…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Глава 7 
1 
Как рассказать о семи неделях, проведенных в Дерри? Как объяснить, почему я
возненавидел этот город и начал его бояться?
Не потому, что он хранил секреты (а он хранил), не потому, что там
совершались ужасные преступления (а они совершались) и некоторые остались
нераскрытыми. 
С этим покончено,
сказала девчушка по имени Беверли, и
мальчишка по имени Ричи это подтвердил, да и я тоже пришел к такому выводу…
Вот только тень, накрывавшая этот город со странным центром-котловиной, никуда
не делась.
Ненавидеть Дерри меня заставило предчувствие надвигавшейся неудачи. И
ощущение тюрьмы с эластичными стенами. Если бы я захотел уйти, они бы
выпустили меня (с готовностью), но если бы остался, только сдавливали бы сильнее
и сильнее. Сдавливали бы, пока не лишили бы способности дышать. И — самое
худшее — вариант с бегством я теперь не рассматривал, потому что уже увидел
Гарри до того, как он охромел и обрел доверчивую, чуть изумленную улыбку. До
того, как он превратился в Гарри-Жабу, прыгающего по а-ве-ню.
Я увидел и его сестру. И она перестала быть именем в старательно написанном
сочинении, безликой маленькой девочкой, которая любила собирать цветы и ставить
их в вазы. Иногда я лежал без сна, думая о том, как в хэллоуинский вечер она хотела
выйти на охоту за сластями в костюме принцессы Летоосень Зимавесенней. И без
моего вмешательства этого не случится. Зато ее будет ждать гроб после долгой и
безуспешной борьбы за жизнь. Гроб будет ждать и ее мать, имени которой я еще не
знал. И Троя. И Артура, которого все звали Таггой.
И я не знал, как бы сумел ужиться со своей совестью, если бы позволил этому
случиться. Потому остался, но мне пришлось нелегко. А когда я думал о том, что все
это придется повторить в Далласе, мой разум вскипал. По крайней мере, говорил я
себе, Даллас — не Дерри. Потому что второго такого города, как Дерри, просто быть
не могло.
И как мне все это рассказать?
В мою бытность учителем я постоянно делал упор на простоту. И в
художественной литературе, и в документальной прозе существуют только один
вопрос и один ответ. Читатель спрашивает: 
Что случилось? Случилось вот что,
отвечает писатель. 
Это… И это… А еще это.
Будьте проще. Только так можно все
разъяснить.
Так что я постараюсь, но вы должны помнить, что в Дерри реальность —
тонкая корочка льда на черной воде глубокого озера. И тем не менее.
Что случилось?
Это случилось. И это. А еще это.
2 

---

В пятницу, мой второй полный день в Дерри, я пошел в «Супермаркет на
Центральной». Подождал до пяти часов пополудни, полагая, что в это время в
магазине будет особенно большой наплыв покупателей: по пятницам выплачивали
жалованье, и многие люди (под людьми я подразумеваю жен, потому что в 1958-м
один из законов жизни гласил: «Мужья продукты не покупают») именно в этот день
делали основные закупки. В толпе я мог затеряться, не привлекая к себе внимания.
Чтобы еще больше облегчить задачу, я зашел в магазин «У. Т. Грант» и купил чинос
и синие байковые рубашки. Вспомнив Бесподтяжечника с дружками у бара «Сонный
серебряный доллар», также приобрел рабочие ботинки «Вулверин». По пути к
супермаркету периодически пинал мысками бордюрный камень, пока не сбил их.
Как я и надеялся, народу в магазине хватало, ко всем трем кассам выстроились
очереди женщин с полными тележками. А немногочисленные мужчины обходились
корзинками, и я последовал их примеру. В свою положил сетку яблок (стоивших
дешевле грязи), сетку апельсинов (почти таких же дорогих, как в 2011-м). Под
ногами чуть поскрипывали вощеные половицы.
Чем именно занимался мистер Даннинг в «Супермаркете на Центральной»,
Бевви-На-Ели не сказала. Точно не работал управляющим — в маленьком закутке со
стеклянными стенами, расположенном за отделом «Овощи-фрукты», сидел
седовласый господин, которому Эллен Даннинг могла приходиться внучкой, но
никак не дочкой. И на столе стояла табличка с надписью «МИСТЕР КАРРИ».
Минуя молочный отдел (меня позабавила надпись на плакате: «ВЫ
ПРОБОВАЛИ 
„ЙОГУРТ“? 
ЕСЛИ 
НЕТ, 
ВАМ 
ПОНРАВИТСЯ, 
КОГДА
ПОПРОБУЕТЕ»), я услышал смех. Женский смех. По интонациям безошибочно
угадывались эмоции: «Ах ты, проказник». Я свернул в дальний проход и увидел у
мясного прилавка группу женщин, одетых по той же моде, что и три дамы в
«Кеннебек фрут». «МЯСНАЯ ЛАВКА» — гласила надпись на деревянной табличке,
подвешенной на хромированных цепях. «РАЗДЕЛКА ПО-ДОМАШНЕМУ», —
прочитал я ниже. И уже в самом низу: «ФРЭНК ДАННИНГ, СТАРШИЙ МЯСНИК».
Иногда жизнь преподносит совпадения, какие не выдумать ни одному
писателю.
Смешил дам именно Фрэнк Даннинг. Сходство с уборщиком, которому я
преподавал курс английского языка и литературы для получения аттестата, казалось
чуть ли не сверхъестественным. Я видел перед собой Гарри, только с совершенно
черными, а не седыми волосами, да и доверчивая, чуть изумленная улыбка стала
вульгарной и ослепительной. Не приходилось удивляться, что у прилавка толпились
женщины. Бевви-На-Ели думала, что он белый и пушистый, и почему нет? Да, ей то
ли двенадцать, то ли тринадцать, но она женщина, а Фрэнк Даннинг умел
очаровывать. И знал про свои таланты. Только по этой причине цвет женской
половины Дерри тратил заработанные мужьями деньги в «Супермаркете на
Центральной», хотя неподалеку находился чуть более дешевый «Эй энд Пи». Оно и
понятно: красавчик мистер Даннинг, мистер Даннинг во всем снежно-белом (только
на манжетах пятнышки крови, так он же, в конце концов, мясник), мистер Даннинг в
стильном головном уборе, чем-то среднем между колпаком шеф-повара и беретом
художника. Носил его мистер Даннинг, сдвинув на одну бровь. Клянусь Богом,

---

выглядело эффектно.
В целом мистер Фрэнк Даннинг, с розовыми, гладко выбритыми щеками и
аккуратно подстриженными черными волосами, смотрелся Божьим даром для
домохозяйки. Когда я подходил к нему, он как раз завязывал шпагатом, размотанным
с висевшей возле весов катушки, сверток с мясом, потом черным маркером
размашисто написал цену. Протянул сверток даме лет пятидесяти, с румянцем
школьницы на щеках, в домашнем платье, на котором цвели большие розы, и
нейлоновых чулках со швом.
— А это, миссис Левескью, фунт немецкой копченой колбасы, тонко
нарезанной. — Он доверительно склонился над прилавком, чтобы миссис Левескью
(и другие дамы) уловили завораживающий аромат его одеколона. Как думаете, он
пользовался «Аква велвой», подобно Фреду Туми? Я думаю, что нет. Я думаю, что
такой чаровник, как Фрэнк Даннинг, отдавал предпочтение чему-то более
дорогому. — Вы знаете, что бывает от немецкой копченой колбасы?
— Нет, — ответила миссис Левескью, чуть растянув слово: «Не-е-ет». Другие
дамы захихикали в ожидании ответа.
Взгляд Даннинга прошелся по мне и не заметил ничего интересного. Когда же
он вновь посмотрел на миссис Левескью, в его глаза вернулся фирменный блеск.
— Через час после того, как вы ее съедите, в вас просыпается жажда власти.
Не уверен, что дамы поняли, о чем речь, но залились веселым смехом. Даннинг
отправил радостно улыбающуюся миссис Левескью на кассу, и когда я пересекал
границу слышимости, он целиком и полностью сосредоточил свое внимание на
миссис Боуи, чему та, я в этом не сомневался, безмерно обрадовалась.