Те слова, что мы не сказали друг другу

13
Во время полета они ни слова не сказали друг другу. Джулия упорно
смотрела в иллюминатор.
* * *
Сидя в самолете, я каждый раз высматривала в гуще облаков твое
лицо, пыталась представить себе твои черты в этих туманных,
клубившихся в небе завихрениях. Я написала тебе сто писем, и получила
сто писем от тебя по два за каждую неделю. Мы поклялись друг другу
встретиться снова, как только я найду для этого средства. В перерывах
между занятиями я работала, чтобы накопить денег и когда-нибудь
вырваться к тебе. Я служила официанткой в ресторанах, билетершей в
кино, даже раздавала рекламные проспекты, и все мои усилия
преследовали одну-единственную цель — в одно прекрасное утро
прилететь в Берлин, в тот самый аэропорт, где ты будешь меня ждать.
Сколько ночей я засыпала, вспоминая о том, как мы смеялись, гуляя по
улицам серого города! Твоя бабушка иногда говорила мне, когда ты уходил,
что не годится так неистово верить в нашу любовь. Что она долго не
продлится. Что слишком многое разделяет нас — меня, девушку с Запада,
и тебя, парня с Востока. Но всякий раз, как ты возвращался и обнимал
глядела на нее из-за твоего плеча и улыбалась ей в святой уверенности,
что она ошибается. Когда отец силой усадил меня в машину, которая
ждала под окнами, я выкрикивала твое имя, я хотела, чтобы ты меня
услышал. И в тот вечер, когда в новостных передачах объявили о
«несчастном случае» в Кабуле, где погибли четверо журналистов, в том
числе один немец, я сразу почувствовала, что речь идет о тебе, и у меня
кровь застыла в жилах. Я потеряла сознание прямо в ресторане, за
старенькой деревянной стойкой, где в ту минуту протирала бокалы.
Диктор сообщил, что ваша машина подорвалась на мине, оставленной
советскими войсками. Судьба как будто решила снова поймать тебя в
свои сети, не дать насладиться свободой. Газеты не входили в
подробности этой истории — четыре жертвы, и всё, этой информации
миру было вполне достаточно, а все остальное — имена погибших, их
жизни, близкие, которых они навсегда покинули, — уже не имело значения.
Но я знала, знала, что тем немцем был ты. И мне понадобилось целых два

---

дня, чтобы разыскать Кнаппа, два дня, в течение которых я и крошки не
смогла проглотить.
А потом он сам наконец позвонил мне, и по звуку его голоса я сразу
поняла: он лишился друга, а я- любимого. Своего лучшего друга, твердил
он. Кнапп винил себя в том, что помог тебе стать репортером, а я, сама
умирая от горя, утешала его как могла — рассказывала, как ты казнил
себя за то, что не сумел найти нужных слов благодарности. И тогда мы с
Кнаппом стали говорить о тебе, чтобы ты не покинул пас окончательно
и бесповоротно. Это он рассказал мне, что тела погибших так и не были
опознаны. По словам одного из свидетелей, когда мина взорвалась, ваш
грузовик буквально разлетелся на куски. Шоссе на десятки метров вокруг
было усеяно обломками железа, а в центре зияла гигантская яма, где
только и было, что обгоревший, изуродованный каркас машины —
свидетельство бессмысленной людской жестокости. Кнапп простить
себе не мог, что послал тебя туда, в Афганистан. Необходимо было
срочно заменить кого-то, кто не смог поехать, — объяснял он, рыдая.
Если бы ты не оказался рядом с ним тогда!.. Но я-то понимала, что в тот
момент он подарил то, чего ты хотел больше всего на свете. «Как мне
жаль, как жаль!» — всхлипывая, твердил Кнапп, а я, застыв в своем горе,