Толкование сновидений

г) Пробуждение благодаря сновидению. Функция сновидения. Сновидения страха. 
Убедившись в том, что предсознательная сфера занята ночью желанием спать, мы 
можем продолжить наше рассмотрение сновидения. 
Постараемся, однако, резюмировать предварительно все те выводы, к которым мы 
пришли на основании предыдущего изложения. Либо после бодрствующего мышления 
сохраняются «дневные остатки», либо бодрствующее мышление пробуждает одно из 
бессознательных желаний, либо же, наконец, имеет место и то и другое; всех этих 
возможностей мы уже касались подробнее выше. В течение дня или же лишь с 
возникновением состояния сна бессознательное желание прокладывает себе путь к дневным 
остаткам. Благодаря этому образуется желание, перенесенное на свежий материал, или же 
подавленное свежее желание вновь оживляется, благодаря поддержке из сферы 
бессознательного. Оно старается нормальным путем мыслительных процессов через систему 
Прс., с которой оно связано одной своей составной частью, проникнуть в сознание. Но тут 
оно наталкивается на цензуру и, претерпевая ее воздействие, подвергается искажению, 
произведенному уже раз его перенесением на свежий материал. До сих пор желание готово 
было сделаться чем-то вроде навязчивого представления, бредовой идеи и т. п., иными 
словами, мыслью, укрепленной перенесением и искаженной цензурой. Состояние сна 
предсознательной сферы не допускает, однако, дальнейшего проникновения; по всей 
вероятности, эта сфера преграждает доступ путем ослабления своих раздражении. 
Сновидение устремляется поэтому по пути регрессии, открытому именно благодаря 
своеобразию состояния сна, и повинуется при этом притяжению, оказываемому на него со 
стороны групп воспоминаний. На пути регрессии оно приобретает изобразительность. О 
сгущении мы поговорим ниже. Таким образом проходит сновидение вторую часть своего 
извилистого и зигзагообразного пути. Первая часть простирается в поступательном 
направлении от бессознательных сцен или фантазий до системы Прс.; вторая же часть – от 
предела цензуры обратно к восприятиям. Когда же сновидение приобретает содержание, оно 
тем самым как бы обходит преграду, выставленную ему цензурой и состоянием сна в 
системе Прс.; ему удается обратить на себя внимание и быть замеченным сознанием. 
Сознание же, означающее для нас чувственный орган для восприятия психических 
качеств, в бодрствующем состоянии доступно раздражению в двух пунктах. Во-первых, из 
периферии всего аппарата, из системы восприятии; во-вторых, из раздражения приятного и 
неприятного чувства, являющихся единственными психическими качествами при 
изменениях энергии внутри аппарата. Все другие процессы в системах У лишены 
психической ценности и не представляют собой поэтому объектов для сознания, поскольку 
не дают ему для восприятия приятное или неприятное чувство. Мы вынуждены были 
предположить, что эти приятные и неприятные ощущения автоматически регулируют ход 

---

процессов заполнения сознания. Впоследствии обнаружилась, однако, необходимость ради 
облегчения более трудной деятельности сделать ход представлений более независимым от 
ощущений неудовольствия. Для этой цели системе Прс. нужны были собственные качества, 
которые могли бы привлечь сознание; она их приобрела, по всей вероятности, благодаря 
объединению предсознатель-ных процессов с не лишенною качеств системой воспоминаний 
о словах. Благодаря качествам этой системы, сознание, бывшее до сих пор лишь 
чувственным органом для восприятии, становится таковым и для части наших 
мыслительных процессов. Образуются, таким образом, как бы две чувственные плоскости, 
обращенные одна к восприятиям, другая – к пред сознательным мыслительным процессам. 
Я должен предположить, что чувственная поверхность сознания, обращенная к системе 
Прс., благодаря состоянию сна становится значительно менее раздражимой, чем система В. 
Утрата интереса к ночным мыслительным процессам вполне целесообразна. В мышлении не 
должно происходить ничего; система Прс. хочет спать. Когда сновидение становится, 
однако, восприятием, оно благодаря приобретенным теперь качествам может возбудить 
сновидение. Это чувственное возбуждение совершает то, в чем вообще заключается его 
функция: оно направляет часть имеющейся в системе Прс. энергии на возбуждающий 
фактор. Таким образом, следует допустить, что сновидение всякий раз побуждает к 
деятельности отдыхающую силу системы Прс. Со стороны последней оно претерпевает, 
однако, воздействие, которое мы ради цельности и наглядности назвали вторичной 
обработкой. Этим мы хотим сказать, что она обращается со сновидением как со всяким 
другим содержанием восприятия; оно подвергается воздействию таких представлений 
ожидания, поскольку, конечно, это позволяет его содержание. Поскольку и эта четвертая 
часть деятельности сновидения протекает по какому-либо пути, последний носит опять-таки 
поступательный характер. 
Во избежание недоразумений нелишне остановиться вкратце на временных 
особенностях этих процессов сновидения. Чрезвычайно любопытная теория Гобло (29), 
навеянная, по всей вероятности, проблемой сновидения Мори о гильотине, стремится 
показать, что сновидение заполняет собою лишь краткий переходный период между сном и 
пробуждением. Последнему нужно известное время; в это время и происходит сновидение. 
Предполагается, что заключительная сцена сновидения настолько ярка и сильна, что 
заставляет проснуться. В действительности же она была именно потому так сильна, что мы 
были так близки к пробуждению. «Мечта – это начало пробуждения». 
Уже Дюга (18) указывает на то, что Гобло не считался зачастую с фактическим 
материалом, лишь бы доказать правильность своей теории. Есть сновидения, от которых не 
просыпаешься, например, такие, в которых снится, что нам что-нибудь снится. Согласно 
нашему пониманию деятельности сновидения мы отнюдь не можем согласиться с тем, что 
оно простирается лишь на период пробуждения. Мы должны, наоборот, предположить, что 
первая часть деятельности сновидения начинается уже днем, еще при господстве 
предсознатель-ной сферы. Вторая ее часть – изменение под воздействием цензуры, благодаря 
привлечению бессознательных фантазий и проникновению к восприятию, продолжается, 
несомненно, в течение всей ночи, и, следовательно, мы вполне правильно выражаемся, 
говоря, что нам всю ночь что-то снилось, хотя и не знаем, что именно. Я не думаю, однако, 
что необходимо признать, будто процессы сновидения до сознавания их выдерживают ту 
временную последовательность, которую мы только что охарактеризовали: сперва 
появляется перенесенное желание, затем происходит искажение под влиянием цензуры, 
далее поворот к регрессии и так далее В изложении нам приходилось придерживаться такой 
последовательности; в действительности же дело идет скорее об одновременном 
испробовании тех или иных путей; раздражения устремляются то в одну, то в другую 
сторону, пока, наконец, благодаря их наиболее целесообразному распределению, какая-либо 
группировка не фиксируется. Некоторые мои личные наблюдения указывают даже на то, что 
деятельности сновидения нужен иногда не один день и не одна ночь для получения своего 
продукта, причем чрезвычайная сила конструкции сновидения утрачивает тогда весь свой 

---

чудесный облик. По-моему, даже отношение к понятливости в качестве восприятия может 
проявиться до тех пор, пока сновидение дошло до сознания. С этого момента процесс, 
правда, значительно ускоряется, так как сновидение встречает теперь то же отношение к 
себе, как и всякое другое восприятие. Он теперь словно фейерверк, который долго 
изготовляли и который теперь в одно мгновение сгорает. 
Благодаря деятельности сновидения процесс последнего либо приобретает 
достаточную интенсивность для привлечения к себе сознания и для пробуждения 
пред-сознательной сферы совершенно независимо от времени и глубины сна, либо же его 
интенсивность недостаточна, и оно должно выжидать, пока непосредственно перед 
пробуждением оно не встретит ставшее более подвижным внимание. Большинство 
сновидений оперирует, по-видимому, со сравнительно незначительными психическими 
интенсивностями, так как выжидают пробуждения. Этим объясняется, однако, и то, что мы 
обычно воспринимаем сновидения, когда нас будят из глубокого сна. Первый взгляд при 
этом, как при неожиданном пробуждении, устремляется на содержание восприятия, 
созданное деятельностью сновидения, и лишь последующий на восприятие, получаемое 
извне. 
Наибольший теоретический интерес вызывают, однако, сновидения, которые способны 
пробуждать посреди сна. Учитывая господствующую повсюду целесообразность, можно 
задаться вопросом, почему сновидению, иначе говоря, бессознательному желанию дана 
власть нарушать сон, то есть осуществление предсознательного желания. Ответом на это 
может быть только то, что мы обладаем слишком недостаточными знаниями относительно 
соотношения энергии. Если бы мы обладали этими знаниями, то, вероятно, нашли бы, что 
предоставление свободы сновидению и затрата известного специального внимания к нему 
является экономией энергии по сравнению с тем, что бессознательное ночью должно 
держаться в тех же рамках, что и днем.131 Как показывает наблюдение, сновидение вполне 
совместимо со сном, даже если оно несколько раз в течение ночи прерывает его. Субъект на 
мгновение просыпается и тотчас же вновь засыпает. Это все равно как если во сне отгоняешь 
от себя муху; просыпаешься только ad hoc.132 Засыпая вновь, мы устраним нарушение. 
Осуществление желания спать, как показывают известные примеры о сне кормилиц и т. п., 
вполне совместимо с поддержанием известной затраты внимания в определенном 
направлении. 
Здесь необходимо, однако, остановиться на одном возражении, основывающемся на 
тщательном знакомстве с бессознательными процессами. Мы сами говорили, что 
бессознательные желания всегда чрезвычайно активны и живы. Тем не менее днем они 
недостаточно сильны, чтобы быть услышанными. Если, однако, налицо состояние сна и 
бессознательное желание обнаруживает способность образовать сновидение и при его 
помощи пробудить пред-сознательную сферу, то почему исчезает эта способность после 
того, как сновидение осуществляется? Разве не должно было бы сновидение постоянно 
возобновляться, словно назойливая муха, которая тотчас же возвращается, как только ее 
отгонишь? По какому праву утверждали мы, что сновидение устраняет нарушение сна? 
Совершенно правильно то, что бессознательные желания постоянно сохраняют свою 
живость. Они представляют собою пути, которые постоянно доступны для прохождения, как 
только по ним устремляется известное число раздражении. Замечательной особенностью 
бессознательных процессов именно и является то, что они неразрушимы. В бессознательном 
131 Психическая энергия – одно из ключевых понятий психоаналитической теории. В период написания 
«Толкования сновидений» это понятие лишь обретало свое содержание. Необходимо иметь в виду то, что 3. 
Фрейд вводил понятие «психической энергии» как гипотетическое, но способное объяснить наблюдаемые 
психические процессы и поведение. В известной мере аналогом этому понятию могут быть «демоны 
Максвэлла». Ничего общего с так называемой биоэнергетикой понятие психической энергии не имеет. 
132 Для этого (лат.). 

---

ничего нельзя довести до конца, в нем ничто не проходит и ничто не забывается. Нагляднее 
всего убеждаешься в этом при изучении неврозов, особенно же истерии. Бессознательный 
ход мыслей, направляющийся к своему разряжению в припадке, тотчас же вновь доступен 
для прохождения, как только накопится достаточное раздражение. Заболевание, имевшее 
место тридцать лет назад, проникнув к источникам бессознательных аффектов, сохраняет 
свою свежесть в течение всех тридцати лет. Как только затрагивается воспоминание о нем, 
как оно тотчас же воскрешается и обнаруживает свою связь с раздражением, которое в 
припадке находит себе моторный исход. 
Как раз тут-то и может вмешаться психотерапия. 
Ее задача: способствовать прекращению и забвению бессознательных процессов. 
То, что мы склонны считать само собой разумеющимся, и то, что нам кажется 
первичным влиянием времени на душевные рудименты воспоминаний, потускнение 
воспоминаний и аффективная слабость старых впечатлений – является на самом деле 
последующим, вторичным изменением, осуществляемым с большим трудом. Последний 
совершается предсознательной сферой, и психотерапия не может пойти по иному пути, как 
только подчинив систему Бзс. господству системы Прс. 
Для отдельного бессознательного процесса раздражения имеется, таким образом, два 
исхода. Либо он остается предоставленным себе самому, тогда он, в конце концов, 
где-нибудь прорывается и предоставляет своему раздражению однократно выход к методике, 
или же он подвергается воздействию предсознательной сферы, и раздражение тогда 
благодаря этому не отводится, а связывается. Последнее и происходит при процессе 
сновидения. Заполнение, идущее со стороны системы Прс. навстречу сновидению, ставшему 
восприятием, его поправляет раздражение сознания, связывает бессознательное раздражение 
сновидения и обезвреживает его нарушающее действие. Если грезящий просыпается на 
мгновение, то он действительно отогнал от себя муху, грозившую нарушить его сон. Мы 
понимаем теперь, что действительно гораздо целесообразнее и выгоднее предоставить 
свободу бессознательному желанию, открыть ему путь к регрессии, чтобы оно образовало 
сновидение, и затем связать и покончить с этим сновидением при помощи небольшой 
затраты предсознательной деятельности, чем во время сна обуздывать сферу 
бессознательного. Можно было ведь ожидать, что сновидение, даже если первоначально оно 
и не было целесообразным процессом, овладеет в борьбе сил душевной жизни какой-либо 
определенной функцией. Мы видим, какова эта функция. Сновидение поставило перед собой 
задачу подчинять освобожденное раздражение бессознательной системы господству 
предсознательной; оно отводит при этом раздражение системы Бзс., служит ему вентилем и 
предохраняет в то же время от незначительной затраты бодрствующей деятельности сон 
предсознательной сферы. Таким образом, оно в качестве компромисса, аналогично другим 
психическим образованиям того же рода, становится на службу к обеим системам, 
осуществляя желания той и другой, поскольку, конечно, эти желания совместимы. Отсылаем 
читателя к рассмотренной нами в первой главе теории Роберта; мы увидим, что мы должны 
согласиться с этим ученым в его основной предпосылке, в установлении функции 
сновидения, между тем как в других отношениях, особенно в оценке процесса сновидения, 
мы с ним расходимся. 
Ограничение «поскольку оба желания совместимы» содержит в себе указание на те 
вероятные случаи, когда функция сновидения терпит крушение. Процесс сновидения 
допускается, прежде всего, как осуществление желаний в системе Бзс., если, однако, эта 
попытка осуществления желания столь резко колеблет предсознатель-ную систему, что та не 
может уже сохранить свое спокойствие, то сновидение нарушило тем самым компромисс и 
не осуществило второй части своей задачи. Оно тотчас же тогда прерывается и заменяется 
полным пробуждением. В сущности, и здесь нельзя поставить в вину сновидению, если оно, 
постоянный страж сна, вынуждается нарушить его; это отнюдь не колеблет нашего мнения о 
его целесообразности. Это не единственный случай в организме, когда обычно 
целесообразный фактор становится нецелесообразным, как только в условиях его 

---

возникновения наступает какая-либо перемена; нарушение в этих случаях служит тоже 
определенной цели: оно изобличает перемену и пробуждает средства организма к 
урегулированию последней. Я разумею здесь, конечно, сновидения страха; чтобы читателю 
не показалось, будто я тщательно избегаю этого мнимого нарушителя теории осуществления 
желаний, я постараюсь хотя бы в общих чертах разъяснить сновидения этого рода. 
Что психический процесс, способствующий проявлению страха, может быть, тем не 
менее осуществлением желания, давно уже отнюдь не может нас удивить. Мы можем 
объяснить себе это явление тем, что желание относится к система Бзс., между тем как 
система Прс. отвергла это желание и подавила его. Подчинение системы Бзс. со стороны 
системы Прс. не полное и при полном психическом здоровье; степень этого подчинения 
образует степень нашей психической нормальности. Невротические симптомы показывают 
нам, что обе системы состоят в конфликте друг с другом; они суть компромиссные 
результаты этого конфликта, уготовляющие ему преждевременный конец. С одной стороны, 
они служат выходом для раздражении в системе Бзс., с другой же – дают возможность 
системе Прс. до некоторой степени властвовать над системой Бзс. Любопытно, например, 
исследовать значение какой-нибудь истерической фобии. Невротик не в состоянии, 
например, идти один по улице; это мы вполне справедливо называем симптомом. Попробуем 
же устранить этот симптом, заставив пациента сделать то, на что он, по-видимому, 
неспособен. С ним сделается тогда припадок страха; такой припадок на улице нередко бывал 
для него уже поводом к развитию агорафобии. Мы видим, следовательно, что симптом 
имеется налицо для того, чтобы предотвратить появление страха; фобия представляет собою 
как бы пограничную крепость для страха. 
Мы не можем продолжить изложения, не коснувшись роли аффектов в этих процессах; 
это, однако, мы можем сделать далеко не в полном масштабе. Выставим, прежде всего, 
положение, что подавление системы Бзс. необходимо, прежде всего, потому, чтобы 
предоставленный себе самому ход представлений в системе Бзс. развил аффект, который 
первоначально носил характер приятного, после же процесса отодвигания принял характер 
неудовольствия. Подавление преследует цель предупреждения развития этого неприятного 
аффекта. Оно простирается на представления системы Бзс. потому, что аффект может 
возникнуть именно оттуда. Мы кладем здесь в основу вполне определенное предположение 
относительно сущности и характера развития аффектов. Последнее представляет собою 
моторный или секреторный акт, иннервационный ключ к которому имеется в 
представлениях системы Бзс. Благодаря господству пред-сознательной системы, эти 
представления как бы заглушаются и посылка импульсов, развивающих аффекты, 
парализуется. Опасность при отсутствии воздействия со стороны системы Прс. состоит, 
следовательно, в том, что бессознательные раздражения могут развить аффект, который 
вследствие ранее испытанного вытеснения может быть ощущаем лишь в форме 
неудовольствия, страха. 
Эта опасность создается предоставлением свободы процессам сновидения. Условиями 
для наличия этой опасности служат произведенное оттеснение и достаточная сила желаний. 
Они находятся, таким образом, всецело вне психологических рамок образования сновидений. 
Если бы наша тема этим одним моментом, освобождением системы Бзс. во время сна, не 
связывалась с темой развития аффекта страха, то я мог бы вообще отказаться от 
исследований сновидений страха и избавить себя от всех связанных с ним неясностей. 
Учение о сновидениях страха относится, как я уже не раз говорил, к психологии 
неврозов. Я сказал бы даже: страх в сновидении – проблема страха, и не проблема 
сновидения. 
Мы указали на точку соприкосновения ее с темой процессов сновидения и можем этим 
всецело удовлетвориться. Однако я могу сделать еще одно. Так как я говорил, что 
невротический страх проистекает из сексуальных источников, то я могу подвергнуть анализу 
сновидения страха, чтобы в мыслях, скрывающихся за ними, обнаружить наличие 
сексуального материала. 

---

По многим соображениям я отказываюсь от обсуждения всех тех примеров, которые в 
изобилии были сообщены мне невротическими пациентами, и отдаю предпочтение 
сновидениям страха детей или юношей. 
У меня самого уже очень много лет не было ни одного настоящего сновидения страха. 
В возрасте семи, восьми лет я помню одно такое сновидение; лет тридцать спустя я подверг 
его толкованию. Оно было чрезвычайно живо и отчетливо и представило мне любимую мать 
со странно спокойным, как бы застывшим выражением лица; ее внесли в комнату и 
положили на постель два (или три) существа с птичьими клювами. Я проснулся со слезами и 
криком и разбудил родителей. Странно задрапированные, длинные существа с птичьими 
клювами я заимствовал из иллюстраций к Библии в издании Филиппсона, мне думается, это 
были боги с ястребиными головами с египетского надгробного барельефа.133 В остальном, 
однако, анализ дает мне воспоминания об одном мальчике, который с нами, детьми, играл 
всегда на лужайке перед домом; я почти уверен, что его звали Филипп. Далее, мне кажется, 
что я впервые от этого мальчика услыхал вульгарное слово, обозначающее половой акт и 
достаточно ясно характеризующееся аналогией с ястребиными головами (тут по-немецки 
игра слов). О сексуальном значении этого слова я догадался, по всей вероятности, по 
выражению лица моего опытного учителя. Выражение лица матери в сновидении было 
скопировано мною с лица деда, которого я видел за несколько дней до его смерти. 
Толкование вторичной обработки сновидения гласило, таким образом, что мать умирает; 
надгробный барельеф тоже относится сюда. В этом страхе я и проснулся и не успокоился до 
тех пор, пока не разбудил родителей. Я припоминаю, что увидел лицо матери и тотчас же 
затих – словно мне именно нужно было утешение: она не умерла. Это вторичное толкование 
сновидения совершилось, однако, уже под влиянием развившегося страха. Я боялся не 
потому, что мне приснилось, что мать умерла; я истолковал сновидение в его 
предсознательной обработке так потому, что уже в то время находился под влиянием страха. 
Страх же при помощи оттеснения сводится к смутному, несомненно, сексуальному чувству, 
которое нашло себе выражение в зрительном содержании сновидения. 
Одному 27-летнему господину, страдающему уже больше года тяжелым недугом, в 
возрасте между 11 и 13 годами несколько раз снилось, что за ним гонится какой-то человек с 
вилами; он хочет бежать, но точно прикован к месту и не может двигаться. При этом он 
испытывает всякий раз сильный страх. Это очень хороший образчик чрезвычайно типичного 
и в половом отношении совершенно невинного сновидения страха. При анализе грезящий 
наталкивается на один, более поздний рассказ своего дяди, на которого напал ночью на 
улице какой-то подозрительный субъект, и сам заключает отсюда, что он в период 
сновидения слышал, вероятно, о таком же происшествии. Относительно вил он вспоминает, 
что как раз в тот же период однажды поранил себе вилами руку. Отсюда он непосредственно 
переходит к своему отношению к младшему брату, которого он часто колотил и третировал; 
особенно запечатлелось в его памяти, как он однажды запустил в брата сапогом и поранил 
ему голову; мать тогда сказала: «Я боюсь, что он когда-нибудь еще убьет его». 
Остановившись, по-видимому, на теме проявления насилия, он вдруг вспоминает один 
эпизод, относящийся к девятилетнему возрасту. Родители вернулись однажды вечером 
поздно домой; он притворился спящим, они легли спать, он услыхал вскоре тяжелое дыхание 
и другие звуки и мог даже догадаться об их положении в постели. Его дальнейшие мысли 
показывают, что между этими отношениями родителей и своим отношением к младшему 
брату он проводит аналогию. То, что происходило между родителями, он счел также 
проявлением насилия и достиг таким образом, как и многие другие дети, садистического 
понимания коитуса. Доказательством этого понимания служило ему то, что он замечал 
нередко кровь в постели матери. Что половые отношения взрослых вызывают в детях, 
133 Имеется в виду бог Гор (Хор), который также изображался в виде сокола или крылатого Солнца. На 
погребальных барельефах часто изображается рядом с богом Анубисом (человек с головой собаки), ведущим 
душу умершего. 

---

замечающих их, страх, мы можем наблюдать сплошь и рядом. Страх этот я объясняю тем, 
что тут идет речь о половом раздражении, которое недоступно их пониманию, которое 
потому еще встречает сопротивление, что оно связано с родителями, и которое благодаря 
этому превращается в страх. В более ранний период жизни сексуальное влечение к 
противоположному по полу родителю не подвергается вытеснению и проявляется, как мы 
видели, вполне свободно.134 
Я применил бы то же самое объяснение и к столь частым у детей ночным припадкам 
страха с галлюцинациями (pavor nocturnus). И тут мы имеем перед собой лишь непонятые и 
отвергнутые сексуальные ощущения, при констатировании которых обнаружилась бы, 
вероятно, правильная периодичность, так как повышение сексуального влечения вызывается 
как случайными возбуждающими впечатлениями, так и постоянными, периодически 
наступающими явлениями развития. 
Мне недостает нужного материала для доказательства этого утверждения. Педиатрам 
же, напротив того, недостает точки зрения, которая единственно дает возможность 
понимания целого ряда явлений как с соматической, так и с психической их стороны. В 
качестве курьезного примера того, как легко в ослеплении медицинской мифологией пройти 
мимо понимания таких случаев, я приведу один случай, найденный мною в исследовании 
pavor nocturnus Дебаке (17) (с. 66).135 
Один тринадцатилетний мальчик чрезвычайно слабого здоровья стал боязливым и 
робким; сон его отличался беспокойным характером и почти регулярно раз в неделю 
прерывался тяжелым припадком страха и галлюцинациями. Воспоминания об этих 
сновидениях были всегда очень отчетливы. Он рассказывал, что черт кричал ему: «А, 
наконец-то ты нам попался!» Кругом пахло смолой и серой, и его кожу обжигало пламя. 
Просыпаясь в страхе после таких сновидений, он в первую минуту не был в силах крикнуть, 
но потом голос возвращался к нему, и слышно было ясно, как он говорил: «Нет, нет, не меня, 
я ничего ведь не сделал» или «Нет, нет, я никогда больше не буду!» Однажды он сказал 
даже: «Альберт не делал этого!» Он перестал раздеваться, так как, по его словам, «пламя 
обжигало его только тогда, когда он был раздет». Сновидения эти грозили подорвать его 
здоровье, и его увезли в деревню. После полуторагодового пребывания там он оправился и 
потом некоторое время спустя сознался: «Я не осмеливался признаться в том, что постоянно 
испытывал покалывание и повышенное возбуждение в области мошонки; в конце концов, 
это настолько выводило меня из себя, что я думал выброситься из окна спальни». Нетрудно 
догадаться, что: 
1. Мальчик раньше онанировал, отрицал, по всей вероятности, свою вину и слышал 
постоянные угрозы. (Его восклицания: «Я никогда больше не буду», «Альберт никогда не 
делал этого»). 
2. В периоде возмужалости в нем снова пробудилось желание мастурбировать, но: 
3. В нем возникло сопротивление, подавившее либидо и превратившее его в страх, 
134 Проведенные позднейшие исследования подтвердили, что маленькие дети, случайно ставшие 
свидетелями половых сношений, воспринимают действия партнеров как агрессивные, сравнивая происходящее 
с «борьбой», «дракой». Образные сравнения полового акта с «борьбой», «схваткой» достаточно 
распространены в античной литературе. См., например. «Золотой осел» Апулея. 
135 3. Фрейд приводит комментарий Дебаке к клиническому описанию, явно иронизируя. Действительно, 
для специалиста как во времена Фрейда, так и в настоящее время очевидна нелепость попытки объяснить 
ночной страх у мальчика недостатком кровоснабжения головного мозга. Термины «апиретический» 
(бестемпературный) и «навязчивый» бред давно вышли из употребления. Само по себе сочетание 
прилагательного «навязчивый» с термином «бред» в известной мере парадоксально, ибо навязчивые мысли 
воспринимаются как «чуждые» и их неправильность осознается пациентом, а бредовые идеи пациент 
воспринимает как «свои» и совершенно некритичен к ним. Недоступность бредовых переживаний для 
логической коррекции является одним из кардинальных признаков бреда. Однако и теперь жива тенденция 
приписывать невротические, функциональные расстройства воздействию каких-либо «органических» факторов. 

---

который впоследствии включил в себя и страх перед тяжелою карой. 
Послушаем, однако, выводы автора. 
Из нашего исследования явствует, что: 
1. Влияние половой зрелости у юношей со слабым здоровьем может вызвать состояние 
общей слабости и даже сильную анемию мозга. 
2. Такая анемия мозга вызывает перемену характера, демономанические галлюцинации 
и чрезвычайно сильные ночные, а быть может, и дневные проявления страха. 
3. Демономания и самообвинения мальчика можно свести к воздействию полученного 
им в детстве религиозного воспитания. 
4. Все эти явления, благодаря продолжительному пребыванию на воздухе, физическим 
упражнениям и восстановлению сил, после периода возмужалости исчезли. 
5. Наследственности и застарелому сифилису отца можно приписать причину 
образования мозговых явлений у ребенка. 
И заключительные слова: 
Это наблюдение мы рассматриваем в рамках навязчивого, апиритического бреда; это 
особое состояние мы относим к церебральной ишемии (недостаточности кровообращения).