…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

дорогими
днями моей
жизни.
9 
Я проснулся как от толчка, услышав чей-то едва слышный шепот: «Пока еще не
поздно». Потом понял, что шептал сам, и заткнулся.
Сейди что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. Знакомый
скрип пружин позволил мне определиться с местом и временем: «Кэндлвуд
бунгалос», 5 апреля 1963 года. Я нащупал часы на прикроватном столике и
всмотрелся в фосфоресцирующие цифры. Четверть третьего утра, то есть уже
шестое апреля.
Пока еще не поздно.
Не поздно для чего? Дать задний ход, оставить все как есть? Позволить
плохому случиться? Бог свидетель, такая идея выглядела очень привлекательной.
Если бы я продолжил начатое и что-то пошло не так, эта ночь могла стать последней
ночью с Сейди. Навсегда.
Если ты и должен его убить, тебе не обязательно убивать его прямо сейчас.
Что правда, то правда. После неудавшегося покушения на жизнь генерала
Освальд переедет в Новый Орлеан, в еще одну паршивую квартиру, рядом с которой
я уже побывал, — но не сразу, а только через две недели. Этого времени мне вполне
хватило бы, чтобы остановить его часы. Однако я чувствовал: ждать слишком долго
— ошибка. Я мог найти причины для того, чтобы тянуть время. Лучшая лежала
сейчас рядом со мной — длинная, красивая, гладкая, обнаженная. Возможно, еще
одна западня, расставленная упрямым прошлым, но это не имело значения, потому
что я любил эту женщину. И представлял себе сценарий — очень отчетливо, — в
котором мне придется бежать после убийства Освальда. Бежать куда? В Мэн,
разумеется. Надеясь, что я буду опережать копов, пока не нырну в «кроличью нору»,
из которой выйду уже в будущем, где Сейди Данхилл будет… э… примерно
восемьдесят лет. Если она доживет. А учитывая ее пристрастие к сигаретам,

---

рассчитывать на это не приходилось.
Я встал и подошел к окну. Ранняя весна, практически все бунгало пустовали. На
стоянке я видел лишь заляпанный грязью и навозом пикап с прицепом,
загруженным, как я предполагал, сельскохозяйственным оборудованием, мотоцикл
«индиан» с коляской, пару универсалов, двухцветный «плимут-фьюри». Луна то
пряталась за облаками, то выскальзывала из них, и в этом переменчивом свете не
представлялось возможным определить цвет нижней половины «плимута», но я
практически не сомневался, что знаю, какой он.
Я надел брюки, майку и туфли. Вышел из бунгало и направился к стоянке.
Ледяной воздух кусал теплую после постели кожу, однако я не замечал этих укусов.
Да, я видел перед собой «плимут-фьюри», с белым верхом и красным низом, но с
номерными знаками не Мэна или Арканзаса, а Оклахомы. «ВПЕРЕД,
ТОРОПЫГИ», — призывала переводная картинка на заднем стекле. Я наклонился к
окну, разглядел лежащие на заднем сиденье учебники. Какой-то студент,
направляющийся на юг, чтобы повидаться с родителями во время весенних каникул.
Или пара сексуально озабоченных учителей, решивших воспользоваться
либеральной политикой владельцев «Кэндлвуда».
Еще одно не выходящее из ряда свидетельство того, что прошлое стремится к
гармонии. Я прикоснулся к багажнику, совсем как в Лисбон-Фоллс, и вернулся в
бунгало. Сейди сбросила одеяло до талии, и когда я открыл дверь, дуновение
холодного воздуха разбудило ее. Она села, подтянув одеяло к груди, потом
отпустила его, увидев, что это я.
— Не можешь спать, милый?
— Мне приснился кошмар, и я вышел подышать свежим воздухом.
— Какой именно?
Я расстегнул джинсы, сбросил туфли.
— Не могу вспомнить.
— Попытайся. Моя мама говорила, если ты сможешь пересказать сон, он
никогда не станет явью.
Я лег ей под бочок в одной лишь майке.
— А моя мама говорила, что сны никогда не станут явью, если поцелуешь свою
любимую.
— Она действительно так говорила?
— Нет.
— А знаешь, очень возможно. — В голосе Сейди слышалась задумчивость. —
Давай попробуем.
Мы попробовали.
И увлеклись.
10 

---

Потом Сейди закурила. Я лежал, наблюдая, как дым поднимается вверх и
становится синим в лунном свете, проникавшем в комнату сквозь наполовину
задернутые занавески.