Уолтер Айзексон Инноваторы. Как несколько гениев, хакеров и гиков совершили цифровую революцию

Sun Microsystems. Пейдж, который позже добавит в этот список самое громкое название,
считал, что коммерческая составляющая идет научно-исследовательским проектам на
пользу. «По-моему, эффективность исследований очень возрастала, когда их проводили с
учетом условий реальной жизни, — говорил он. — Это уже не сухая теория. Хочется
применять свои решения на практике».
Осенью 1995 года, перед тем как поступить в аспирантуру Стэнфорда, Пейдж участвовал
в программе, где новичков знакомили с кампусом и окрестностями. В частности, они
должны были ехать на день в Сан-Франциско. Его группу сопровождал общительный
аспирант Сергей Брин, учившийся в Стэнфорде второй год. Пейдж от природы был
человеком сдержанным, но Брин так допекал его своими резкими заявлениями, что
вскоре они уже спорили на все темы подряд, от компьютеров до городской планировки.
Они нашли друг друга. «Помню, он показался мне несносным типом, — признался
Пейдж. — Мне он до сих пор таким кажется. Возможно, я ему тоже». Да, это чувство
было взаимным. «Мы оба показались друг другу довольно невыносимыми, —
рассказывает Брин. — Но мы говорим так в шутку. Мы же в итоге много общались, и это
было не просто так. А еще мы постоянно подкалывали друг друга».
Родители Сергея Брина также были учеными, математиками, но его детство было совсем
не похоже на детство Пейджа. Брин родился в Москве, его отец преподавал математику
в Московском государственном университете, а мать была научным сотрудником
Института нефтехимической и газовой промышленности. Они были евреями, поэтому
сделать хорошую карьеру им бы никто не дал. «Мы жили очень бедно, — рассказывал
Сергей журналисту Кену Алетте. — Родителям пришлось столкнуться с большими
трудностями». Когда отец подал документы на выезд из страны, и его, и жену выгнали с
работы. В мае 1979 года им выдали выездные визы, Сергею тогда было пять лет.
Общество помощи еврейским иммигрантам помогло им устроиться в США: они
поселились в рабочем квартале вблизи Университета Мэриленда, где Брин-старший
начал преподавать математику, а мать устроилась в расположенный неподалеку Центр
космических полетов Годдарда при НАСА.
Сергея отдали в школу Монтессори, где детей учили мыслить независимо. «Там никто

---

тебе не говорит, что нужно делать, — вспоминает Брин. — Ты сам выбираешь свой путь».
В этом они с Пейджем и были похожи. Позднее друзей спросили, был ли их успех связан
с тем, что их родители — ученые, и они оба ответили, что большую роль в их жизни
сыграло обучение по системе Монтессори. «Мне кажется, что дело в воспитании, в том,
что нас учили игнорировать правила и приказы, самим проявлять инициативу,
критически относиться к происходящему вокруг и поступать нестандартным
образом», — рассказал Пейдж.
Брина и Пейджа объединяло еще одно: они с юного возраста умели работать на
компьютерах. Родители подарили Брину Commodore 64 на его девятый день рождения.
«В те времена было намного проще запрограммировать компьютер, чем сегодня, —
утверждает Брин. — На моей машине был установлен интерператор BASIC, поэтому я
мог сразу начать разрабатывать свои программы». В средней школе Брин и его друг
писали программы, которые имитировали искусственный интеллект и могли поддержать
диалог с человеком, но только на письме. «Не думаю, что сейчас дети, начиная работать
на компьютерах, имеют возможность так легко погрузиться в программирование, как это
было со мной».
Когда Брину исполнилось семнадцать лет, отец взял его с собой в Москву. Брин чуть
было не угодил в переделку из-за своих бунтарских настроений: он начал бросать камни
в милицейскую машину. К нему подошли два сотрудника, чтобы разобраться, но
родителям удалось все уладить. «Думаю, во мне живет бунтарский дух, потому что я
родился в Москве. И я бы сказал, что во взрослом возрасте он никуда не исчез».
Мемуары физика Ричарда Фейнмана произвели на Брина сильное впечатление. Вслед за
Леонардо да Винчи Фейнман горячо поддерживал союз искусства и науки. «Помню, в
книге был отрывок, где он рассказывал, что хотел бы быть одновременно художником и
ученым, как Леонардо, — сказал Брин. — Меня это очень воодушевило. Это ведь был
рецепт счастливой жизни».
Он сумел закончить старшую школу за три года, а еще через три получил диплом
бакалавра по математике и информатике в Университете Мэриленда. Какое-то время они
с приятелями, такими же компьютерными гиками, засиживались на электронных досках
объявлений и в интернет-чатах, однако вскоре Брину стало скучно читать, как
«десятилетние мальчики пытаются говорить о сексе». Он увлекся текстовыми
многопользовательскими компьютерными играми (МУДами) и даже сам написал одну. В
ней был почтальон, доставлявший игрокам взрывающиеся посылки. «Я много времени
провел в МУДах и считал их классными», — вспоминает Брин. Весной 1993 года, когда
он учился на последнем курсе университета, Марк Андриссен выпустил свой браузер
Mosaic. Брин его скачал и пришел в полный восторг от Интернета.
Брин получил грант от Национального научного фонда США и поступил в аспирантуру
Стэнфорда, где решил изучать data mining — сбор и анализ данных. (Массачусетский
технологический институт нанес двойной удар, отказав как Брину, так и Пейджу, чем
навредил если не им, то себе точно.) Для получения ученой степени Брину нужно было
сдать восемь экзаменов, и вскоре после приезда он прошел семь из них на отлично. «Я
провалил тот экзамен, в котором был больше всего уверен. Я пошел к преподавателю,
чтобы обсудить ответы, и у меня получилось настоять на своем. Так мне зачли все
восемь тестов». Таким образом, остаток года Брин мог жить в свое удовольствие, ходить
на любые лекции и заниматься любимыми видами спорта: акробатикой, воздушной
гимнастикой на трапеции, парусным спортом, плаванием и спортивной гимнастикой —
довольно необычный набор. Он мог ходить на руках и как-то признался, что подумывал
сбежать и присоединиться к цирку. Брин также очень любил кататься на роликах, и
нередко можно было видеть, как он молнией проносился по залам и коридорам.
Пейдж только прибыл в Стэнфорд, а через несколько недель весь факультет
компьютерных наук переехал в новое здание имени Билла Гейтса. Брину не
понравилось, как архитектор пронумеровал помещения, поэтому он предложил новую
систему, которая лучше описывала, где какое помещение находится и какое между ними
расстояние: «Моя система была, так сказать, интуитивно понятна». Пейдж делил
учебную комнату с тремя другими аспирантами, и там же обосновался Брин. Система
полива растений в подвесных горшках управлялась компьютером, пианино тоже было
подключено к компьютеру, также в комнате были всевозможные электронные гаджеты и
туристические пенки для желающих поспать днем или остаться в университете на ночь.

---

Неразлучным друзьям дали прозвище, которое писалось в «верблюжьем регистре», —
ЛарриИСергей. Их споры и колкие подшучивания напоминали дуэли, в которых мечи
становились только острее, затачиваясь друг о друга. Тамара Манзнер, единственная
девушка в группе, называла их перепалки «так глупо, что умно». Особенно часто она
говорила эти слова, когда приятели обсуждали абсурдные идеи, например, можно ли
построить из лимских бобов что-то размером с дом. «Было очень весело заниматься в
одной комнате с ними, — рассказывает Манзнер. — У нас у всех был сумасшедший
график. Помню, как-то раз у нас не было свободных мест в три часа утра в субботу».
Тандем ЛарриИСергей прославился не только своей гениальностью, но и дерзкими
выходками. «Они даже не пытались изобразить уважение к вышестоящим, — вспоминает
профессор Раджив Мотвани, один из их кураторов. — Они постоянно со мной спорили и
без зазрения совести могли сказать: „Вы несете полную чушь!“»
Нередко инноваторы объединяются в команды так, что сильные стороны одного
компенсируют недостатки другого. Так было и с тандемом ЛарриИСергей. Пейдж был не
особо общительным, ему было проще наладить зрительный контакт с монитором, чем с
незнакомцем. У него было хроническое заболевание голосовых связок из-за
перенесенной вирусной инфекции, поэтому говорил он тихим и хриплым голосом. Порой
он предпочитал промолчать (в этом был некоторый шарм), чем мог приводить людей в
замешательство. Зато от этого его редкие реплики становились еще более
запоминающимися. Иногда Пейдж уходил глубоко в себя, а иногда был очень
интересным собеседником. Он умел вдруг искренне улыбнуться и так внимательно
слушал людей, что невольно льстил им и немного обескураживал. Пейдж обладал
строгим научным умом, умел находить противоречия в самых обыденных высказываниях
и мог легко превратить поверхностный разговор в глубокую дискуссию.
Брин же умел быть очаровательным хамом. Он мог войти в комнату без стука, с порога
рассказать обо всех своих идеях и влиться в любую беседу. Пейдж был более вдумчивым
и скрытным. Брину достаточно было знать, что что-то работает, а Пейдж должен был
разобраться, почему оно работает. Энергичный и разговорчивый Брин часто притягивал
к себе всеобщее внимание, зато в конце дискуссии Пейдж умел переключить всех на
себя, вставив несколько замечаний. «Наверное, я застенчивее Сергея, хотя он иногда
тоже бывает нерешительным, — говорит Пейдж. — Мы были отличной командой, потому
что, возможно, я мыслил несколько шире, разбирался в разных областях. Я закончил
факультет компьютерных технологий и больше него знал про технику и оборудование, а
он больше смыслил в математике».
Пейдж восхищался интеллектом Брина. «Он был невероятно умен, даже по меркам
факультета компьютерных технологий».
К тому же общительность Брина помогала ему объединять людей. Когда Пейдж приехал
в Стэнфорд, ему выделили стол в общей комнате для магистров и аспирантов, известной
как «загон». «Сергей был очень компанейский, — вспоминает Пейдж. — Он знакомился
со всеми студентами и приходил потусить с нами в „загоне“». У Брина был особый
талант заводить дружбу с преподавателями. «У Сергея как-то получалось попадать к
профессорам в кабинеты, общаться с ними. Это было довольно необычно для аспиранта.
Думаю, преподаватели это терпели, потому что он обладал незаурядным умом и много
знал — ему было что сказать о самых разных вещах» .
Пейдж присоединился к группе студентов, изучавших симбиоз «человек — машина».
Первые шаги в данной области сделали еще Ликлайдер и Энгельбарт, а теперь Пейдж с
коллегами искали новые способы повысить эффективность взаимодействия людей и
компьютеров. Это было темой любимого курса Пейджа в Мичигане. Он был убежден, что
ПО должно проектироваться с расчетом на пользователя, то есть все интерфейсы
должны быть интуитивно понятными, а пользователь всегда прав. Пейдж поступал в
Стэнфорд, заранее зная, что своим научным руководителем хочет видеть Терри
Винограда, жизнерадостного ученого с прической Эйнштейна. Виноград занимался
искусственным интеллектом, однако затем задумался о сущности человеческого
познания и сменил тему исследований, как сделал и Энгельбарт. Виноград начал
изучать, как машины могут усилить (а не повторить и заменить) человеческий разум. «Я
оставил свои разработки, которые можно было считать попытками создать
искусственный интеллект, и сфокусировался на более общем вопросе: „Как вы хотите
взаимодействовать с компьютером?“» — объяснил Виноград.

---

Хотя Ликлайдер и добился впечатляющих успехов в изучении симбиоза «человек —
машина» и разработки интерфейсов, эта область по-прежнему считалась довольно
несерьезной дисциплиной. Инженеры-прагматики, занимавшиеся «настоящими»
компьютерными науками, смотрели на новое направление несколько свысока и считали,
что такое обычно преподают бывшие психологи (Ликлайдер и Джудит Олсон пришли в
IT из психологии). «Люди, которые работали с машинами Тьюринга или чем-то
подобным, думали, что исследователи человеческих реакции занимаются какими-то
нежностями, чем-то почти гуманитарным», — рассказывает Пейдж. Виноград помог
повысить престиж этой области. «Терри хорошо разбирался в компьютерных
технологиях, поскольку до этого работал над искусственным интеллектом, но ему также
были интересны вопросы взаимодействия человека и компьютера. Этой проблеме
уделялось мало внимания, и репутация у нее была незаслуженно низкая». В
университете одним из любимых предметов Пейджа был курс «Кинематография и
проектирование пользовательского интерфейса»: «Нам рассказывали, как можно
использовать язык фильмов и киноприемы при создании компьютерных интерфейсов».
В сфере научных интересов Брина был сбор и анализ данных. Вместе с профессором
Мотвани он открыл студенческую группу «Анализ данных в Стэнфорде», сокращенно