мужчина со сложенной газетой в руке. Такой мог искать дворовые или гаражные
распродажи. Или хорошие жилые дома, может, общественные здания, продающиеся
по дешевке. Такой мужчина не должен был выглядеть посторонним.
Во всяком случае, я на это надеялся.
По обеим сторонам обсаженной зелеными изгородями Коссат-стрит
выстроились старомодные новоанглийские дома-солонки. На лужайках вращались
разбрызгиватели. Мимо
меня пробежали два мальчика, перебрасывая друг другу
футбольный мяч. Какая-то женщина мыла автомобиль-универсал. Волосы она
забрала наверх и завязала платком. С нижней губы свисала неизменная сигарета.
Иногда женщина направляла струю на собаку, которая с лаем отскакивала прочь.
Коссат-стрит выглядела идеальным местом для натурных съемок какого-нибудь
телесериала из жизни маленького городка.
Две маленькие девочки крутили скакалку, в то
время как третья безо всяких
усилий подпрыгивала, пропуская ее под ногами, и пела: «Чарли Чаплин во Франции
щас! Смотрит, как дамы танцуют у нас! Салют капитану! Салют королю! И всех вас,
конечно, я тоже люблю!» Скакалка стукала-стукала-стукала по мостовой. Я
почувствовал на себе взгляд. Женщина с платком на голове перестала мыть
автомобиль. Замерла со шлангом в одной руке и большой намыленной губкой в
другой. Наблюдала, как я подхожу к играющим девочкам. Но я обогнул их по
широкой дуге, и женщина вернулась к прерванному занятию.
А я ведь сильно рисковал, заговорив с этими детишками на Канзас-стрит,
подумал я. И сам себе не поверил. Вот если бы я прошел слишком близко от
девочек… Да, тут бы меня ждали крупные неприятности. Однако Ричи и Бев были
своими в доску, я это понял, как только их увидел, да и они приняли меня за своего.
Одного поля ягоды.
Мы вас знаем?
— спросила девчушка. Бевви-Бевви, которая жила на ели.
Коссат-стрит заканчивалась тупиком, упираясь в большое здание, Вестсайдский
оздоровительный центр. Он не работал, а на заросшей сорняками лужайке стояла
табличка с надписью «ПРОДАЕТСЯ МУНИЦИПАЛИТЕТОМ». Такой объект,
несомненно, представлял интерес для любого уважающего себя охотника за
недвижимостью. В
двух домах от центра, по правую руку, маленькая девочка с
морковными волосами и веснушчатым личиком каталась взад-вперед по
асфальтовой
подъездной
дорожке
на
велосипеде
с
двумя
маленькими
дополнительными колесиками. Она распевала вариации одной фразы: «Бинг-бонг, я
услышала гонг, динг-донг, я услышала гонг, ринг-ронг, я услышала гонг…»
Я направлялся к оздоровительному центру с таким видом, будто больше всего
на свете
хотел рассмотреть его вблизи, но краем глаза продолжал наблюдать за
маленькой Рыжевлаской. Она раскачивалась из стороны в сторону, словно пытаясь
понять, как далеко сможет отклониться, прежде чем перевернется. Судя по
поцарапанным голеням, в эту игру она играла не в первый раз.
Фамилии на
почтовом ящике я не увидел. Только номер дома: 379.
Я подошел к табличке «ПРОДАЕТСЯ» и записал всю информацию на газету.
Потом развернулся и зашагал в обратном направлении. Когда проходил мимо дома
379 (по другой стороне улицы, уткнувшись в газету), на крыльцо вышла женщина. И
мальчишка. Он жевал что-то завернутое в салфетку. А в свободной руке держал
духовушку «Дейзи», которой менее чем через два месяца попытается испугать
разбушевавшегося отца.
— Эллен! — крикнула женщина. — Слезь с него, пока не свалилась! Иди в дом
и возьми булочку.
Эллен Даннинг слезла с велосипеда, бросила его на бок и побежала к дому, во
все горло крича:
— Синг-
сонг
, я слышала гонг!
Пряди ее волос, не такого красивого оттенка, как у Беверли Марш, мотались из
стороны в сторону.
Мальчик, который, повзврослев, напишет сочинение,
пронявшее меня до слез,
последовал за ней. Мальчик, которому предстояло выжить.
При условии, что мне не удастся все изменить. Но теперь, когда я увидел их,
реальных людей, живущих реальной жизнью, получалось, что другого выхода у
меня нет.