Тысячеликий герой

Вклейка 
Илл. I. Укротитель Чудовищ (Шумер)
.

---

Илл. II. Плененный Единорог (Франция)
.

---

Илл. III. Мать богов (Нигерия)
.

---

Илл. IV. Бог в военном облачении (Бали)
.

---

---

Илл. V. Богиня Сехмет (Египет)
.
Илл. VI. Медуза (Древний Рим)
.

---

Илл. VII. Колдун. Пещерный рисунок времен палеолита (Французские
Пиренеи)
.

---

Илл. VIII. Плачущий Вселенский Отец, Виракоча (Аргентина)
.

---

Илл. IX. Шива, Бог Космического танца (Южная Индия)
.

---

Илл. X. Двуполый предок (Судан)
.

---

Илл. XI. Бодхисатва (Китай)
.

---

Илл. XII. Бодхисатва (Тибет)
.

---

Илл. XIII. Ветвь вечной жизни (Ассирия)
.

---

Илл. XIV. Бодхисатва (Камбоджа)
.

---

Илл. XV. Возвращение (Древний Рим)
.

---

Илл. XVI. Космическая Львица-Богиня, несущая Солнце (Северная
Индия)
.

---

Илл. XVII. Источник жизни (Фландрия)
.

---

Илл. XVIII. Лунный царь и его подданные (Южная Родезия)
.

---

Илл. XIX. Мать богов (Мексика)
.

---

Илл. XX. Тангароа, порождающий богов и людей (Австралия)
.

---

Илл. XXI. Чудовище Хаоса и Бог Солнца (Ассирия)
.

---

Илл. XXII. Юный бог маиса (Гондурас)
.

---

Илл. XXIII. Колесница Луны (Камбоджа)
.

---

Илл. XXIV. Осень (Аляска)
.

---

Пролог. Мономиф 

---

1. Миф и сновидение 
Слушаем ли мы со снисходительным интересом какого-нибудь
конголезского колдуна с горящими глазами или читаем с изысканным
восторгом утонченные переводы мистической поэзии Лао Цзы; пытаемся
ли вникнуть в сложную аргументацию Фомы Аквинского или внезапно
улавливаем удивительный смысл причудливой эскимосской сказки —
всегда мы встречаем одну и ту же изменчивую по форме, но все же на
удивление постоянную историю и, вместе с тем, один и тот же вызывающе
настойчивый намек на то, что неизведанное, где-то ждущее нас, много
больше, чем когда-либо можно будет познать и поведать.
По всему населенному миру, во все времена и при любых
обстоятельствах человеческое мифотворчество никогда не увядало; всякое
порождение человеческого тела и духа есть плод вдохновения, черпаемого
из этого живого источника. Не будет преувеличением сказать, что миф
является чудесным каналом, через который неистощимые потоки энергии
космоса оплодотворяют человеческую культуру во всех ее проявлениях.
Религии, 
философии, 
искусства, 
формы 
социальной 
организации
первобытного и исторического человека, озарения первооткрывателей в
науке и технике, сами сновидения, вспышками врывающиеся в наш сон, —
все это зарождается в изначальном, магическом круге мифа.
Просто удивительно, что самая незатейливая детская сказка обладает
особой силой затрагивать и вдохновлять глубокие пласты творчества — так
же как капля воды сохраняет вкус океана, а яйцо блохи вмещает в себе все
таинство жизни. Ибо мифологические символы — не продукт произвола;
их нельзя вызывать к жизни волею разума, изобретать и безнаказанно
подавлять. Они представляют собой спонтанный продукт психики, и
каждый из них несет в себе в зародыше нетронутой всю силу своих
первоистоков.
В чем же заключается секрет этого неподвластного времени видения?
Из каких глубин мозга оно берет свое начало? Почему за многообразием
своих одежд мифология повсюду оказывается одинаковой? И чему она
учит?
Сегодня многие науки занимаются решением этой загадки. Археологи
проводят раскопки руин в Ираке, на Крите и в Юкатане. Этнологи
расспрашивают хантов, живущих на берегах Оби, и буби из африканских
племен, живущих в долинах Фернандо-По. Новое поколение востоковедов

---

не так давно открыло для нас священные писания Востока, а также
доиудейские источники нашей Библии. Между тем, другая армия ученых
— настойчивых исследователей — еще в прошлом столетии начала работу
в области этнопсихологии, пытаясь установить психологические основы
языка, мифа, религии, развития искусства и моральных норм.
Однако наиболее поразительны откровения, пришедшие к нам из
психиатрических клиник. Смелые и поистине эпохальные работы
психоаналитиков незаменимы для изучающего мифологию; ибо, как бы мы
ни оспаривали детали их подчас противоречивых толкований конкретных
случаев и проблем, Фрейд, Юнг и их последователи неопровержимо
продемонстрировали, что логика мифа, его герои и их деяния актуальны и
по сей день. В отсутствие общезначимой мифологии каждый из нас имеет
свой собственный, непризнанный, рудиментарный, но тем не менее
подспудно действующий пантеон сновидений. Новейшие воплощения
Эдипа и персонажи нескончаемой любовной истории Красавицы и
Чудовища стоят сегодня на углу Сорок второй стрит и Пятой авеню,
ожидая, когда поменяется сигнал светофора.
«Мне приснилось, — написал молодой американец автору
одной из постоянных рубрик в агентстве печати, — что я
перекрываю крышу своего дома. Внезапно я услышал
доносящийся снизу голос своего отца, который обращался ко мне.
Я резко повернулся, чтобы лучше слышать, и в это время молоток
выскользнул из моих рук, пополз вниз по покатой крыше и исчез
за ее краем. Я услышал глухой удар, как при падении тела.
Сильно испугавшись, я спустился по лестнице и увидел
своего отца лежащим на земле, его голова была в крови. Убитый
горем, рыдая, я стал звать свою мать. Она вышла из дому и
обняла меня. «Успокойся, сынок, это несчастный случай, —
сказала она. — Я знаю, ты будешь заботиться обо мне, даже если
его не стало». Когда она поцеловала меня, я проснулся.
Я самый старший ребенок в семье, мне двадцать три года.
Уже год, как я не живу со своей женой; почему-то мы не можем с
ней поладить. Я очень люблю своих родителей, и у меня никогда
не возникало никаких проблем с отцом, за исключением того, что
он настаивал, чтобы я вернулся к жене, а я не мог быть счастлив с
ней. И никогда не буду»
[8]
.
Здесь незадачливый муж открывает нам с поистине удивительным

---

простодушием, что вместо того чтобы направлять свою духовную энергию
на любовь и проблемы супружества, в тайных уголках своего воображения
он остается зависим от теперь уже нелепо анахроничной драматической
ситуации своего первого и единственного эмоционального опыта,
трагикомического 
детского 
любовного 
треугольника 
— 
сын,
соперничающий с отцом из-за любви матери. Из всего животного мира мы
дольше всех остаемся у материнской груди, и это определяет наиболее
постоянные характеристики человеческой души. Человеческие существа
появляются на свет слишком рано; они еще незавершенны, еще не готовы к
встрече с миром. Именно мать обеспечивает ребенку защиту от всех
опасностей, своей заботой продлевая покой, который он испытывал в
период своего внутриутробного развития
[9]
. Поэтому спустя месяцы после
катастрофы рождения зависимый ребенок и его мать составляют одно
целое не только физиологически, но также и психологически
[10]
. Любое
продолжительное отсутствие родительницы вызывает у младенца чувство
беспокойства и как следствие этого — импульс агрессивности; когда мать
вынуждена останавливать в чем-то ребенка, это также вызывает
агрессивную реакцию. Таким образом, первый объект враждебной
настроенности ребенка оказывается тождественен объекту его первой
любви, и его первым идеалом (который впоследствии сохраняется в
качестве бессознательной основы всех образов блаженства, истины,
красоты и совершенства) является идеал двуединства Мадонны и
Младенца
[11]
.
Несчастный отец является первым радикальным вторжением
инородной реальности в блаженство этого земного воплощения
совершенства внутриутробного состояния; поэтому он в первую очередь
воспринимается как враг. На него переносится заряд агрессивности,
первоначально направленный на «плохую» или отсутствующую мать, в то
время как сильное стремление к «хорошей», находящейся рядом, кормящей
и оберегающей матери (обычно) остается. Именно так в детском сознании
возникает краеугольное представление о смерти (
танатос: деструдо
) и
любви (
эрос: либидо
), что закладывает основу для формирования хорошо
известного теперь эдипова комплекса, который около пятидесяти лет тому
назад Зигмунд Фрейд назвал одной из основных причин незрелого
поведения взрослых. Как выразился Фрейд: «Царь Эдип, убивший своего
отца Лайя и женившийся на своей матери Иокасте, представляет собой
лишь исполнение желания нашего детства. Но, более удачливые, нежели
он, мы сумели с тех пор, поскольку не стали психоневротиками, избавиться

---

от своих сексуальных побуждений в отношении к матери и забыть свою
ревность к отцу»
[12]
. Или, как он пишет: «Таким образом, в каждом
зафиксированном отклонении от нормальной сексуальной жизни мы
должны были увидеть задержку в развитии и инфантилизм»
[13]
.
Во сне нередко видят люди, будто
Спят с матерью; но эти сны — пустое,
Потом опять живется беззаботно
[14]
.
О печальной участи жены человека, чувства которого остаются
незрелыми, так и не выйдя за рамки детского романа, можно судить по
иному, внешне бессмысленному, современному сновидению; и здесь мы
начинаем ощущать, что вступаем в сферу древнего мифа, но претерпевшего
любопытный поворот.
«Мне приснилось, — пишет встревоженная женщина, — что
большой белый конь повсюду следовал за мной. Он испугал меня,
и я оттолкнула его. Оглянувшись, чтобы посмотреть, продолжает
ли он следовать за мной, я увидела, что конь превратился в
мужчину. Я велела ему зайти в парикмахерскую и остричь свою
гриву, что он и сделал. Когда он вышел оттуда, то выглядел
совершено как человек, за исключением того, что у него были
конские копыта и голова, он следовал за мной повсюду. Он
приблизился ко мне, и я проснулась.
Я замужняя женщина, мне тридцать пять лет, у меня двое
детей. Я замужем уже четырнадцать лет и уверена, что муж не
изменяет мне»
[15]
.
Бессознательное посылает в наш мозг разного рода фантазии, химеры,
ужасы и иллюзии — будь то во сне, средь бела дня или в состоянии
безумия; ибо под фундаментом сравнительно упорядоченного строения,
которое мы называем нашим сознанием, мир человека простирается
глубоко вниз, в неизведанные пещеры Аладдина. Там нас, кроме
драгоценных камней, ожидает и опасный джинн: предосудительные или
сдерживаемые психические силы, которым мы не захотели или не
осмелились дать волю в нашей жизни. И они могут оставаться там
неведомыми для нас до тех пор, пока какое-то случайное слово, запах, вкус
чашки чая или взгляд не коснется магической пружины, и тогда наш мозг

---

начинают посещать опасные посланники. Они опасны потому, что
угрожают самому остову нашей уверенности в будущем, на который мы
сами опираемся и на котором строим свою семью. Но они так же
дьявольски пленительны, ибо сулят ключи от целого царства, где после
заманчивого и пугающего приключения мы откроем самих себя.
Разрушение построенного нами мира, в котором мы живем, и нашей
личности, а затем возведение нового мира, более свободного, чистого,
просторного, где мы заживем полной жизнью — вот чем нас искушают, что
нам обещают и чем пугают эти тревожные ночные гости из
мифологического царства, которое заключено в нас самих.
Психоанализ, современная наука толкования сновидений научила нас
не оставлять без внимания эти бестелесные образы. Она открыла путь,
позволяющий 
им 
выполнить 
свою 
работу. 
Опасные 
кризисы
индивидуального развития спокойно проходят под ограждающим
присмотром опытного знатока языка и законов сновидений, который
принимает на себя роль и обязанности древнего мистагога, или проводника
душ, колдуна из первобытных лесных святилищ, где вершится таинство
инициации. Врач — это современный властитель мифологического
царства, знающий все тайные пути и владеющий заклинаниями. Его роль
точно соответствует роли древнего мудреца из мифов и сказок, слова
которого 
помогают 
герою 
пройти 
через 
испытания 
и 
ужасы
фантастического приключения. Он — тот, кто, следя за этим невероятным
приключением зачарованной ночи, вдруг появляется и указывает на
сверкающий магический меч, который сразит ужасного дракона;
рассказывает о ждущей впереди невесте и замке, полном сокровищ;
прикладывает целительный эликсир к смертельным ранам и наконец
возвращает победителя обратно, в нормальный мир повседневной жизни.
Теперь, когда, учитывая все сказанное, мы обращаемся к
рассмотрению многочисленных удивительных ритуалов примитивных
племен и великих цивилизаций прошлого, становится очевидно, что их
цель и фактическая задача заключались в том, чтобы перевести человека
через этапы трансформации, которые требовали изменения характера не
только сознательной, но и бессознательной жизни. Так называемые обряды
перехода, занимающие видное место в жизни примитивного общества
(ритуалы рождения, присвоения имени, вступления в зрелый возраст,
бракосочетания, погребения и т. д.), отличаются обязательными и обычно
очень жесткими актами разрыва, посредством которых разум радикально
отсекается от установок, привязанностей и образа жизни той стадии, что
остается позади
[16]
. Затем следует период более или менее длительного

---

уединения, на протяжении которого исполняются обряды, нацеленные на
то, чтобы ознакомить нашего путешественника по жизни с характером и
должными ощущениями его нового положения, чтобы, когда наконец
наступит время для возвращения в нормальный мир, посвященный по
существу оказался заново родившимся
[17]
.