…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Он ничего не может тебе сказать, потому что сегодня день двойной
выплаты,
кричит Желтая Карточка, теперь ставший Черной Карточкой.
Я поворачиваюсь к Элу, только Эл уже превратился в скелет с зажатой в зубах
сигаретой — и просыпаюсь весь в поту. Ищу воспоминания, но воспоминаний нет.
Дек приносил мне статьи о близящемся визите Кеннеди, надеясь, что они
помогут вспомнить. Не помогли. Однажды, лежа на диване (после внезапного
приступа сна), я услышал, как они двое спорили насчет звонка в полицию. Дек
говорил, что анонимный звонок оставят без внимания, а звонок от имени кого-то из
нас принесет неприятности нам всем.
— Мне все равно! — кричала Сейди. — Я знаю, вы думаете, что он чокнутый, а
если он прав? Кем вы будете себя чувствовать, если из Далласа в Вашингтон
Кеннеди увезут в гробу?
— Если вы позвоните в полицию, милая, они уделят Джейку самое пристальное
внимание. И по вашим словам, Джейк убил человека в Новой Англии, прежде чем
приехать сюда.

---

Сейди, Сейди, лучше бы ты ему этого не говорила.
Она перестала спорить, но не сдалась. Иногда пыталась как-то ошеломить
меня, чтобы заставить вспомнить, как ошеломляют человека, чтобы избавить его от
икоты. Не срабатывало.
— И что мне с тобой делать? — грустно спрашивала она.
— Не знаю.
— Может, попытаешься зайти с другой стороны? Попытаешься обойти блок?
— Я пытаюсь. Думаю, этот человек служил в морской пехоте. — Я потер
затылок, в котором начала усиливаться боль. — Но мог служить и во флоте. Черт,
Кристи. Я не знаю.
— Сейди, Джейк. Я Сейди.
— Разве я не так тебя назвал?
Она покачала головой и попыталась улыбнуться.
Двенадцатого, во вторник после Дня ветеранов, «Морнинг ньюс» опубликовала
большую передовицу о предстоящем визите Кеннеди и о том, какое значение имеет
его приезд для города. «Многие горожане готовы встретить молодого и неопытного
президента с распростертыми объятиями, — говорилось в статье. — Ажиотаж
нарастает. Разумеется, этому способствует и приезд его красивой и харизматичной
жены».
— Прошлой ночью тебе снова снился Желтая Карточка? — спросила меня
Сейди, когда вошла. Праздничный день она провела в Джоди, главным образом для
того, чтобы полить цветы и, как она это называла, «напомнить о своем
существовании».
Я покачал головой.
— Милая, ты проводишь здесь больше времени, чем в Джоди. А как же твоя
работа?
— У меня теперь неполная рабочая неделя, спасибо миз Элли. Все нормально, а
когда я уеду с тобой… если мы уедем… я просто должна увидеть, что случится.
Она отвела глаза и принялась раскуривать сигарету. Наблюдая, как долго она
постукивает ею по кофейному столику, а потом возится со спичками, я пришел к
удручающему выводу: у Сейди оставались сомнения. Я предсказал мирный исход
ракетного кризиса, я знал, что Дика Тайгера нокаутируют в пятом раунде… но
сомнения оставались. И я ее не винил. Окажись я на ее месте, наверное, у меня тоже
оставались бы сомнения.
Потом она просияла.
— Но у меня отличная замена, и готова спорить, ты можешь догадаться, о ком я
говорю.
Я улыбнулся.

---

— Это… — Но я не мог вспомнить имени. Я буквально видел его —
выдубленное ветром загорелое лицо, ковбойская шляпа, галстук-шнурок, — однако
утром того вторника с именем ничего не выходило. Начал болеть затылок, там, где я
ударился о плинтус… но какой плинтус, в каком доме? Меня страшно злило, что я
этого не знаю.
Кеннеди прибывает через десять дней, а я даже не могу вспомнить гребаное
имя этого старика.
— Попытайся, Джейк.
— Я 
пытаюсь
, — ответил я. — 
Пытаюсь
, Сейди!
— Подожди. У меня идея.
Она положила дымящуюся сигарету в один из желобков пепельницы,
направилась к двери, вышла из комнаты, закрыла дверь за собой. Потом открыла и
заговорила комично-хрипатым, низким голосом, совсем как тот старик всякий раз,
когда навещал меня:
— Как поживаешь сегодня, сынок? Что-нибудь ел?
— Дек, — вырвалось у меня. — Дек Симмонс. Он женился на миз Мими. А
потом она умерла в Мексике. В ее честь мы провели вечер памяти.
Головная боль ушла. Как рукой сняло.
Сейди захлопала в ладоши и подбежала ко мне. Меня наградили долгим и
сладким поцелуем.
— Видишь? — сказала она, оторвавшись от моих губ. — Ты можешь это
сделать. Еще не поздно. Как его зовут, Джейк? Как зовут этого безумного негодяя?
Но я не мог вспомнить.
Шестнадцатого ноября «Таймс гералд» опубликовала маршрут кортежа
Кеннеди. Он начинался в аэропорту Лав-Филд и заканчивался в «Трейд-март»
выступлением Кеннеди перед членами городского совета и приглашенными гостями.
Номинально он собирался приветствовать открытие Исследовательского центра для
выпускников и поздравить Даллас с экономическими успехами последнего
десятилетия, но «Таймс гералд» спешила сообщить всем, кто еще этого не знал, что
истинная причина выступления — чисто политическая. Техас проголосовал за
Кеннеди в 1960 году, однако в шестьдесят четвертом все выглядело не так радужно,
пусть даже Кеннеди по-прежнему собирался баллотироваться в тандеме со стариной
Джонсоном, уроженцем Техаса. Циники все еще называли вице-президента Линдон-
Разгром, намекая на выборы в сенат в 1948 году, когда он одержал победу, которая
дурно пахла, набрав на восемьдесят семь голосов больше соперника. Давняя,
конечно, история, но прозвище указывало на смешанные чувства, которые техасцы
питали к президенту. Перед Кеннеди — и, разумеется, перед Джеки — ставилась
задача помочь Линдону-Разгрому и губернатору Техаса Джону Коннолли укрепить
боевой дух сторонников.
— Посмотри сюда. — Длинный палец Сейди двигался по прочерченной линии

---

маршрута. Кварталы и кварталы Главной улицы. Потом Хьюстон-стрит. Везде
высокие здания. — Этот человек будет поджидать кортеж на Главной улице? Должен
поджидать там, как думаешь?
Я слушал ее вполуха. Потому что увидел кое-что еще.
— Посмотри, Сейди, кортеж проследует по бульвару Черепашьего ручья.
У нее загорелись глаза.
— Это должно случиться там?
Я с сомнением покачал головой. Вероятно, нет, но о бульваре Черепашьего
ручья я знал 
что-то
, имеющее отношение к человеку, которого пришел
останавливать. И когда я думал об этом, кое-что всплыло на поверхность.
— Он собирался спрятать винтовку и вернуться за ней позже.
— Спрятать 
где
?
— Не имеет значения, это уже случилось. Это часть прошлого. — Я закрыл
глаза руками, потому что свет в комнате внезапно стал слишком ярким.
— Перестань думать об этом. — Она убрала газету. — Расслабься, а не то опять
разболится голова и придется принимать таблетку. От них ты становишься таким
заторможенным.
— Да, — кивнул я. — Я знаю.
— Тебе надо выпить кофе. Крепкого кофе.
Она пошла на кухню и сварила кофе. Когда вернулась, я уже похрапывал.
Проспал три часа и мог бы пробыть в Стране коматоза и дольше, но она разбудила
меня, тряхнув за плечо.
— Что ты помнишь о приезде в Даллас?
— Я не помню, как приехал.
— Где ты остановился? В отеле? В гостинице для автомобилистов? Снял
комнату?
На мгновение мне смутно вспомнился двор и много окон. Швейцар? Возможно.
Потом все ушло. Головная боль вновь начала набирать силу.
— Не знаю. Я только помню, что пересек границу штата по двадцатому шоссе и
видел рекламу барбекю. Но до Далласа оставалось ехать и ехать.
— Я знаю, но нам не придется ехать так далеко. Если ты въехал в Техас по
двадцатому шоссе, то по нему же и добрался до Далласа. Сегодня уже поздно, а
завтра отправимся на автомобильную прогулку.
— Наверное, ничего не выйдет. — Но я тем не менее почувствовал, как
вспыхнула искорка надежды.
Сейди осталась на ночь, а утром мы покинули Даллас по Пчелиному шоссе, как
называли его горожане, и покатили на восток к Луизиане. Сейди сидела за рулем

---

моего «шеви», который снова был на ходу после замены сломанного замка
зажигания. Дек за этим проследил. Она доехала до Террелла, потом свернула с
шоссе на покрытую выбоинами автостоянку у придорожной церкви — Спаса-на-
крови, как мы прочитали на доске объявлений на высохшей лужайке. Под названием
церкви было послание к пастве: «ЧИТАЛ ЛИ ТЫ СЕГОДНЯ СЛОВО ВЕЛИКОЕ
БОЖЬЕ?» Некоторые буквы отвалились, так что на доске осталось: «ИТАЛ И ТЫ
СЕ ОДНЯ СЛОВО ЕЛ КОЕ Б ЖЕ?»
Сейди с тревогой взглянула на меня.
— Ты сможешь сесть за руль на обратном пути?
Я особо и не сомневался, что смогу. Дорога ровная и прямая, коробка передач
автоматическая. Левая негнущаяся нога не при делах. Только…
— Сейди? — Я повернулся к ней, впервые сев за руль с конца августа и
максимально отодвинув сиденье назад.
— Что?
— Если я засну, хватай руль и выключай зажигание.
Она нервно улыбнулась.
— Можешь не беспокоиться.
Я убедился, что дорога свободна, и выехал на шоссе. Поначалу не решался
разгоняться быстрее сорока пяти миль, но в воскресенье мы ехали чуть ли не в
одиночестве, так что я немного расслабился.
— Ни о чем не думай, Джейк. Не пытайся что-нибудь вспомнить, пусть все
происходит само собой.
— Жаль, что мы не на «санлайнере».
— Тогда представь себе, что это «санлайнер», и пусть он едет, куда ему хочется.
— Ладно, но…
— Никаких но. День прекрасный. Ты едешь в новый для себя город, тебе нет
нужды тревожиться из-за убийства Кеннеди, потому что до него еще далеко. Годы.
Да, день выдался прекрасный. И я не заснул, хотя подустал — после того как
меня избили, впервые провел столько времени вне четырех стен. Мои мысли
продолжали возвращаться к придорожной церкви. Скорее всего церкви для черных.
Они, вероятно, пели псалмы, как никогда не петь белым, и читали «СЛОВО
ВЕЛИКОЕ БОЖЬЕ» с множеством «аллилуйя» и «восславим Иисуса».
Мы въехали в Даллас. Я поворачивал налево и направо — вероятно, чаще
направо, потому что левая рука оставалась слабой и поворот руля, даже при наличии
гидроусилителя, причинял боль. Скоро я заблудился в боковых улицах.