляпой-то его корона заблестела на солнце! Насаженная на тряпичную голову чучела. И тут одна ворона как крикнет человеческим голосом:
- Наказали мы тебя! Укрррали корррону! Чучело ты огоррродное!
Заплакал горько царь, вдруг вспомнив, что, когда отгонял ворон, то положил корону, чтоб не свалилась с головы, на подоконник раскрытого окна. Подумал запоздало: «И, в самом деле, чучело!»


КРАСОТА
У богатого вельможи имелась дочка на выданье, но мало кто хотел на ней жениться. Почему-то женихи считали ее некрасивой, хотя она наряжалась в самые модные платья и бриллианты вешала, куда только можно – в уши, оттянутые до плеч, огромные серьги втыкала, ожерелье из драгоценных каменьев надевала на шею килограммовое.
Вот оденет она дорогущие парчовые наряды, лаковые туфли на огромных каблуках и с брезгливой физиономией выходит к женихам. А в холодных глазах застыл вопрос: «Ну, и много ли у тебя денег, женишок? Ах, мало! Так ты, значит, приехал свататься на мои деньги?!» Поинтересуется: «В каком дворце мы будем жить? На какой карете разъезжать? Какие подарки ты мне будешь дарить?» И недовольно морщится, выслушивая ответы. Наконец, скажет: «Чтоб добиться моего расположения, надо совершить подвиг». И посылает жениха в мрачное глубокое болото, где живет страшное чудовище, с приказанием его убить и принести ей голову. Иные отказывались, а другие шли и гибли там…
Могла она даже отправить жениха на дно морское за красивой ракушкой для облицовки своего камина или попросить достать с неба звезду. А когда жених удивленно восклицал: «Как же это сделаю?!» Она жестко отвечала: «Это твои проблемы!»
К тому времени она закончила два университета, думая, что если уж не красотой привлечет жениха, то знаниями. Когда очередной жених приезжал свататься, она, о чем бы ни заходил разговор, восклицала устало и снисходительно: «Я это уже знаю! И вообще, я все читала, все изучала…» И семенила на своих огромных каблуках, опасаясь поскользнуться и шлепнуться. При этом уродливо выгибала шею, чтоб жених видел, какое у нее огромное ожерелье. Походка становилась как у самодовольной неуклюжей индюшки.
Вскоре женихи отказались от нее, сватались к другим, а до нее доносились такие слова: «Да она напыщенная, злая уродина». От этих нелестных мнений она гневалась, лицо приобретало хищное выражение от недобрых мыслей: «Я к вам тоже так же отношусь и еще хуже!»
Но замуж-то выйти все равно хотелось, мечталось, чтоб кто-нибудь полюбил ее сильно-сильно. По ночам она горько плакала в подушку, а потом вдруг заболела и стала сохнуть от тоски, которая вселилась в сердце. Никакие высокооплачиваемые известные доктора ей не помогли. Тогда пригласили старую мудрую целительницу, которая жила далеко-далеко в лесу, собирала лечебные травы и считалась в округе колдуньей. Как только родители вывели к ней дочку всю в бриллиантах, старуха поохала-поохала и велела ее оставить наедине с девушкой. Сказала той:
- Тебе ничего не поможет, если не найдешь Красоту!
- У меня разве здесь не красиво? – возмутилась девушка, показывая свои нарядные туалеты, разукрашенные старинными вазами комнаты и дорогие безделушки из золота в шкафах из красного дерева.
- Надо искать настоящую!
- А где искать?
- Тебе следует тайно уйти из дома к горам, морю, к открытому небу и спросить их, где живет Красота. Но главное, может быть, ты еще встретишь на пути Мудрость и Доброту.
- А почему тайно? Почему не поехать на карете?
- Во-первых, родители тебя одну не отпустят. Они слишком тебя любят и балуют. А во-вторых, за Красотой надо отправляться только пешком, налегке, без багажа.
Вскоре девушка написала родителям записку «Пожалуйста, не ищите меня, ибо помешаете найти Красоту!» Взяв с собой мешочек с золотом, она ушла с рассветом по направлению к морю. До моря был целый месяц пути. Девушка на своих высоких каблуках стерла ноги до мозолей, а когда каблуки, наконец, обломились, сбросила туфли и пошла в тапочках. Как легко стало шагаться, как быстро! Вскоре скинула она и узкое модное платье, которое мешало движению, в котором было трудно дышать. Вместо него надела легкий сарафан. Ветер стал обдувать тело, смачивать теплый дождик – и шагалось быстрей.
Вот показались горы. У девушки как раз кончилась еда, она подошла к седому чабану, который сидел в окружении коз и овец у костра. Сказала жестко:
- Вот золото! Продай мне пищи.
- Ты полагаешь, на золото все можно купить? – спросил грустно чабан.
- Конечно! – заявила девушка резко.
- Здоровье, счастье и любовь не купишь… Так что золото мне не нужно. Хватает мне всего: мяса, молока, хлеба. Лучше садись рядом, поговорим. Расскажи, куда идешь. Может, помогу советом.
- Я итак все знаю! – оборвала девушка. – Закончила два заграничных университета.
- Всего знать не может никто. Я сто лет прожил в горах и то мало чего про них знаю, хотя меня учили дед и отец. А ты такая молодая, а уже бахвалишься. Ты замерзнешь в горах в первую же ночь. Не сумеешь развести костер. Не сможешь подоить козу. Не знаешь, где поджидают путников снежные лавины и камнепады.
- Но я все-таки училась, – упрямо сказала девушка.
- Училась знаниям, но не мудрости.
- И в чем же Мудрость? – притихла девушка, вспомнив про наказ старухи-колдуньи.
- Слушать сердце и мысли другого человека.
- Как же я проникну в его душу? – растерялась девушка.
- Только с помощью сострадания.
- Я не знаю, что это такое.
- А только что говорила: все знаю… – укорил старый чабан.
Многому научил чабан, разговаривая с ней почти до утра. Напоследок дал в дорогу мяса, лепешек, молока, а золото велел предложить тем, кто в нем нуждается.
Утром девушка дошла до подножия высоких гор. Встала пред ними и крикнула:
- Горы, горы! Скажите мне, где находится красота!
- Красота…Красота…Красота… – отозвались долгим гулким эхом горы. Девушка села перед ними и заворожено смотрела на склоны. Впервые она видела величественные огромные хребты, покрытые вечными снегами, блестевшими на солнце гораздо ярче, чем ее бриллианты. Облака опускались отдыхать на их вершины, на пастбищах зеленых склонов паслись стада овец. И впервые она вдруг почувствовала себя маленькой – перед этими огромными древними горами ее жизнь, деньги и положение вельможи отца казались ничтожными…
«Поднимусь на вершину, оттуда, наверное, совсем близко до неба?» – подумала девушка и стала карабкаться на скалы. Долго она поднималась, прошла через чудный влажный лес, наполненный голосами птиц, посидела у горного ручья и попила вкуснейшую и чистую как хрусталь водицу. Наконец, запрокинув голову, крикнула:
- Небо, небо! Скажи, где находится красота!
Как раз закатное солнце садилось за горизонт, все небо окрасилось в удивительные цвета: перистые и кучевые облака покрывали его и были освещены то пурпурно-голубым, то синеватым, то фиолетовым светом. Все это быстро изменялось, приобретая чудные формы всевозможных зверей и птиц. Орлы парили в вышине. И девушке верилось: стоит только раздвинуть руки, как полетишь вместе с облаками и орлами высоко-высоко над землей...
Но ответа от неба не последовало, лишь только налетевший ветер прошептал девушке что-то с веселым свистом, но она не разобрала его мелодичных слов.
С вершины горы взору девушки открылось бескрайнее море, и она торопливо стала спускаться к нему. Вскоре она оказалась на песчаном берегу и крикнула:
- Море, море! Ты не знаешь, что такое красота?!
Она долго смотрела, как вода ласково и мягко лизала ее ноги. Она опускала в нее руки, ловила глазами чудные солнечные блики. Спокойная и переливчатая волна, казалось, шептала, с плеском заползая на прибрежные цветные камушки, что-то о красоте, но расшифровать ее язык девушка не могла. Потом она стала купаться и резвилась так же, как плавающие рядом ловкие дельфины. В туманной дали белел маленький парус.
Вскоре лазурь неба заволокли темные огромные тучи, ласковые волны превратились в высоченные могучие валы и били с великой мощью в прибрежные скалы. Сильный ветер стал кидать в лицо острые как иглы брызги. «Насколько все изменчиво в мире, а мы не можем ценить то, что жизнь дает нам. Жаждем спокойствия и удовольствий», – задумалась девушка.
Вдруг на берегу появилась молодая женщина с маленькой девочкой и, бегая вдоль кромки прибоя, стала пристально вглядываться в мутную, жутко свистящую даль. На глазах у нее появились слезы. Она заламывала руки и шептала бледными губами: «Помоги ему, помоги!»
- Кого вы ждете? – спросила девушка.
- Мужа. Он у меня рыбак, – ответила женщина. – Он может погибнуть. Как я буду без него жить…
- Вы его так любите?! – удивленно спросила девушка. – Он такой красивый?
- Причем здесь красота!? – недоуменно сказала женщина. – Обыкновенный мужчина. Зато очень добрый, надежный и заботливый. Он нас кормит, оберегает наше жилище, воспитывает нашу дочь, и я его не променяю на самого знатного принца. Хочу жить с ним до самой смерти, а потом еще и на небе, если Бог не разлучит. Он нужен мне, а я нужна ему.
Они стали ждать мужчину вместе, а когда шторм стих, на горизонте показался баркас с парусом, который девушка видела ранее. Сейчас парус был изорван ветром, но все-таки баркас двигался к берегу. Вскоре из него в объятия любимой женщины спрыгнул бородатый мужчина. Как и сказала женщина, он не был красавцем, но сколько любви и заботы излучали его добрые глаза! Он вытащил из баркаса мешок с уловом и сказал весело:
- Теперь мы долго будем сыты!
- Стоило из-за этого рисковать жизнью?! Ведь знал, что будет шторм… – укорила его женщина.
- Но не голодать же… – ответил рыбак.
- А можно я у вас переночую? – спросила с доброй завистью девушка.
- Конечно! – кивнул рыбак.
Они прошли в небольшой, сделанный из ракушечника домик, что стоял на берегу среди кустарников и скал. Женщина сняла с мужа мокрую просоленную одежду, перестирала ее, дала ему чистую, поставила ему на стол еду и ласково и нежно заглядывала в глаза с желанием исполнить любую его просьбу. Вскоре выяснилось, что у рыбака перебита веслом рука, она опухла, и у него началась горячка. Пришлось вызвать врача, но денег оплатить визит врача и на дальнейшее лечение не было – и тогда девушка отдала хозяйке свое золото. Она во всем старалась помочь хозяйке, ей очень понравилось заботиться о мужчине, который пошел на поправку. Как она завидовала простой рыбачке, которая не оканчивала университеты, жила не во дворце, а в скромном жилище, не имела ни модных нарядов, ни бриллиантов! Зато она знала Любовь!
Месяц девушка гостила в домике и вот отправилась в обратный путь. Жалела очень, что не услышала мудрых слов от моря, неба и гор… На середине горного склона она сорвалась в пропасть и повисла над бездной, схватившись за кустарник. Чувствуя, как слабеют руки, думала, что сейчас погибнет. Вдруг кто-то схватил ее за запястье и вытащил на скалу. Это был симпатичный мускулистый парень. Она поблагодарила за помощь и заглянула в мрачную пропасть, откуда только что он ее вытащил. От страха закружилась голова, она взмахнула руками – и золотое, с бриллиантом, колечко соскользнуло с пальца в пропасть.
- Я его достану, – сказал смело парень и вытащил из мешка веревку, чтоб спуститься вниз.
Девушка вспомнила, как всем юношам капризно давала жуткие гибельные задания и хотела важно сказать: «Конечно, достань! И быстрей». Но вдруг нежно произнесла:
- Ни в коем случае. Стоит ли из-за пустяка рисковать жизнью!? У тебя есть родители, может быть, любимая девушка: они будут страдать, если с тобой произойдет трагедия!
- Пожалуй, – ответил парень. – Вот только любимой пока нет. И я сейчас направляюсь к дочке одного вельможи: родители послали свататься. В город Н…
- Пойдем вместе, нам по пути, – сказала девушка.
У парня была лошадь, и он предложил девушке сесть в седло, а сам пошел рядом. Но вскоре девушка слезла с лошади и решительно заявила:
- Ей с грузом тяжело идти в гору. Я тоже пойду пешком.
Они шли несколько дней, ночевали у костра, защищались от голодных волков, которые не раз хотели наброситься на лошадь и разорвать ее. Девушка готовила пищу, зашивала парню одежду – всему этому она научилась, живя у рыбачки. Парень охотился и приносил дичь. Они так привязались друг к другу, что тяготились предстоящей разлукой. Парень грустил и долго и нежно смотрел на девушку, а та на него. Когда он спал, она тайно гладила его по волосам, страдая, что никогда им не быть вместе. Однажды он вдруг решительно произнес:
- Я не хочу свататься к дочке вельможи. Я уже нашел свою любовь – это ты.
- Но я же некрасивая! – вырвалось у нее.
- Кто это тебя обманул? – удивился парень. – Да у тебя походка как у горной лани!
- Правда?! – растерялась девушка.
- А глаза глубокие, чистые и прекрасные, словно небо!
- Неужели? – воскликнула девушка.
- А страстностью, нежностью и порывистостью ты похожа на море!
И тут счастливая девушка, лицо которой действительно стало светиться нежной и доброй красотой, радостно крикнула на все стороны света:
- Спасибо, горы, небо, море! Спасибо, вам всем!!!


ЩУРЕНОК
Из глу­би­ны Ка­мы на за­топ­лен­ные ве­сен­ним па­вод­ком лу­га за­плы­ла боль­шая Щу­ка. Ее гла­за, по­хо­жие на стек­лян­ные ша­ри­ки, смот­ре­ли ус­та­ло. Се­ро-зе­ле­но­ва­тые бо­ка, цвет ко­то­рых по­мо­гал таиться в под­вод­ной тра­ве во вре­мя охо­ты, и бе­лый жи­вот бы­ли не­о­бы­чай­но тол­сты­ми. Щу­ка намеревалась ме­тать ик­ру... Вдруг она уви­де­ла Ле­ща, ко­то­рый не ки­нул­ся пря­тать­ся, а лишь сла­бо ше­вель­нул хво­стом и глянул по­ту­ск­нев­ши­ми гла­за­ми. От ста­ро­сти круп­ная, похожая на мед­ные мо­нет­ки, че­шуя у Ле­ща уже кое-где отваливалась.
«Ты, по­че­му не убе­га­ешь? Не­у­же­ли меня не бо­ишь­ся?» – уди­ви­лась Щу­ка. Лещ гру­ст­но ус­мех­нул­ся: «А че­го бо­ять­ся? Те­бе сей­час не до ме­ня... Тебе на­до бу­ду­щим де­ткам дать жизнь». Щу­ка рас­сер­ди­лась: «А вот возь­му и съем. Про­сто из вред­но­сти».
«Не съешь. Ты те­перь та­кая не­по­во­рот­ли­вая, что да­же за мной – ста­ри­ком – не уго­нишь­ся», – от­ве­тил спо­кой­но Лещ.
«А ну-ка узнаем – до­го­ню или нет».
«Да­же ес­ли и до­го­нишь – все рав­но есть не ста­нешь: я уже боль­ной, не­вкус­ный».

«А вот возь­му и по­про­бую – вкус­ный или нет».

«Не пугай... Мне все рав­но жить не­дол­го ос­та­лось».
«Лад­но, лад­но. В са­мом де­ле, не до те­бя... Тем бо­лее, мы дав­ние зна­ко­мые. Ког­да мо­ло­дые бы­ли, сколь­ко раз от ме­ня убе­гал – шу­с­т­рый был. Стук­нешь мне хво­стом по но­су – и нет те­бя. Прав­да, од­наж­ды я те­бя все-та­ки уку­си­ла...»
«Бы­ло, бы­ло... До сих пор от­ме­ти­ны ос­та­лись на спи­не от ос­т­рых зу­бов».
«Что ста­рое вспо­ми­нать. Ска­жи-ка луч­ше, где ик­ру мож­но ос­та­вить – что­бы те­че­ния не бы­ло, а во­да сол­н­цем про­гре­ва­лась».
Лещ ука­зал плав­ни­ком: «Есть ти­хое ме­с­теч­ко. И тра­вы мно­го, и те­че­ния нет».
«А сам-то здесь, что ли, ос­та­нешь­ся?»
«Да. Ку­да мне плыть... Тут буду дни свои до­жи­вать».
«Ну, тог­да за мо­и­ми де­тка­ми при­смат­ри­вай, а то не­ког­да са­мой».
«Ну и ма­ма­ша – не­у­же­ли бро­сишь их на про­из­вол судь­бы?»
«От­дох­ну не­много – и в путь. Та­ков наш рыбий за­кон».
* * *
Вы­пу­сти­ла Щу­ка свет­ло-ро­зовую ик­ру на при­дон­ную тра­ву, на вет­ки по­лу­за­топ­лен­ных ку­с­ти­ков таль­ни­ка, по­пла­ва­ла ря­дыш­ком, по­гля­ды­вая, нет ли опас­но­сти для ик­ри­нок, и мед­лен­но дви­ну­лась в глубину ре­ки. А ве­сен­нее сол­н­це теп­лы­ми лу­ча­ми про­ни­зы­ва­ло тол­щу во­ды и ла­с­ка­ло ик­рин­ки. Че­рез не­сколь­ко дней в них за­ше­ве­ли­лись темные ко­моч­ки, и од­наж­ды, про­рвав матовую тон­кую обо­лоч­ку, пре­вра­ти­лись в маль­ков. Уж та­кие они бы­ли неж­ные, хруп­кие, что не верилось, что мо­гут вы­ра­сти в ог­ром­ных ры­бин.
Пер­вое вре­мя они пла­ва­ли стаей на мелководье, поч­ти на по­вер­х­но­сти, где вода прогревалась. Они бы­ли та­кие трус­ли­вые, что от ма­лей­ше­го вспле­ска от упавшего листика и ко­лы­ха­ния во­ды ки­да­лись в сто­ро­ну и за­ми­ра­ли, слов­но их здесь и нет... Вско­ре вы­я­вил­ся ли­дер – са­мый шу­с­т­рый и лю­бо­зна­тель­ный Щу­ре­нок. Он был, как и все, то­нень­кий и се­рень­кий, слов­но па­лоч­ка, вот толь­ко пла­вал бы­с­т­рее всех и со­вал длинный нос под каж­дую тра­вин­ку, под каж­дый подводный ку­с­тик. Од­наж­ды он под­плыл к ста­ро­му Ле­щу и бод­ро поз­до­ро­вал­ся:
«Здрав­ст­вуй, дед!»
«При­вет, ма­лец!» – от­клик­нул­ся Лещ спро­сонья.
«Дед, а кто мы та­кие?» – спро­сил любопытный Щу­ре­нок.
«Вы – щу­ря­та».
«А от те­бя от­ли­ча­ем­ся?»
«Вы са­мые силь­ные на ре­ке, кро­ме со­ма».
«Не­у­же­ли? Но мы же такие ма­лень­кие...»
«Ва­ша си­ла про­явит­ся, ког­да вы­ра­сте­те боль­шие, как ма­ма».
«А ка­кая она, ма­ма?»
«Кра­си­вая, ловкая, толь­ко уж очень зу­ба­стая».
«А где она? Я хо­чу ее ви­деть».
«Вы­ра­стешь, по­плы­вешь в ре­ку и уви­дишь... Ее все ры­бы бо­ят­ся. И те­бя бу­дут бо­ять­ся».
«Это по­че­му?»
«По­то­му, что бу­дешь их есть».
«А это боль­но, ког­да ко­го-ни­будь едят?»
«Ко­неч­но».
«Ну, тог­да я не бу­ду!» Лещ рас­сме­ял­ся: «Ес­ли при­ро­да да­ла зу­бы – зна­чит, на­до есть... Ви­дишь, мне она не да­ла зу­бов, по­э­то­му я глотаю тра­ву, чер­вяч­ков, ли­чи­нок...»
«Мы то­же едим тра­ву, чер­вяч­ков, ли­чи­нок...»
«Это по­ка... а вско­ре вам это­го бу­дет ма­ло... Ког­да ста­не­те боль­ши­ми и вы­плы­ве­те на про­стор – там бу­де­те хва­тать вся­ко­го...»
«А что та­кое про­стор?»
«Про­стор - это вся великая ре­ка».
«А здесь раз­ве не ре­ка?»
«Нет. Лишь за­топ­лен­ные лу­га».
«А по­че­му их за­то­пи­ло?»
«По­то­му, что сей­час ве­сен­нее по­ло­водье. На зем­ле та­ют сне­га, ручьи впа­да­ют в ре­ку, и она ста­но­вит­ся ог­ром­ной-ог­ром­ной и раз­ли­ва­ет­ся да­же на лу­га. Но ско­ро во­да на­чнет убы­вать, и тог­да на­до бу­дет уп­лы­вать от­сю­да на про­стор».
«А где, где он, про­стор? Я хо­чу по­смот­реть».
Лещ ука­зал плав­ни­ком: «Вон там».
Щу­ре­нок, бы­с­т­ро ви­ляя хво­стом, уп­лыл.
«Ка­кой лю­бо­пыт­ный! Все хо­чет знать... Подремать не да­ет», – Лещ доб­ро­душ­но по­смот­рел вслед.
* * *
Про­хо­ди­ли дни. Щу­ря­та но­си­лись наперегонки, иг­ра­ли друг с дру­гом, ку­выр­ка­лись и про­гла­ты­ва­ли все, что по­па­да­ло в рот: ли­чин­ку, тра­вин­ку, головастиков, и быстро рос­ли. Им бы­ло уютно и ве­се­ло в теп­лом чи­с­том во­до­еме. Рас­та­я­ли сне­га в вер­хо­вьях ре­ки и умчались та­лой во­дой в Вол­гу, к Кас­пий­ско­му мо­рю. И там, где еще вче­ра щу­ря­та пла­ва­ли, ого­ля­лась влаж­ная зем­ля, и на ней буй­но на­чи­на­ла прорастать ярко-зеленая тра­ва... Но щу­ря­та не за­ме­ча­ли, что во­да убывает, они бы­ли без­за­бот­ны. Лишь один сме­лый Щу­ре­нок все ждал, ког­да же ста­нет боль­шим, что­бы уп­лыть в ре­ку и уви­деть свою ма­му. Вы­ход в ре­ку он на­шел и возбужденно сказал щу­ря­там:
«Зна­е­те, где я сей­час был...»
«Где? Где?» – спро­си­ли щу­ря­та.
«На про­сто­ре!»
«И ка­кой он?»
«Ог­ром­ный!»
«А что там есть?»
«Пла­ва­ют могучие ры­би­ны».
«А они нас не съе­дят?»
«Кто зна­ет... Но нам на­до ту­да. Ста­рый Лещ го­во­рит, что, ког­да во­да на­чнет убы­вать, на­до плыть на про­стор. Она уже убывает...»
«Нам и здесь хо­ро­шо».
«И все-та­ки поплывем на про­стор».
«Ну, лад­но... По­смот­рим... Где?»
Они при­плы­ли к ме­с­ту, где дно кру­то ухо­ди­ло в темную глу­би­ну, и ис­пу­ган­но ос­та­но­ви­лись.
«Тут плохо: во­да хо­лод­ная и очень мут­ная...» – ра­зо­ча­ро­вались щу­ря­та.
«Зато сколь­ко нас в глубине ожи­да­ет тайн!» – во­с­к­лик­нул Щу­ре­нок.
«А что мы бу­дем есть? Тут нет ли­чи­нок, тра­вы, чер­вяч­ков».
«Прокормимся как-нибудь...»
«Нет. Нам на про­сто­ре не нра­вит­ся. В нашем водоеме лучше – и сыт­но, и теп­ло, и свет­ло. Поплывем об­рат­но...»
«Ку­да же вы? Вер­ни­тесь! Лещ предупредил, что нель­зя ос­та­вать­ся...»
«Мы ему не ве­рим. Он глу­пый стал от ста­ро­сти. А мо­жет, хит­рый: хо­чет нас про­гнать, что­ ему дре­мать не ме­ша­ли...»
* * *
Щу­ре­нок каж­дый день пла­вал к вы­хо­ду в ре­ку, надеял­ся, что уви­дит ма­му. Еще ему хо­те­лось по­знать под­вод­ный мир и раз­но­об­раз­ных его оби­та­те­лей. Но каж­дый раз, не же­лая ос­тав­лять брать­ев и се­с­тер, он воз­вра­щал­ся об­рат­но и сно­ва уго­ва­ри­вал их плыть с ним. Но они не слушались. Наконец он ре­шил уплыть один. Он на­пра­вил­ся к дон­ной лож­бин­ке, по ко­то­рой выбирался в ре­ку, но вдруг уви­дел, что она пе­ре­сох­ла, – ре­ку от во­до­ема от­де­ля­ет су­ша! Он по­плыл к дру­гой лож­бин­ке - то же са­мое...
Рас­те­рян­ный, он кинулся к Ле­щу, ко­то­рый дре­мал на про­гре­том сол­ныш­ком мел­ко­водье и смот­рел сны о том времени, когда был мо­ло­дой, силь­ный и кра­си­вый...
«Лещ, а Лещ! Вы­хо­да на про­стор не ос­та­лось».
«Неужели?!» – насторожился Лещ.
«Се­год­ня я поплыл на про­стор – а там зем­ля».
«На­до бы­ло про­ве­рить в дру­гом ме­с­те».
«Про­ве­рял...»
«А ря­дом?»
«Вез­де про­ве­рял».
«Не­у­же­ли пе­ре­сох­ло? На­до по­смот­реть...»
Они на­пра­ви­лись к краю во­до­ема. Лещ про­ве­рил все лож­бин­ки, ко­то­рые ве­ли в ре­ку, и не­до­у­мен­но размышлял: «И тут зем­ля, и тут... И здесь то­же... В дру­гие годы, вро­де, так бы­с­т­ро во­да не ухо­ди­ла».
«Ну, как?» – с на­деж­дой спро­сил Щу­ре­нок.
«Ка­жет­ся, мы ока­за­лись в зам­к­ну­том во­до­еме...» – от­ве­тил гру­ст­но Лещ.
«Что это зна­чит?»
«О, это страш­но! Со вре­ме­нем во­до­ем мо­жет пе­ре­сох­нуть... И мы по­гиб­нем... Се­бя-то не жал­ко – я по­жил. А вот вы…»
Тем временем к Ле­щу под­плы­ли без­за­бот­ные щу­ря­та.
«Веселитесь. А тут бе­да при­шла», – рас­сер­дил­ся Лещ.
«Ка­кая бе­да? Ка­кая?»
«Во­до­ем наш от­де­лил­ся от ре­ки».
Щу­ря­та об­ра­до­ва­лись: «Очень да­же хо­ро­шо. За­то ни­кто чужой сю­да не при­плы­вет. И нам всег­да хва­тит кор­ма».
«Глупые. Во­до­ем мо­жет вы­сох­нуть... И тог­да все по­гиб­нем...» – сер­ди­то про­из­нес Щу­ре­нок.
«Я же вам го­во­рил: на­до от­сю­да уп­лы­вать... – до­ба­вил Лещ. – Од­но нас те­перь спа­сет: обильные до­жди. Тог­да во­до­ем опять мо­жет со­е­ди­нить­ся с ре­кой...»
«Бу­дем ждать до­ждей», – вздох­нул Щу­ре­нок.
* * *
Но до­ждей не бы­ло. На­сту­па­ло жар­кое за­суш­ли­вое ле­то. Щу­ре­нок вы­со­вы­вал го­ло­ву из во­ды и с на­деж­дой смот­рел на не­бо – не вид­но ли тем­ных до­жде­вых туч. Но лишь лег­кие бе­лые об­ла­ка из­ред­ка по­кры­ва­ли его. Днем на не­бе си­я­ло го­ря­чее сол­н­це, а ночью в во­до­еме от­ра­жа­лись круп­ные звез­ды.
«Во­да все убы­ва­ет. Где еще вче­ра пла­вал, се­год­ня уже зем­ля», – жаловался Щу­ре­нок Лещу.
«Да, обид­но», – отзывался Лещ.
«А ес­ли до­ждей во­об­ще не бу­дет?.. Что тог­да?»
«Не знаю...»
«Эх, по­че­му не уме­ем ле­тать, как пти­цы?.. Раз - и пе­ре­ле­тел су­шу».
«Ведь у нас нет крыль­ев».
Щу­ре­нок по­ма­хал плав­ни­ка­ми: «А это что?»
«Они же ма­лень­кие...» – ска­зал Лещ.
«Ну и что! А кто-ни­будь про­бо­вал с ни­ми ле­тать?»
«Я слы­шал от муд­ро­го со­ма, ко­то­рый жи­вет в омуте уже две­сти лет, что где-то в оке­а­не есть ры­бы, ко­то­рые уме­ют ле­тать, прав­да, не да­ле­ко...»
«Ну вот! На­до и нам попытаться!» – об­ра­до­вал­ся Щу­ре­нок.
«Бес­по­лез­но».
«Это луч­ше, чем просто горевать. Я по­про­бую... – Щу­ре­нок ра­зо­гнал­ся, выпрыгнул над во­дой и шлеп­нул­ся обратно. – Эх, не по­лу­чи­лось...»
«Ты раз­гонись посильней», – по­со­ве­то­вал Лещ.
Щу­ре­нок сно­ва, пры­га­ет, энер­гич­но ма­шет плав­ни­ка­ми... и не­мно­го ле­тит. «Ура, ле­чу, ле­чу!» – кри­чит, но вскоре па­да­ет.
«Все-та­ки мы не можем ле­тать...» – гру­ст­но за­ме­тил Лещ.
«А я бу­ду пытаться», – уп­ря­мо твер­дит Щу­ре­нок.
Он разгоняется в чет­вер­тый раз и ле­тит, но в этот мо­мент с не­ба бросается большая чай­ка, хва­та­ет его ког­тя­ми и под­ни­ма­ет вверх. Щу­ре­нок де­рга­ет­ся, вы­ры­ва­ет­ся - и па­да­ет. Чай­ка кидается за ним, но он ус­пе­ва­ет скрыть­ся под во­дой. Чай­ка, раз­до­са­до­ван­ная, са­дит­ся на бе­рег. Щу­ре­нок вы­ны­ри­ва­ет и оби­жен­но спрашивает: «Ты, по­че­му ме­ня схва­ти­ла?»
Чай­ка ус­мех­ну­лась: «По­то­му, что ры­бой пи­та­юсь».
«Ты мне не да­ешь на­у­чить­ся ле­тать».
«И не дам...»
«Но мы ока­за­лись запертыми – и нам на­до вы­брать­ся».
«Не­че­го ле­тать. Вдруг, в са­мом де­ле, на­у­чи­тесь? А по­том бу­де­те нас – птиц – ку­шать».
«Не бу­дем».
«Нет, щу­кам я не ве­рю... Так что не на­дей­ся. От ва­ше­го щучь­е­го пле­ме­ни нам тоже достается. Бы­ва­ло, отдыхает чай­ка на во­де – а щу­ка сни­зу хвать сво­и­ми зу­ба­ми. Вы со вре­ме­нем та­ки­ми вы­ра­сте­те, что нас про­гло­тить сможете».
«Но лично мы тебе ни­чем не помешали».
«Вы­ра­сте­те – и будете пакостить. Уж лучше вас съе­дим. Вот пе­ре­сох­нет во­до­ем - и мы вас пе­ре­ло­вим. Вам не­ку­да бу­дет скрыть­ся».
* * *
На лу­га пригнали с фермы ста­до кол­хоз­ных ко­ров. Здесь рос­ла соч­ная гу­с­тая тра­ва – и ко­ро­вы, с удо­воль­ст­ви­ем и ап­пе­ти­том ку­шая ее по­сле сти­ра­ю­ще­го зу­бы се­на, да­ва­ли мно­го мо­ло­ка. На­ев­шись, они шли к ре­ке или к озе­ру, что­бы ох­ла­дить­ся и по­пить. Од­наж­ды они наткнулись на во­до­ем, в ко­то­ром ос­та­лись щу­ря­та, забрели по ко­ле­но в во­ду и жад­но ста­ли пить.
«Ка­кая чи­с­тая и теп­лая во­дич­ка здесь», – довольно ска­за­ла ры­жая Ко­ро­ва, раскачивая боль­шим вы­ме­нем. Щу­ре­нок, ко­то­ро­го Ко­ро­ва чуть не при­да­ви­ла ко­пы­том, во­с­к­лик­нул: «Эй, вы кто та­кие?»
«Кто это пи­щит под ухом?» – уди­ви­лась Ко­ро­ва.
«Это я - щу­ре­нок».
«Му-у-у, ка­кой ма­лень­кий! И что те­бе на­до?»
«Что­бы вы уш­ли от­сю­да».
«За­чем?»
«Всю на­шу во­ду выпьете. Ее итак ма­ло. Да и ко­пы­та­ми можете нас раздавить».
«Ни­че­го не хо­чу знать. Нам жар­ко, мы при­шли сю­да пить – и не уйдем».
«А вам нас не жал­ко?»
«Прежде на­до по­жа­леть се­бя. Ес­ли не бу­дем пить, у нас не бу­дет мо­ло­ка. А оно нуж­но лю­дям и их де­тям».
«А кто та­кие лю­ди?» – спро­сил Щу­ре­нок.
«Это на­ши хо­зя­е­ва. Хо­дят на двух но­гах... – от­ве­ти­ла Ко­ро­ва.
«А ес­ли вы не да­ди­те мо­ло­ка, что бу­дет?»
«Они нас за­ре­жут на мя­со. Мы нуж­ны, по­ка да­ем мо­ло­ко».
«Не­у­же­ли вы их бо­и­тесь? Ведь вы та­кие боль­шие и силь­ные! У вас та­кие мо­гу­чие ро­га».
«Лю­ди гораздо силь­нее. И мы им дол­ж­ны под­чи­нять­ся, ина­че они зи­мой не да­дут кор­ма – и мы ум­рем от го­ло­да».
«А ес­ли вы бу­де­те пить, мы ум­рем без во­ды...»
«Ну что ж... Вы ум­ре­те – дру­гие ос­та­нут­ся. В Ка­ме ры­бы мно­го».
«Но мы жить хо­тим. Мы еще ни­че­го в жиз­ни не ус­пе­ли».
«Жал­ко вас, жал­ко, но и пить мы хо­тим – ви­дишь, ка­кая жа­ра, ка­кое го­ря­чее сол­н­це!»
«А вы иди­те на Ка­му - там мно­го во­ды».
«Мы и там пьем... но до Ка­мы далеко, а мы ус­та­ли очень. И вообще, ты над­оел раз­го­во­ра­ми. Ес­ли не от­ста­нешь – уку­шу», – и ры­жая Ко­ро­ва по­ка­за­ла ог­ром­ные бе­лые зу­бы и с досадой фыркнула.
* * *
Вдруг каж­дую ночь ста­ли ис­че­зать щу­ря­та. Ког­да про­снут­ся ут­ром, то трех-че­ты­рех не хва­та­ет. Оза­да­чен­ный Щу­ре­нок ис­с­ле­до­вал весь во­до­ем, все ис­кал пропавших, за­гля­нул в каж­дый уго­лок, но братьев не нашел. Чай­ки схва­тить их не мог­ли, по­то­му что ночью не ле­та­ли. Тог­да – кто? Ре­шил Щу­ре­нок не спать, что­бы уз­нать, кто кра­дет братьев.
Все щу­ря­та уже дав­но ус­ну­ли, а он по сто­ро­нам смот­рит, при­слу­ши­ва­ет­ся. Вот уж поч­ти ут­ро... Не­бо ро­зо­ве­ет. И вот Щу­ре­нок ус­лы­шал, как кто-то ныр­нул. По во­де по­шли кру­ги. По­том раз­дал­ся всплеск, и кто-то вы­брался на зем­лю, мяг­ко-мяг­ко пе­ре­сту­пая. Щу­ре­нок, скры­ва­ясь за стеб­ля­ми тра­вы, по­плыл на шум. Ког­да он вы­су­нул из во­ды го­ло­ву, то уви­дел на бе­ре­гу лов­ко­го пу­ши­сто­го зверь­ка, ко­то­рый грыз острыми зубами рыбку. «От­пу­сти её!» – во­с­к­лик­нул Щу­ре­нок.
«Мол­чи, а то и те­бя съем», – прорычал пу­ши­стый зверь, шерсть ко­то­ро­го лос­ни­лась под бле­ском звезд.
«Зна­чит, это ты съел мо­их брать­ев?»
«Ко­неч­но!» – пу­ши­стый зверь свер­к­нул злы­ми гла­за­ми.
«Не­у­же­ли ты нас всех съешь?»
«Обя­за­тель­но».
«Ну, ты и про­жор­ли­вый!»
«Да, мне очень нра­вят­ся рыб­ки. Осо­бен­но та­кие слад­кие и ма­лень­кие, как вы».
«Но по­че­му вы нас оби­жа­е­те: и чай­ка, и ко­ро­вы, и ты... ко­то­ро­го я да­же не знаю, как звать?»
«Нор­ка я... и жизнь ме­ня на­у­чи­ла, что всег­да кто-то ко­го-то дол­жен съесть».
«А мы не да­дим се­бя в оби­ду. Ночью, ког­да ты при­хо­дишь, не бу­дем спать, а будем настороже».
«Ха-ха-ха. Спи­те вы или нет – я вас пой­маю. Деть­ся-то вам не­ку­да».
«Это не­че­ст­но - ку­шать без­за­щит­ных».
«Ме­ня бес­по­лез­но сты­дить», – и, об­лиз­нув­шись, нор­ка бес­шум­но убе­жа­ла в тем­ные ку­с­ты.
* * *
Маль­чиш­ки Ви­тя и Ми­ша ча­с­тень­ко пла­ва­ли на лод­ке на за­кам­ские лу­га. Купа­лись, за­го­ра­ли на го­ря­чем и чистом пе­соч­ке. Загар за лето уже въел­ся в их те­ла, слов­но смо­ла в бор­та лод­ки, на ко­то­рой при­ез­жа­ли.
Се­год­ня ре­бя­та по­шли есть спелую клубнику, что сви­са­ла на сте­бель­ках, как ма­лень­кие крас­ные лам­поч­ки на елочной гирлянде, и светилась, когда луч сол­н­ца прон­зал ее на­сквозь... На­ев­шись ягод, они раз­дви­ну­ли ку­с­ты и уви­де­ли водоем, за­рос­ший по краям вы­со­кой тра­вой.
«Да тут по­лно ры­бы! Щу­ря­та, и уже боль­шие. Их мы ру­ка­ми пе­ре­ло­вим!» – во­с­к­лик­нул Ми­ша, на­клонившись над во­дой.
«Ру­ка­ми – не­ин­те­рес­но. На­до удоч­кой», – сказал Витя.
«А друзьям по­хва­лим­ся, что пой­ма­ли удоч­кой», – Ми­ша по­лез в во­ду, стал хва­тать щу­рят ру­ка­ми и вы­бра­сы­вать на бе­рег.
«А мо­жет, не будем ловить? Пусть живут», – ска­зал с жа­ло­стью Ви­тя.
Миша отмахнулся: «Они все рав­но по­гиб­нут, ког­да озе­ро пе­ре­сох­нет. Их чай­ки пе­ре­ло­вят и нор­ки».
«Но еще хоть порезвятся не­много... Да и мя­со у щу­рят не­вкус­ное: они ма­лень­кие и же­с­т­кие. Ни уху сва­рить, ни по­жа­рить...»
«Нет уж. Луч­ше я их от­ве­зу бабушкиным до­маш­ним ут­кам: они жут­ко про­жор­ли­вые, за один обед всех съе­дят».
«А мо­жет, их в Ка­му пе­ре­не­сем? Что­бы жи­ли...»
«Ну, ты да­ешь! Че­го-че­го, а уж хищ­ни­ков в Ка­ме - щук, су­да­ков - хва­та­ет. Они же всю ры­бу по­е­дят, ког­да вы­ра­стут. Ви­дишь, как их много!»
Ми­ша сде­лал из рубашки, за­вя­зав на ней ру­ка­ва, ме­шок и стал скла­ды­вать ту­да ры­бу. Щу­ря­та но­си­лись из кон­ца в ко­нец водоема и кри­ча­ли: «Что нам де­лать? Что? Нас пе­ре­ло­вят. Мы все по­гиб­нем...»
Лещ с го­речью ска­зал: «Я вас предупреждал. На­до бы­ло уплывать в реку, а те­перь уже нам никто не поможет...»
«Эх вы, лен­тяи и тру­сы! Ос­та­лись здесь. Теп­лой во­дич­ки на­до бы­ло... лег­ко­го кор­му», – укорил Щу­ре­нок.
Щу­ря­та горестно со­гла­ша­лись: «Да, ви­но­ва­ты... Бы­ли глу­пы­ми...»
«Те­перь поз­д­но ви­нить­ся – все упу­ще­но. От лю­дей не спа­стись. За свою дол­гую жизнь я по­нял: это са­мые хит­рые лов­цы. У них есть се­ти, лод­ки, ос­т­рые крюч­ки...» – вздох­нул Лещ.
«А мо­жет, их мож­но уго­во­рить нас не гу­бить?» – ска­зал Щу­ре­нок.
«Нет. Лю­ди не по­ни­ма­ют язы­ка рыб и жи­во­тных», – от­ве­тил Лещ.
«Я все-та­ки по­про­бую».
«Бес­по­лез­но...»
В этот мо­мент Ми­ша схва­тил за жаб­ры Ле­ща и воскликнул: «Ого, ка­кая ры­би­на скры­ва­лась в тра­ве – ки­ло­грам­ма три бу­дет весом!»
«Про­щай, щу­ре­нок, не су­мел я вас спа­сти...» – ус­пел ска­зать Лещ.
«Про­щай, де­душ­ка...» – Щу­ре­нок помахал ему плавником.
Вско­ре во­да в озер­це ста­ла мут­ной-мут­ной: со дна под­нял­ся ил, ядо­ви­тый газ от дон­ных рас­те­ний – и щу­ря­там ста­ло трудно ды­шать. Ког­да они по­ка­зы­ва­ли на по­вер­х­но­сти го­ло­вы, ре­бя­та тут же хва­та­ли их.
«Ка­жет­ся, всех пой­ма­ли...» – ска­зал Ви­тя.
«Нет, еще один ос­тал­ся. Очень шу­с­т­рый – го­ня­юсь за ним, го­ня­юсь. Вот опять вы­ныр­нул...» – азар­т­но про­из­нес Ми­ша.
«Стой, не ло­ви... Он так смот­рит на нас, буд­то что-то ска­зать хо­чет... Ви­дишь, рот рас­кры­ва­ет».
«Да что он мо­жет ска­зать?! Пой­ма­ем его ско­рей, да и до­мой – уло­вом хва­лить­ся», – Ми­ша пы­та­ет­ся схватить щуренка, но тот ус­коль­за­ет из рук. За­брыз­ган­ный грязью, мок­рый с го­ло­вы до ног, ус­тав­ший Ми­ша на­ко­нец-то ло­вит щу­рен­ка и по­бед­но кри­чит:
«Ну, все. И он по­пал­ся!»
* * *
Вско­ре ре­бя­та уже плыли че­рез Ка­му в родное село. На дне лод­ки лежал большой ме­шок с уловом. «Смот­ри-ка, один все еще ше­ве­лит­ся...» – ска­зал Ви­тя.
«Они жи­ву­чие – да­же ес­ли на горячей ско­во­ро­де жарить, пры­гать на­чнут», – сказал Ми­ша, загребая веслами.
Ви­тя до­ста­ет из меш­ка Щу­рен­ка, рас­кры­ва­ет ла­донь. Щу­ре­нок, уже засыпавший мертвым сном, слы­шит плеск во­ды, де­ла­ет рез­кое дви­же­ние и вы­скаль­зы­ва­ет из рук за борт.
«Смот­ри-ка, ожил! – во­с­к­лик­нул Ви­тя. – Видимо, это тот са­мый – шу­с­т­рый».
В реке Щу­ре­нок на мгно­ве­ние рас­те­рян­но за­мер, но, про­пу­стив во­ду че­рез жаб­ры, встре­пе­нул­ся и, бы­с­т­ро виляя хво­стом, поплыл в глу­би­ну – где во­да бы­ла про­хлад­ная, не то что в озерце, мут­но­ва­тая, но за­то там ждал про­стор. Ра­ду­ясь свободе, но и горь­ко со­жа­лея о по­гиб­ших брать­ях и се­с­т­рах, он ду­мал: «Най­ду ма­му и рас­ска­жу ей, что с на­ми слу­чи­лось...»
Еще он хо­тел по­ско­рее вы­ра­сти боль­шим, чтоб ни­ко­му не да­вать се­бя в оби­ду!