Текст приводится по изданию: Арминий Вамбери. Путешествие по Средней

разделяется надвое, левая идет через Джам, правая - через пустыню. 
Мы выбрали последнюю. Эту пустыню, по сравнению с теми, которые 
мы видели раньше, можно скорее назвать средней величины лугом. Ее 
часто во всех направлениях пересекают пастухи, потому что здесь есть 
много колодцев с неплохой питьевой водой, а поблизости от них 
почти повсюду встречаются юрты узбеков. Колодцы по большей части 
глубокие, а возле них, чуть повыше, сделан каменный или 
деревянный резервуар, всегда в форме [170] четырехугольника, куда 
наливают вычерпываемую из колодца воду и где поят животных. Так 
как ведра малы и пастухи скоро устали бы вытягивать их, для этой 
цели приспосабливают осла, а еще чаще верблюда. Животное, к седлу 
которого привязана веревка, проходит в направлении от колодца 
точно такое расстояние, которое соответствует длине веревки, и тем 
самым достает воду. Эти колодцы с пьющими овцами и серьезными 
пастухами в тихие вечерние часы представляют собой поэтическую 
картину, и меня очень порадовало сходство этой части пустыни с 
нашими пуштами в Венгрии. 
Вследствии строгости полиции, которая по приказу бухарского 
эмира действует повсюду, даже здесь дороги были настолько 
безопасны, что по пустыне проходили не только небольшие караваны, 
но и одинокие путники. На второй день мы встретили у одного из 
колодцев караван из Карши. Среди проезжавших была молодая 
женщина, изменнически проданная своим собственным мужем 
старому таджику за 30 тилла. Она лишь в пустыне узнала о гнусной 
сделке; бедняжка кричала, плакала, рвала на себе волосы и, подбежав 

---

106 
как сумасшедшая ко мне, воскликнула: “Хаджим (мой хаджи), ты 
прочитал много книг. Скажи мне, где написано, что мусульманин 
может продать свою жену, родившую ему детей?” Я сказал, что это 
грех, но таджик только посмеялся надо мной, потому что он, 
наверное, уже договорился с кази-келаном (верховным судьей) Карши 
и был уверен в надежности своей покупки. 
Так как из-за сильной жары мы продвигались очень медленно, 
нам понадобилось два дня и три ночи, чтобы добраться до Карши. 
Мы увидели город, лишь поднявшись на плато, где справа идет 
дорога в Катта-Курган, а слева появляется река, которая течет сюда из 
Шахрисябза и теряется в песках далеко за Карши. Начиная отсюда и 
до самого города все время едешь по обработанной земле и мимо 
бесчисленных садов, а так как в Карши нет стены, то, миновав мост, 
вдруг замечаешь, что находишься уже в самом городе. 
Карши, древний Нахшеб, - второй город Бухарского ханства как 
по своим размерам, так и по торговому значению; он состоит из 
собственно города и цитадели (курганче), находящейся на северо-
западной стороне и плохо укрепленной. В Карши в настоящее время 
десять караван-сараев и богатый многолюдный базар; не будь 
политических неурядиц, город играл бы значительную роль в 
транзитной торговле между Бухарой, Кабулом и Индией. Жители 
говорят, что их 25 тысяч, большей частью это узбеки, они составляют 
костяк бухарских войск. Кроме них есть еще таджики, индийцы, 
афганцы и евреи; последние пользуются здесь правом ездить верхом и 
в самом городе, что им запрещено в других местах ханства. В 
промышленном отношении Карши славится ножевым производством, 
уступая, правда, соседнему Гиссару. Различные сорта ножевых 
изделий расходятся по всей Средней Азии, мало того, хаджи вывозят 
их в Персию, Аравию [171] и Турцию и продают в три-четыре раза 
дороже. Одна их разновидность, клинки из дамасской стали с 
рукоятками, отделанными золотом и серебром, изготовляется и в 
самом деле очень искусно, а в отношении прочности и изящества 
могла бы посрамить даже самые знаменитые английские изделия. 
Среди рекомендательных писем к ишанам и муллам, которыми 
мои друзья снабдили меня на дорогу, одно было в Карши, к некоему 
Хасану, пользовавшемуся здесь большим уважением. Он принял меня 
очень ласково и посоветовал купить длинноухого скакуна, поскольку 
весь скот, особенно ослы, здесь очень дешевы, на оставшиеся же 
небольшие деньги, как делают все хаджи, накупить ножей, иголок, 
ниток, стеклянных бус, бухарских платков, а больше всего сердолика, 
привозимого сюда из Индии и очень дешевого, так как, продолжал он, 
“у кочевников, мимо которых вам придется проезжать, можно будет 
кое-что приобрести за эти товары, по крайней мере облегчить свое 
существование, потому что зачастую за одну иголку или несколько 
стеклянных бусинок (монджук) можно получить столько хлеба и 
дынь, что на целый день хватит”. Я понял, что добрый человек прав, и 
в тот же день вместе с кунградским муллой отправился покупать 
названные предметы. В результате половина одна моего хурджина 
(сумки) была заполнена рукописями, а другая превратилась в склад 
товаров, предназначенных на продажу. Таким образом, я сделался в 
одно и то же время антикваром, торговцем галантереей, хаджи и 
муллой, а сверх того побочно занимался продажей благословений, 
нефесов, амулетов и других чудес. 
Удивительная перемена! Прошел ровно год с тех пор, как я 
совершал эти разнообразные торговые операции, и вот теперь, 
запертый в четырех стенах, сижу и пишу по восемь часов в день. Там 
мне приходилось иметь дело с кочевниками, выбиравшими из 
стеклянных бусинок самые яркие, а из амулетов тот, края которого 
были обведены самым толстым слоем красной краски, здесь же мне 
приходится иметь дело с издателями, критикой и публикой, чьи 
разнообразные желания удовлетворить, конечно, труднее, чем 
запросы моды юной туркменки или смуглой дочери джемшидов. 
К своему крайнему удивлению, я обнаружил в Карши 
публичное увеселительное место; ничего подобного я не встречал ни 
в Бухаре, ни в Самарканде, ни даже в Персии. Собственно говоря, это 
большой сад на берегу реки с несколькими аллеями и цветочными 
клумбами, носящий скромное название “календер-хане” (“дом 
нищих”). Здесь-то и прогуливается beau monde Карши с двух часов 
пополудни до заката солнца, а иногда задерживается на час позже. 
Там и сям дымятся самовары, а вокруг них всегда несколько теплых 
компаний. Эта развеселая толпа - зрелище для путешественников по 
Средней Азии весьма необычное. Впрочем, жители Карши 
отличаются веселым, легким нравом и считаются ширазцами 
Бухарского ханства. 

---

107 
[172] После трехдневного пребывания в Карши я выехал в 
сопровождении Молла Исхака (так звали моего спутника - 
кунградского муллу) и двух других хаджи в Керки, до которого было 
14 миль. Туда ведет одна-единственная дорога. Проехав две мили, мы 
оказались в Файзабаде, большой и, как я слышал, богатой деревне. 
Миновав ее, мы провели половину ночи в развалинах цистерны, 
которых здесь много; все они остались со времен Абдулла-хана. Хотя 
окрестности считались совершенно безопасными, нам все-таки 
посоветовали быть после Карши настороже, потому что здесь уже есть 
туркмены, которым нельзя доверять. Мы поставили своих ослов в 
один угол развалин, а сами легли в передней части на своих сумках и 
спали поочередно до полуночи. Тогда мы встали и отправились 
дальше, чтобы до полуденного зноя достигнуть намеченной станции. 
Задолго до полудня мы добрались до цистерны Сенгсулак. Увидев 
издали вокруг нее юрты и пасущийся скот, мы обрадовались; теперь 
мы поверили, что найдем воду, в чем прежде сомневались, нагрузив 
поэтому своих ослов водой про запас. Куполообразный высокий свод 
цистерны, несмотря на более чем двухсотлетний возраст, сохранился 
в абсолютной целости, так же как и ниши, дающие тень путникам. 
Цистерна, расположенная в нижней части долины, весной доверху 
наполняется водой. Теперь глубина воды в ней была всего 3 фута, 
вокруг нее стояло около 200 юрт узбеков из племени кунград и 
найман, голые дети плескались в цистерне рядом со скотом, и все это 
несколько портило прекрасный вкус воды. Так как отсюда до Керки 
насчитывают шесть миль, мы решили облегчить нашим животным 
этот длинный переход и проделать его ночью, а день использовать 
для сна. К сожалению, наш покой вскоре был нарушен, так как 
узбекские девочки успели разглядеть наши кораллы и поспешили 
явиться с большими деревянными мисками верблюжьего и кобыльего 
молока, подстрекая нас к обмену. 
Мы выехали через час после захода солнца. Была чудесная тихая 
ночь. Не прошло и четырех часов, как нас сморил сон, мы сели 
отдохнуть и заснули, держа поводья в руках. Нас разбудили всадники. 
Упрекнув в неосторожности, они велели нам ехать дальше. Мы 
вскочили на ноги и частью пешком, частью верхом добрались на 
восходе солнца до Оксуса. На нашем берегу, на холме, была цитадель, 
а на другом, на крутой возвышенности, - пограничное укрепление, а 
вокруг него городок Керки. 
Оксус, текущий между двумя упомянутыми возвышенностями, 
почти в два раза шире, чем Дунай между Пештом и Офеном. Течение 
очень сильное, но, несмотря на это, есть песчаные отмели. Наша 
переправа длилась целых три часа, потому что, на наше несчастье, нас 
относило вниз по течению. Даже если переправа совершается при 
наиболее благоприятных условиях, а именно летом, когда вода в реке 
самая высокая, на нее тратят добрых полчаса, так как никому ни разу 
не удавалось провести [173] лодку, не посадив ее на мель; лодочнику 
приходится слезать в воду и с помощью каната перетаскивать лодку 
через мелкие места. К счастью, жара была не такая сильная, как при 
нашем переезде у Ханки, и нам не пришлось много страдать. 
Перевозчики оказались достаточно гуманными и не взяли с нас денег. 
Но едва мы ступили на другой берег, как нас задержал дерьябеги
141
губернатора Керки. Он обвинил нас в том, что мы - беглые рабы и 
пробираемся на родину, в свою еретическую Персию. Он приказал 
нам следовать со всеми пожитками за ним в крепость, где нас 
допросит сам губернатор. Можете себе представить, как меня удивило 
это подозрение. Трое моих коллег, физиономия и язык которых явно 
выдавали их происхождение, вовсе не тревожились, и действительно 
их скоро отпустили. Со мною они возились дольше. Но когда я 
увидел, что они силой хотят отнять у меня моего осла, мною овладело 
бешенство, 
и, 
перемешивая 
татаро-тюркский 
диалект 
с 
константинопольским, я совал им свой паспорт и, горячась, требовал, 
чтобы они показали его бию (губернатору) или провели к нему меня 
самого. 
Привлеченный поднятым мною шумом, подошел топчибаши 
(начальник артиллерии) крепости, перс по рождению, взлетевший на 
свой нынешний пост из рабов, и зашептал что-то на ухо дерьябеги. 
Затем он отвел меня в сторону и рассказал, что сам он из Тебриза, это 
его родной город, не раз бывал в Стамбуле и сразу узнает человека из 
Рума. Он заверил меня, что я могу быть спокоен, со мною и моим 
имуществом здесь ничего не случится, но все иностранцы обязательно 
141
Де
p
ьябеги
- 
должностное
лицо
(
чиновник
), 
ведавшее
переправой
через
Амударью
, 
букв
. “
речной
начальник
”, 
т
. 
е
. “
начальник
переправы
”. 

---

108 
подвергаются обыску, потому что освобожденные рабы должны 
платить здесь, на границе, два дуката пошлины, а они, чтобы 
избежать этого, пускают в ход всякого рода переодевания. Вскоре 
вернулся слуга, ходивший показывать мой паспорт губернатору; он 
вернул мне его с пятью тенге в придачу, подаренными бием, хотя я и 
не просил у него ничего. 
Поскольку Керки - пограничная крепость и, так сказать, ключ к 
Бухаре со стороны Герата, опишем его подробнее. Как я уже говорил, 
укрепления делятся на две части. Цитадель на правом берегу очень 
мала, в ней четыре пушки, и в мирное время там живут несколько 
стражников. Сама крепость на левом берегу представляет собой 
построенный на возвышении замок, окруженный тремя стенами и 
насчитывающий, как я слышал, 12 чугунных и 6 медных пушек. 
Стены земляные, но довольно крепкие, особенно нижняя, в 5 футов 
шириной и 12 высотой. Вокруг крепости лежит городок, в котором 150 
домов, 3 мечети, караван-сарай и небольшой базар; он также обнесен 
добротной стеной и глубоким рвом. Жители, узбеки и туркмены, 
занимаются отчасти торговлей, но больше земледелием. Вблизи 
городской стены находится могила знаменитого имама Керхи, 
написавшего много трудов по экзотике. Провинция Керки начинается 
неподалеку от Чарджоу и тянется по берегам Оксуса и каналов этой 
реки до перевоза Хаджи-Салих (неправильно [174] называемого Хойя-
Салу). Местность населена туркменами-эрсари, это единственное 
племя, которое платит дань эмиру, чтобы обезопасить себя от 
враждебных действий других племен. Прежде бухарский эмир имел 
владения и по другую сторону Оксуса, но победоносный Дост 
Мухаммед-хан отнял их, так что теперь у эмира, кроме Чарджоу и 
Керки, ничего не осталось. 
К великому моему огорчению, я услышал, что Молла Земан, 
предводитель каравана, идущего из Бухары в Герат, прибудет сюда 
только через 8-10 дней. Я счел за лучшее не провести это время в 
Керки, и поехать к туркменам и в сопровождении Молла Ишана 
отправился к племенам кызыл-аяк и хасанменекли,
142
среди которых 
было несколько мулл, видевших меня в Бухаре в обществе друзей. 
Туркмены-эрсары, переселившиеся сюда только около 200 лет назад с 
142
Хасан
-
менгли
. 
Мангышлака и 40 лет назад признавшие власть Бухары, мало что 
сохранили от национального характера туркмен. Их можно назвать 
только полукочевниками; большая часть их обрабатывает землю, но 
даже те, кто занимается исключительно скотоводством, утратили 
дикий характер, а вместе с ним и исконные добродетели своих 
соплеменников. В своем стремлении цивилизовать их Бухара 
отобрала у них меч и лишила честного простодушия, дав взамен 
Коран и религиозное лицемерие. Никогда не забуду сцен, которые я 
наблюдал в доме моего хозяина, одного из самых уважаемых 
туркменских ишанов. Хальфа Нияз унаследовал святость, знания и 
почет от своего отца. У него был текке (монастырь), где, по примеру 
Бухары, получали образование несколько групп учеников. К тому же 
он получил еще изн (разрешение) из Мекки читать священные стихи 
(касыде - и шериф). При чтении он обычно ставил чашу с водой, куда 
сплевывал по окончании каждого стиха. Эти плевки, в которые 
проникла святость текста, продавались затем всем желающим как 
чудодейственное лекарство. Только одна туркменская черта 
сохранилась 
у 
эрсари: 
любому 
чужаку 
они 
оказывают 
гостеприимство, все равно, живет он у них один день или год, потому 
что во всем Туркестане, за исключением таджиков, еще неизвестна 
пословица: “Hфte et poisson, en trois jours poison”.
143
Я ездил со своим хозяином также к Мазари-Шерифу (Святой 
могиле), которая находится в двух днях пути от его овы и в четырех-
пяти днях от Керки, а от древнего Балха всего в пяти часах пути. Так 
как утверждают, что это могила Али, она считается во всем 
Туркестане важным местом паломничества. Чудотворная могила 
Шахи Мердана (Короля героев, т.е. Али), как еще принято называть 
Мазар, была обнаружена, по преданию, во времена султана Санджара 
(1150 г.).
144
Развалины, под которыми будто бы хранятся сокровища со 
времен дива
145
(дьявола), были в Балхе везде и повсюду, и 
вышеназванный султан повелел начать раскопки, во время которых 
143
Гость
и
рыба
через
три
дня
[
превращаются
] 
в
яд
(
фр
.). 
144
Санджар
(1118 - 1157) 
правитель
из
династии
Сельджукидов
, 
владевший
Ираном
(
Хорасаном
) 
и
значительной