|
шурш-шурш
плоско-
прядильных станков.
— Поначалу он пытался. По-своему. Но вашего приятеля так взволновал
найденный им новый мир, что он не обращал внимания. И к тому времени Кайл уже
разваливался. Это… как это у вас называется? Профессиональная вредность. Мы
подвергаемся невероятному психическому стрессу. Знаете почему?
Я покачал головой.
— Подумайте. Сколько исследовательских и закупочных путешествий
совершил ваш друг-повар, прежде чем пришел к мысли отправиться в Даллас, чтобы
остановить Освальда? Пятьдесят? Сто? Двести?
Я попытался вспомнить, как давно стояла «Закусочная Эла» в фабричном
дворе, и не смог.
— Вероятно, даже больше.
— И что он вам говорил? Каждое путешествие — первое?
— Да. Полный сброс на ноль.
Зеленая Карточка устало рассмеялся.
— Конечно, говорил. Люди верят тому, что видят. И все же ему следовало знать,
что это не так. И
вам
следовало знать. Каждое путешествие создает свою
собственную нить, а когда их становится достаточно много, они всегда
запутываются. Ваш друг не задавался вопросом, как он может снова и снова
покупать одно и то же мясо? Или почему вещи, которые он приносил из тысяча
девятьсот пятьдесят восьмого года, не исчезали, когда он отправлялся в следующее
путешествие?
— Я спрашивал его. Он не знал, поэтому игнорировал это.
Мужчина начал улыбаться, но улыбка тут же превратилась в гримасу боли.
Зеленый цвет начал уходить с карточки, засунутой под ленту шляпы. Зеленая
Карточка глубоко затянулся сладко пахнущей сигаретой. Цвет вернулся, набрал
густоты.
— Да, игнорировать — очевидный вариант. Мы все так делаем. Даже после
того как психика Кайла начала разваливаться, он, безусловно, знал, что походы в
винный магазин только ухудшают его состояние, но все равно ходил туда. Я его не
виню. Уверен, вино облегчало боль. Особенно ближе к концу. Возможно, все
закончилось бы не так ужасно, если бы он не мог добраться до винного магазина…
если бы тот находился вне круга… но он мог. Да и вообще, кто может сказать? Ни о
какой вине здесь речь не идет, Джейк. Никто никого не осуждает.
Меня это порадовало, но только потому, что мы могли говорить на эту
безумную тему как более-менее здравомыслящие люди. Впрочем, его чувства не так
уж меня и волновали. Я все равно собирался сделать то, что должен.
— Как вас зовут?
— Зак Ланг. Родом из Сиэтла.
— Сиэтла какого года?
— Этот вопрос не имеет отношения к нашему текущему разговору.
— Пребывание здесь причиняет вам боль, да?
— Да. Моя психика долго не выдержит, если я не вернусь назад. И последствия
останутся навсегда. Среди таких, как я, высок процент самоубийств, Джейк. Очень
высок. Люди — а мы люди, не сверхъестественные существа, если вы вдруг так
решили — не способны держать в голове множество нитей реальности. Это тебе не
использование собственного воображения. Совсем нет. Нас, конечно, готовят, но мы
чувствуем, как все это разъедает разум. Будто кислота.
— То есть каждое путешествие полностью на ноль не сбрасывается.
— Да и нет. Оно оставляет
налет
. Всякий раз, когда ваш друг-повар…
— Его звали Эл.
— Да, наверное, я это знал, но моя память начала давать слабину. Как при
болезни Альцгеймера, только это не Альцгеймер. Все потому, что мозг пытается
увязать эти наслоения реальностей. Нити создают множественные образы будущего.
Некоторые — ясные, большинство — смутные. Потому-то Кайл и думал, что вас
зовут Джимла. Он, наверное, слышал это имя, продвигаясь вдоль одной из нитей.
Он его не слышал,
подумал я.
Видел в каком-то путешествии по нити. На
рекламном щите в Техасе. Может, и моими глазами.
— Вы не знаете, какой вы счастливчик, Джейк. Для вас путешествовать во
времени так просто.
Не так и просто,
подумал я. Вслух сказал:
— Возникают парадоксы. Самые разные. Или нет?
— Нет, это неправильное слово. Речь о
налете
. Разве я вам не сказал? —
Чувствовалось, что точно он не знает. — Налет засоряет машину. И со временем
наступает момент, когда она… останавливается.
Я подумал о взорвавшемся двигателе «студебекера», который мы с Сейди
украли.
— Новые и новые покупки мяса в пятьдесят восьмом году — не такая уж
беда, — продолжил Зак Ланг. — Да, некоторые проблемы это вызывало, но вполне
терпимые. Потом начались большие изменения. И спасение Кеннеди — самое
большое из всех.
Я попытался заговорить, но не смог.
— Вы начинаете понимать?
Не совсем, только в общих чертах, но уже чертовски перепугался. Будущее
висело на нитях. Как кукла-марионетка. Святой Боже.
— Землетрясение… его
вызвал
я. Когда спас Кеннеди, я… что? Разорвал
пространственно-временной континуум? — Фраза прозвучала не глупо. Наоборот.
Прозвучала очень веско. У меня заболела голова.
— Вам нужно вернуться, Джейк, — мягко сказал он. — Вам нужно вернуться и
увидеть своими глазами, что вы наделали. Что принесла ваша тяжелая и,
несомненно, обусловленная добрыми намерениями работа.
Я промолчал. Прежде меня тревожило возвращение, но теперь я начал его
бояться. И разве существовала более зловещая фраза, чем
вам нужно увидеть
своими глазами, что вы наделали
? С ходу я придумать не мог.
— Идите. Посмотрите. Проведите там немного времени. Но только немного.
Если это не поправить сразу, случится катастрофа.
— Большая?
Он ответил спокойным, ровным голосом.
— Она может уничтожить все.
— Планету? Солнечную систему? — Я оперся рукой о стену сушильного сарая,
чтобы устоять на ногах. — Галактику? Вселенную?
— Больше. — Он выдержал паузу, чтобы убедиться, что я его понимаю.
Карточка под лентой начала переливаться, стала желтой, вновь зеленой. — Саму
реальность.
Do'stlaringiz bilan baham: |
