Метод критической лингвистики (critical linguistics) – от‐ носительно новое направления в языкознании – достаточно близок к методу дискурс‐анализа. Цель метода критической лингвистики состоит в обнаружении и изучении идеологически окрашенных компонентов текста. При этом особое внимание уделяется именно
48 Кожемякин Е.А. Дискурс‐анализ массовой коммуникации // Global Media Journal. Глобальный медиажурнал. Российское издание. – URL: http://test.gmj.sfedu.ru/v2i1/v2i1_kozhemyakin.htm (дата обращения: 12.07.2011). 49 Т. ван Дейк. Язык. Познание. Коммуникация. – М.: Прогресс, 1989. – С. 123.
анализу текстов массовой информации как текстов по природе сво‐ ей глубоко идеологизированных.
Основоположник медиаобразовательной теории развития критического мышления британский ученый Л. Мастерман (L. Mas‐ terman) считает, что существует четыре области критического изу‐ чения медиапродукта:
На ком лежит ответственность за создание медиатекстов, кто владеет средствами массовой информации и контролирует их?
Как достигается необходимый эффект?
Каковы ценностные ориентации создаваемого таким обра‐ зом мира?
Как его воспринимает аудитория?
Примером применения критического анализа к медиатексту может служить исследование А.В. Федорова «Критический анализ медиатекста, содержащего сцены насилия, на медиаобразователь‐ ных занятиях в студенческой аудитории (на примере фильма «Груз 200»)»50. Ученый, проанализировав такие значимые для медиатек‐ стов понятия, как авторская идеология; условия рынка, которые оп‐ ределили замысел, процесс создания медиатекста и его восприятие аудиторией; приемы повествования, пришел к выводу: создатели фильма могут отрицать, что они сознательно просчитывали эффект воздействия медийного насилия, однако, как известно, конечный результат совсем не обязательно связан с осознанными авторскими намерениями. А главным в фильме стало «радикально» и натурали‐ стично показанное насилие в различных его ипостасях.
Материал для критического анализа может дать, например, освещение одного и того же события разными по идеологической направленности СМИ. Сравним заголовки, посвященные сексуаль‐ ному скандалу с участием Доминика Стросс‐Кана и недавней ката‐ строфе теплохода «Булгария» в июле 2011 г.: «Экс‐глава МВФ попал в новый переплет» / «Кто подставил Стросс‐Кана?» / «Стросс‐Кан решил подкупить горничную» / «Великий обольститель»;
«Катастрофа на Волге» / «Тонущих людей снимали на мобильники»
/ «Не доплыли» / «Теплоход погубили открытые иллюминаторы».
50 Федоров А.В. Критический анализ медиатекста, содержащего сцены насилия, на медиаобразовательных занятиях в студенческой аудитории (на примере фильма «Груз 200»). – URL: http://psyfactor.org/lib/fedorov12.htm (дата обраще‐ ния: 12.07.2011).
Сравнительный анализ позволяет увидеть совершенно раз‐ ную расстановку смысловых (и идеологических) акцентов: Стросс‐ Кан не виноват (он «попал в переплет»), он жертва (его «подстави‐ ли») или новый Казанова («великий обольститель»). Катастрофа теплохода подается то как стихийная трагедия без каких‐то винов‐ ников (безличное «не доплыли»), то как шоу (тонущих снимали на мобильники), то как результат халатности самих пассажиров.
Разновидностью критического анализа можно считать метод лингвистической экспертизы медиатекста.
Говорить публично – это, по мнению О. Розенштока‐Хюсси,
«большой и благородный риск»51, так как использование речи, осо‐ бенно в сфере медиакоммуникации, «так или иначе сопряжено с риском: знак может быть неверно истолкован; знак может служить средством обмана. Говорящий может ошибаться; он может оказать‐ ся не в состоянии членораздельно передать то, что он имеет в ви‐ ду»52. Таким образом, риск, обусловленный употреблением речи в медиасфере, прежде всего связан а) с особенностями восприятия медиатекста (автор и адресат разделены в пространстве) и возмож‐ ностью неёдинственной его интерпретации; б) с природой самого медиатекста, его структурными, семантическими, прагматическими закономерностями.
Медиатекст выступает в качестве объекта лингвистической экспертизы в связи с гражданскими делами о защите чести, досто‐ инства и деловой репутации (ст. 152 ГК РФ), уголовными делами по обвинению в оскорблении (ст. 130 УК РФ), в клевете (ст. 129 УК РФ), в экстремизме, в разжигании межнациональной, религиозной враж‐ ды (по признакам состава преступления, обозначенного в феде‐ ральном законе «О противодействии экстремистской деятельности» от 25 июля 2002 г. № 114‐ФЗ).
Экспертизе могут быть подвергнуты разные виды медиатек‐ ста: печатный, теле‐ и радиотекст, текст интернет‐СМИ (в частно‐ сти, материалы сайтов), рекламный и PR‐текст (последний особенно актуален в свете борьбы с «черным» пиаром в период выборов в законодательные и исполнительные органы власти) .
51 РозенштокХюсси О. Речь и действительность. – М., 1994. – С. 49.
52 Там же. – С. 50.
Конечно, существуют и в лингвистической литературе описа‐ ны «зоны риска» для журналиста, своеобразные «правила лингвис‐ тической безопасности, как то:
воздерживайся от личностных оценок субъекта речи,
занимай позицию «над схваткой»,
излагай факты, а не высказывай мнения,
избегай стилистически маркированных элементов (просто‐ речных, разговорных, бранных, негативно окрашенных), которые дают оценку субъекту речи или событию от лица пишущего и проч.
Однако, на наш взгляд, эти правила трудновыполнимы и нередко вступают в противоречие с требованием к журналисту проявить свою гражданскую позицию.
Более того, следует заметить, что любой медиатекст, содер‐ жащий те или иные утверждения о каком‐то лице или организации, может в принципе быть оспорен в судебном порядке53, даже если автор текста (например, журналист) будет соблюдать все меры пре‐ досторожности и избегать «зоны риска». Причина этого – в особен‐ ностях речевого общения как одной из форм социального взаимо‐ действия, носящего нередко конфликтный характер.
Do'stlaringiz bilan baham: |