Если мы и замечаем, что современные взаимоотношения человека и мира скорее дисгармоничны,
чем гармоничны, то это происходит оттого, что мы различаем гармонию и дисгармонию. Однако если
бы мы имели дело исключительно с хаосом как таковым, то мы бы не знали, что такое гармония и
дисгармония. Так же человеку с мифологическим мировоззрением не нужна никакая мифологизация.
Композитору, не знающему гармонии, не нужны никакие диссонансы для большей выразительности его
музыки. Если мы видим, что современной серьезной музыке недостает мелодий, то это значит, что мы
избалованы мелодичностью классической и романтической музыки в лице Баха, Моцарта, Бетховена,
Шумана и Вагнера.
Таким образом, взаимоотношения человека с миром в настоящее время можно было бы иначе
назвать постгармоничными или, если угодно, постантичными.
Категория
возвышенного занимает особое место в системе эстетических ценностей. Собственно
возвышенное стоит на гране эстетики и этики. Существует понятие
так называемого возвышенного
стиля. Сравним, например, слова жизнь и житие. На первый взгляд кажется, что смысл обоих слов
одинаков, только слово житие таит в себе что-то неуловимо возвышенное: не про каждую жизнь
скажешь житие. Само слово житие как бы возвышает то, о чем оно говорит.
О возвышенном много писали античные риторы. Псевдо-Лонгин усматривал происхождение
возвышенного из соединения значительных мыслей с красотой их формального выражения. Итак, снова
возникает необходимость в категории красоты при обосновании другого эстетического понятия.
Действительно, возвышенность речи придает не только содержание, но и форма. Иногде даже, как
известно, выдающиеся ораторы успешно злоупотребляют воздействием на массы именно формы.
Однако это гипнотизирующее воздействие спадает,
как только выясняется, что на самом деле за
формой не скрыто никакого выдающегося содержания. Быть выдающимся лектором не значит быть
выдающимся мыслителем или писателем.
Все же можно выделить две формы самого возвышенного внешнюю и внутреннюю. Внешняя
воплощается в грандиозности, монументальности. Так, фараонские пирамиды стремились своей
огромностью показать, что фараон относится к сфере возвышенного над сферой, к которой принадлежат
его подданые. Но это более примитивное возвышенное. Внутренее возвышеннное – это утонченное
возвышенное, достигнутое за счет резервов, скрытых внутри всего, что существует.
Всякая тварь
может возвыситься – нужно только
захотеть в полном значении этого слова ей самой. Эта мысль,
пожалуй, выражает подлинный смысл существования. С древности известна фраза, которая говорит о
том, что не нужно никакой внешней возвышенности, достаточно внутренней: "довольствоваться малым
– божественно". Прекрасные слова, в полной мере выражающая сущность возвышенного. Вспомним,
что для эгоистичности каждого из нас именно довольствоваться малым самое трудное. Значит, если
бы фараон обладал внутренней возвышенностью, то у него не возникло бы желания строить себе
пирамиду, уходящую в небо. И
напротив, построенная пирамида должна была заменить внутреннее
отсутствие возвышенного. Это форма без содержания.
Возвышенное связано с
катарсисом.
В эстетике самым известным толкователем категории катарсиса считается Аристотель. Однако
Аристотель крайне скудно описывает катарсис. В известном месте из шестой главы "Поэтики" лишь в
нескольких словах говорится: "трагедия при помощи сострадания и страха достигает очищения…"
Известный исследователь античный эстетики А.Ф.Лосев предлагает оригинальное ноологическое
толкование сущности катарсиса (от греч. нус – ум). Ум, на самом деле, является своеобразным
средоточием аристотелевской философии. По Аристотелю, все душевные силы, постепенно
освобождаясь от потока становления, в котором они они только и возможны, превращаются в
единый
Ум. Нус, однако, не есть некая интеллектуальная сторона души или, если угодно, психики. Нус выше
самой души и представляет собой высшую собранность всего растекающегося множества психической
жизни в самодовлеющее пребываение в одном. О сосредоточенности в уме нельзя сказать, что в нем
преобладает чувство или же интеллект. Сосредоточенность в уме выше самой души со всеми
присущими ей отдельными силами. Поэтому катарсис как сосредоточение в уме, по Аристотелю, вне
характериситики с точки зрения отдельных психических актов. Например, катарсис находится вне
сострадания или страха, то есть с чувствами, с которыми его традиционно связывают в эстетике.
По Аристотелю, пережить катарсис можно исключительно
путем вживания в изображаемое, то
есть зрителю представляется, что изображаемое происходит именно с ним. Лосев обращает внимание
на важное отличие очищения и умозаключения.
Одно дело пережить очищение и другое дело
