…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Пятьдесят долларов!
— кричала она. — 
Пятьдесят долларов за поездку в
Даллас! Главная улица! Главная улица! Должна увидеть Кеннеди! Пятьдесят
долларов!
Не получится,
подумал я. 
Это закончится только одним: она угодит под
колеса упрямого про…
Ржавый «студебекер» затормозил перед Сейди. Двигатель чихал и кашлял.

---

Вместо одной фары зияла дыра. Из кабины вылез мужчина в мешковатых штанах,
майке и зеленой фетровой ковбойской шляпе (с игривым перышком), натянутой до
ушей. Он улыбался, демонстрируя отсутствие как минимум шести зубов. Мне
хватило одного взгляда, чтобы подумать: 
Вот идет беда.
— Женщина, вы чокнутая. — Ковбой-Студебекер продолжал улыбаться.
— Вам нужны пятьдесят долларов или нет? Только отвезите нас в Даллас.
Мужчина сощурился, глядя на бумажку, как и Сейди, не обращая внимания на
гудки автомобилей, которым приходилось объезжать его «студебекер». Снял шляпу,
хлопнул по тощему бедру, снова надел, натянув до оттопыренных ушей.
— Женщина, это не полтинник, а десятка.
— Остальные в кошельке.
— Так почему бы мне не взять их? — Он схватился за лямку сумки, дернул на
себя. Я уже поднялся со скамьи, но он, конечно же, вырвал бы у Сейди сумку и
уехал до того, как я успею подойти к ним. А если бы и успел, он бы, наверное,
свалил меня с ног ударом кулака. Пусть и худой, весил он все равно больше, чем я.
И мог бить обеими руками.
Сейди держалась. Сумочка раскрылась широкой пастью. Сейди сунула в нее
свободную руку и вытащила мясницкий нож, который я вроде бы уже где-то видел.
Махнула им и взрезала мужчине предплечье. Разрез начинался у запястья и
поднимался до локтевого сгиба. Ковбой закричал от боли и изумления, отпустил
лямку, отступил на шаг, вытаращившись на Сейди.
— Чокнутая сука, ты меня порезала!
Он попятился к отрытой двери своего чихающего и кашляющего автомобиля.
Сейди шагнула вперед и взмахнула ножом у него перед лицом. Волосы падали ей на
глаза. Губы превратились в тонкую полоску. Кровь с порезанной руки Ковбоя-
Студебекера капала на мостовую. Автомобили по-прежнему проезжали мимо.
Невероятно, но я услышал чей-то крик:
— 
Всыпь ему по первое число!
Ковбой-Студебекер теперь отступал к тротуару, его глаза не отрывались от
ножа.
— Теперь ты, Джейк, — бросила Сейди, не глянув на меня.
Поначалу я не понял, потом вспомнил про револьвер. Достал из кармана и
наставил на Ковбоя.
— Видишь это, техасец? Он заряжен.
— Вы оба психи. — Теперь он прижимал руку к груди, пачкая майку кровью.
Сейди уже спешила к пассажирскому сиденью «студебекера», открыла дверь.
Посмотрела на меня поверх капота и нетерпеливо махнула рукой. Я бы никогда не
поверил, что могу любить ее больше, но в тот момент признал собственную
неправоту.

---

— Тебе следовало взять деньги или проехать мимо, — посоветовал я. — А
теперь давай поглядим, как ты бегаешь. Приступай к показу, а не то я прострелю
тебе ногу, и с бегом придется завязать.
— Гребаный ублюдок, — огрызнулся Ковбой.
— Это точно. А ты гребаный вор, в котором сейчас появится дыра от пули. — Я
взвел курок. Ковбой-Студебекер не стал проверять, разойдутся ли мои слова с
делом. Повернулся и побежал на запад по бульвару Хайнса, втянув голову в плечи,
прижимая руку к груди, ругаясь и оставляя за собой кровавый след.
— Не останавливайся, пока не добежишь до Лава, — крикнул я. — Он всего в
трех милях! Передай привет президенту!
— В машину, Джейк! Надо убраться отсюда до приезда полиции.
Я скользнул за руль «студебекера», скривился от боли: запротестовало
распухшее колено. Обнаружил, что коробка передач механическая, то есть больную
левую ногу придется держать на педали сцепления. Отодвинул сиденье на
максимальное расстояние, услышал, как захрустел на полу мусор, и тронулся с
места.
— Этот нож… неужели?..
— Именно им порезал меня Джонни, да. Шериф Джонс вернул его мне после
завершения расследования. Он думал, что нож мой, и по большому счету не ошибся.
Только он не из моего дома на аллее Ульев. Я почти уверена, что Джонни привез его
из нашего дома в Саванне. С тех пор я всегда ношу его в сумочке. Хотела иметь что-
то для самозащиты, на всякий случай… — Ее глаза наполнились слезами. — И это
тот самый всякий случай, да? Тот самый классический всякий случай?
— Положи его в сумочку. — Я выжал сцепление, невероятно тугое, сумел
переключиться на вторую передачу. В кабине воняло, как в курятнике, который не
чистили лет десять.
— Он все перепачкает кровью.
— Все равно убери. Нельзя расхаживать с ножом, особенно в день приезда
президента в город. Милая, ты невероятно храбрая.
Она убрала нож и начала вытирать глаза кулаками, словно маленькая девочка,
поцарапавшая коленки.
— Который час?
— Без десяти одиннадцать. Кеннеди приземлится в Лав-Филде через сорок
минут.
— Все против нас, — вырвалось у нее. — Ведь так?
Я бросил на нее короткий взгляд.
— Теперь ты понимаешь.
8 

---

Мы уже добрались до Северной Жемчужной улицы, когда двигатель
«студебекера» взорвался. Из-под капота повалил пар. Что-то металлическое
запрыгало по дороге. Сейди раздраженно вскрикнула, ударила кулаком по бедру,
произнесла несколько плохих слов, но я даже ощутил облегчение. По крайней мере
отпала необходимость бороться с тугим сцеплением. Я перевел рычаг переключения
передач в нейтральное положение и позволил окутанному паром «студеру»
докатиться до тротуара. Он остановился напротив выезда из переулка, с надписью
на брусчатке «НЕ ЗАГОРАЖИВАТЬ», но это правонарушение казалось сущим
пустяком в сравнении с вооруженным нападением и угоном автомобиля.
Я вылез из кабины и захромал к тротуару, на котором уже стояла Сейди.
— Который час? — спросила она.
— Одиннадцать двадцать.
— Сколько нам еще осталось?
— Техасское хранилище школьных учебников на углу Хьюстон-стрит и улицы
Вязов. Три мили. Может, больше. — Не успели слова сорваться с моих губ, как мы
услышали рев реактивных двигателей. Подняли головы и увидели «Борт номер
один», идущий на посадку.
Сейди устало отбросила волосы с лица.
— И что же нам делать?
— Сейчас придется идти.
— Обними меня за плечи. Позволь взять на себя часть твоего веса.
— В этом нет нужды, милая.
Но кварталом позже такая нужда появилась.
9 
В половине двенадцатого мы добрались до пересечения Северной Жемчужной
и Росс-авеню. Примерно в это время «Боинг-707» с четой Кеннеди на борту
подкатывал к толпе встречающих… в которой, естественно, стояла женщина с
букетом красных роз. На углу возвышался собор Сантуарио де Гуадалупе. На
ступенях, пониже святой, простиравшей руки к людям, сидел мужчина. По одну
сторону лежали деревянные костыли, по другую стояла эмалированная кастрюлька.
Прислоненная 
к 
ней 
табличка 
гласила: 
«Я 
НЕСЧАСТНЫЙ 
КАЛЕКА!
ПОЖЕРТВУЙТЕ СКОЛЬКО МОЖЕТЕ! БУДЬТЕ ДОБРЫМИ САМАРИТЯНАМИ!
БОГ ЛЮБИТ ВАС!»
— Где твои костыли, Джейк?
— В «Эден-Фоллоус», в стенном шкафу.
— Ты забыл взять с собой костыли?
Что женщины умеют, так это задавать риторические вопросы, правда?
— В последнее время я как-то обходился без них. На коротких расстояниях они

---

мне не требовались. — Все лучше, чем признавать главную причину забывчивости:
я торопился покинуть реабилитационный центр до приезда Сейди.
— Что ж, сейчас они бы тебе не помешали.
Она побежала вперед с вызывающей зависть легкостью и заговорила с нищим,
который сидел на ступенях. К тому времени как я дохромал до них, они уже вовсю
торговались.
— Пара костылей стоит девять долларов, а ты хочешь пятьдесят за один.
— Мне нужен как минимум один, чтобы вернуться домой. — Он рассуждал
весьма здраво. — И вашему другу, похоже, нужен один, чтобы добраться до нужного
ему места.
— А как же «Бог любит вас, будьте добрыми самаритянами»?
— Что ж. — Нищий задумчиво потирал щетинистый подбородок. — Бог любит
вас, а я всего лишь несчастный старый калека. Если вас не устраивают мои условия,
покажите себя фарисеями и пройдите мимо. Я бы на вашем месте так и поступил.
— Готова спорить, что поступил бы. А если я просто отниму их у тебя, жадюга?
— Полагаю, вы можете, но тогда Бог не будет вас любить. — И он
расхохотался. На удивление весело для сильно искалеченного человека. И зубы у
него выглядели получше, чем у Ковбоя-Студебекера. Пусть не сильно, но получше.
— Дай ему деньги, — вмешался я. — Мне нужен только один.
— Конечно, я дам ему деньги. Просто не люблю, когда меня ставят раком.
— Дама, это великое горе для всей мужской половины человечества, вы уж
простите мне такие слова.
— Придержи язык, — цыкнул я на него. — Ты говоришь с моей невестой. —
Часы показывали одиннадцать сорок.
Нищий на меня и не посмотрел. Он не отрывал глаз от кошелька Сейди.
— На нем кровь. Порезались, когда брились?
— И не пытайся попасть на «Шоу Салливана», дорогуша. Ты не тянешь на
Алана Кинга. — Сейди достала десятку, которой останавливала проезжающие
автомобили, потом две двадцатки. — Вот. — И добавила, когда нищий взял
деньги: — Я разорена. Ты доволен?
— Вы помогли бедному калеке, — ответствовал нищий. — Это вы должны
быть довольны.
— А я недовольна! — взорвалась Сейди. — И надеюсь, что твои чертовы
старые глаза выкатятся из твоей уродливой головы.
Нищий многозначительно глянул на меня, как бы говоря: ну что взять с этих
женщин.
— Лучше отведи ее домой, красавчик. Думаю, месячные у нее начнутся прямо
сейчас.

---

Я поставил костыль под правую руку — счастливчики, которым не довелось
ломать кости, думают, что костыль используется со стороны перелома, — а левой
сжал локоть Сейди.
— Пошли. Нет времени.
Когда мы уходили, Сейди шлепнула себя по обтянутому джинсами заду,
обернулась и крикнула:
— Поцелуй меня в жопу!
— Принеси ее сюда и наклонись, дорогуша. Поцелуй — бесплатно!
10 
Мы пошли по Северной Жемчужной… точнее, Сейди шла, а я ковылял. С
костылем стало в сто раз лучше, но все равно мы никак не успевали на перекресток
Хьюстон-стрит и улицы Вязов до половины первого.
Впереди я увидел строительные леса. Тротуар проходил под ними. Я перевел
Сейди на другую сторону улицы.
— Джейк, почему…
— Потому что они свалились бы на нас. Поверь мне на слово.
— Нам нужен автомобиль. Нам