Тысячеликий герой

5. Властелин двух миров 
Свобода перемещаться в любом направлении через границу миров, из
перспективы явлений времени в перспективу каузальной бездны и обратно
— не оскверняя принципы одного мира принципами другого и в то же
самое время позволив разуму познать один посредством другого —
является талантом мастера. Космический Танцовщик, говорит Ницше, не
стоит инертно на одном месте, а радостно и легко кружится и перелетает в
прыжках с одного места на другое. В одно и то же время можно говорить
только из одной точки, но это не исключает озарений остальных.
Мифы редко демонстрируют таинство быстрого перехода в одном
образе. Там же, где они это делают, такой момент является драгоценным
символом, исполненным смысла, требующим бережного отношения и
осмысления. Таким моментом является Преображение Христа.
«По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и
Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и
преобразился пред ними и просияло лице Его как солнце, одежды
же Его сделались белыми как свет. И вот явились им Моисей и
Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу:
«Господи, хорошо нам здесь быть, если хочешь, сделаем здесь
три кущи. Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии»
[329]
. Когда он
еще говорил, се, облако светлое осенило их, и се, глас из облака,
глаголющий: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое
благоволение; Его слушайте». И, услышавши, ученики пали на
лица свои и очень испугались. Но Иисус, приступив, коснулся их
и сказал: «Встаньте и не бойтесь». Возведши же очи свои, они
никого не увидели, кроме одного Иисуса. И когда сходили они с

---

горы, Иисус запретил им, говоря: никому не сказывайте о сем
видении, 
доколе 
Сын 
Человеческий 
не 
воскреснет 
из
мертвых»
[330]
.
Здесь в одном моменте заключается целый миф. Иисус — проводник,
путь, видение и спутник возвращения. Ученики — его посвященные, им
самим таинство недоступно, и все же их подводят к полной картине
парадокса двух миров в одном. Петр был так напуган, что начал говорить
что-то невнятное
[331]
. Плоть растворилась перед их глазами, чтобы явить
Слово. Они упали на лица свои и, когда поднялись, дверь снова закрылась.
Следует заметить, что этот момент вечности взмывает выше
романтического осознания Камар аль-Заманом своей индивидуальной
судьбы. Здесь мы имеем не только мастерский переход и возвращение через
порог миров, но также наблюдаем более глубокое — намного более
глубокое — проникновение в глубины. Не индивидуальная судьба является
мотивом и темой этого видения, так как откровение явилось трем
очевидцам, а не одному, его нельзя удовлетворительно разъяснить в чисто
психологических терминах. Его, конечно же, можно проигнорировать. Мы
можем усомниться в том, что такая сцена в действительности когда-либо
имела место. Но это ничего нам не даст, так как сейчас нас интересуют
проблемы символизма, а не историчности. Нас не особенно волнует, жили
ли на самом деле Рип Ван Винкль, Камар аль-Заман или Иисус Христос.
Нас интересуют не их истории, а «
истории о них
», и эти истории настолько
широко распространены по всему миру — в разных странах и о разных
героях, — что вопрос о том, был ли тот или иной герой универсальной
темы исторически жившим человеком, может иметь лишь второстепенное
значение. Преувеличение значимости этого исторического элемента
привело бы нас к путанице, оно попросту может затуманить откровение
этих посланий.
В чем же тогда смысл образа преображения? Вот вопрос, который мы
должны задать себе. Но чтобы можно было подойти к нему на общих
основаниях, а не на узкосектантских, нам лучше рассмотреть еще один, не
менее известный, пример подобного архетипного события.
Нижеследующее 
взято 
из 
древнеиндийской