…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

5 октября. 15.45, Даннинг
на кладбище Лонгвью, ставит цветы на родительские (?) могилы. Дождь.
Я получил нужную мне информацию.

---

Глава 8 
1 
В оставшиеся до Хэллоуина недели мистер Джордж Амберсон обследовал
коммерческую недвижимость Дерри и окрестных городков.
Я, разумеется, не рассчитывал, что за столь короткое время меня примут за
своего, но хотел, чтобы местные привыкли к виду моего красного «санлайнера» и он
стал частью городского пейзажа. 
Вон едет тот парень, который занимается
недвижимостью. Он здесь уже почти месяц. И если он знает, что делает, кто-то
может заработать на этом деньги.
Когда люди спрашивали, что именно я ищу, я подмигивал и улыбался. Когда
спрашивали, как долго я здесь пробуду, отвечал, что точно сказать не могу. Я
ознакомился с географией города и начал изучать другую — словесный ландшафт
1958 года. Узнал, например, что под 
войной
подразумевается Вторая мировая, а
конфликт
— это Корея. И первая, и второй, слава Богу, закончились. Люди
тревожились из-за России и так называемого «отставания по ракетам», но не так
чтобы сильно. Люди тревожились из-за подростковой преступности, но не так чтобы
сильно. Тянущаяся рецессия людей не смущала: видали времена и похуже. Если ты с
кем-то торговался, не считалось зазорным сказать, что ты объевреил их (или они
обцыганили тебя). Среди дешевых сластей имелись «горошинки», «восковые губки»
и «негритосики»
[58]
. На юге правил Джим Кроу
[59]
. В Москве Никита Хрущев
выкрикивал угрозы. В Вашингтоне президент Эйзенхауэр бубнил о всеобщем
благоденствии.
Вскоре после разговора с Чезом Фрати я побывал на том месте, где прежде
стоял металлургический завод Китчнера. Увидел большой, заросший сорняками
участок к северу от города и да, согласился с тем, что это идеальное место для
торгового центра, особенно если сюда дотянут автостраду «Миля-в-минуту». Но в
тот день (в какой-то момент мне пришлось съехать на обочину и дальше идти
пешком, потому что колдобины могли повредить автомобиль) участок этот больше
напоминал руины древней цивилизации: мои дела, цари, узрите — и отчайтесь
[60]
.
Груды кирпича, ржавые обломки каких-то машин и агрегатов торчали из высокой
травы. По центру лежала давно упавшая дымовая труба, покрытая сажей, ее
громадное, облицованное керамической плиткой нутро заполняла темнота. Чуть
пригнувшись, я смог бы в нее войти, а я не из коротышек.
За эти недели до Хэллоуина я увидел немалую часть Дерри и 
ощутил
— в
немалой степени — его дух. Старожилы относились ко мне благожелательно, но —
за одним исключением — о дружбе речь не шла. Исключение составлял Чез Фрати,
и, оглядываясь назад, я понимаю, что такое сближение следовало воспринимать
настороженно, однако у меня и без того хватало проблем, и я не придал особого
значения его странному поведению. Подумал: 
Иногда просто встречается
дружелюбный парень, и все дела
, — и на этом остановился. Конечно же, я и
представить себе не мог, что другой старожил Дерри, Билл Теркотт, подослал ко мне
Фрати.

---

Билл Теркотт, он же Бесподтяжечник.
2 
Бевви-На-Ели говорила, что, по ее мнению, плохие времена для Дерри
закончились, но чем дольше я смотрел на этот город (и чем больше чувствовал —
особенно чувствовал), тем сильнее верил, что он отличался от других городов. Что-
то в Дерри было не так. Поначалу я пытался убедить себя, что дело во мне — не в
Дерри. Я пришлый, кочевник по времени, и любой город должен казаться мне
странным, перекошенным, совсем как напоминающие кошмарные сны мегаполисы в
романах Пола Боулза. Поначалу я придерживался этой версии, но день проходил за
днем, знакомство с городом продолжалось — и она представлялась мне все менее
убедительной. Я засомневался в справедливости утверждения Беверли Марш о том,
что плохие времена закончились, и представлял себе (по ночам, когда не мог
заснуть, а такое случалось часто), что она не знала, так ли это. Разве я не заметил
сомнения в ее глазах? Словно она сама верила не до конца, но очень хотела.
Возможно, не могла обойтись без этой веры.
Что-то не так.
Что-то неправильно.
Пустующие дома, напоминавшие лица людей, страдающих от жуткой душевной
болезни. Заброшенный сарай на городской окраине, чья дверь медленно
поворачивалась на ржавых петлях, открывая темноту, пряча, снова открывая. Разлом
в ограждении на Канзас-стрит, не так далеко от улицы, на которой жила миссис
Даннинг с детьми. Для меня изгородь эта выглядела так, будто что-то — или кто-то
— проломило ее и свалилось в Пустошь. Детская площадка с медленно
вращавшейся каруселью, которую никто не раскручивал — ни дети, ни ветер. При ее
движении невидимые подшипники громко скрипели. Однажды я увидел грубо
вырезанного из дерева Иисуса, который плыл по реке и исчез в тоннеле под Кэнал-
стрит. Длиной три фута. С оскаленными зубами. В терновой короне, сдвинутой
набок и съехавшей на лоб. С кровавыми слезами, нарисованными под странными
белыми глазами. Этот Иисус напоминал колдовской фетиш. На так называемом
Мосту поцелуев в Бесси-парке, среди надписей о школьном духе и вечной любви,
кто-то вырезал: «Я СКОРО УБЬЮ СВОЮ МАТЬ», — а ниже кто-то другой добавил:
«ДАВНО ПОРА ОНА УЖЕ ВСЯ ПРАГНИЛА ОТ БАЛЕЗНЕЙ». Как-то днем, шагая
по восточной границе Пустоши, я услышал жуткий визг, поднял голову и увидел
силуэт тощего мужчины, стоявшего на эстакаде железной дороги не так далеко от
меня. Он поднимал и опускал руку с зажатой в ней палкой. Визг прекратился, и я
подумал: