Рене груссэ

частью родной степи. С пастбищ (нутук, юрт), признанных за
четырьмя сыновьями Чингиз-хана, начались, таким образом,
будущие ханства Чингиз-ханидов. Монгольское общество, — а
точнее, тюрко-монгольс-кое общество, ведь мы видели, что Чингиз-
хан ассимилировал значительное количество тюркских племен
Алтая,— оставалось аристократическим по своей организации.
Старая «степная аристократия», умело показанная Бартольдом и
Владимирцовым, аристократия богатырей (багадур) и предводителей
(найон),** продолжала обес-
* Вот каким образом Жуэнвиль (изд, Вейли, 263) говорит, опираясь на
свидетельства францисканских миссионеров о том, что он знает о ясаке:
«Статус, который он (Чингиз-хан) придал им, был предусмотрен для того,
чтобы держать народ в мире; он был таким, что бы никто не посягал на чужую
вещь, не украл ее, если хотел быть в покое и чтобы никто не
прелюбодействовал с чужой женой, ни с дочерью другого, если хотели быть в
покое и не быть казненными. Он предоставил им другие возможности для
обеспечения мира».
** «В словаре Хуа йи йи, от 1389, ноян является эквивалентом куей —
благородный. Современное произношение — нойон, но кажется, что оно
звучало для иностранцев средневековья как ноин». (Pelliot, Revue de 1 Orient
chrelien, 1924, p.306, 110). Pluriel noyad.
250

---

печивать командным составом разные социальные классы: воинов и
верных, являвшихся в высшей степени свободными людьми (нокур),
во 
множественном 
числе (нокуд), простолюдинов,
образовывавших простой народ (арат, карачу). Наконец,
крепостных (унаган богол), относившихся, в принципе, к
монгольской расе. Влади-мирцов различает здесь все элементы
феодального общества, эшелоны которого, на различных уровнях
иерархии, объединялись между собой наследственной связью
личной преданности.
В армии, на различных уровнях военной иерархии, царствовал
тот же самый феодальных принцип; та же самая связь личной
преданности объединяла командиров десятков (арбан), сотен
(джагун), тысяч (минган), десяти тысяч (тумен) солдат. Сотники,
тысячники и командующие мириадами были предоставлены
большой аристократией (найон). Ниже них, основа армии
состояла из маленькой знати свободных людей, которые носили
старый тюркский титул — тархан (по-монг. дарган) и имели
привилегию сохранять в принципе как свои индивидуальные
трофеи, добытые на войне, так и дичь, подстреленную на большой
охоте.* Впрочем, несколько тарханов, ввиду своей ценности, были
возведены в ранг найонов.
Эта армия, «аристократически организованная», как пишет Вла-
димирцов, сама имела свою элиту, личную гвардию великого хана.
Гвардия (кашик) состояла из десятка тысяч человек. Солдаты этой
гвардии (в единственном числе — кашикту, во множественном числе
-кашиктан), были теоретически распределены на дневную гвардию
(туркак), во множественном числе — (туркаут) и ночную гвардию
(кабтаул), во множественном числе (кабтавул) или (кабтаут).** К
ним надо добавить (кортчин) или лучников «носителей колчанов».
«Количество (кабтаут) увеличилось с 800 до 1000, (корчин) — с 400
до 1000, а тургаут насчитывали 1000 человек. Численный состав
гвардии в результате достиг 10 000 человек».***
В нее могли войти только знатные люди или люди, в высшей
степени свободные (тархат, даркат). Простой солдат из гвардии имел
превосходство над командиром тысячи человек из остальной
армии, и именно из гвардии Чингиз-хан выбирал большую часть
сво-их генералов.
* Таркан или даркан в принципе, освобожденный от налогов.(Mostaert,
Ordosica, p.38) Sur le nokur, Ralph Fox, Gengis-khan, 109.
** Что касается данных терминов, см. Pelliot, Notes sur le Turkestan, Toung-
pao, 1930, 28 et sq. корректирующий Бартольда, Туркестан, 383. Et Chavannes,
T.p., 1904, 429-432.
*** Бартольд, Туркестан, 384. Нам известно, что группа из 10 000 человек
называлась тюмен; из 100 000 человек — туг (от туг — знамя).
251

---

Монгольская армия располагалась, в принципе, по трем
направлениям. В соответствии с монгольской ориентацией, то есть
лицом к югу: левым флангом (джегун-гар, джаун-гар, джун-гар)*
на востоке, на первых порах командовал джелаир Мукали. В центре
(гол), находившемся под командованием Баарин Найа, молодой
Тангут по имени Чаган, которого Чингиз-хан приютил и вырастил
как своего сына, командовал тысячами элитных гвардий. Правым
флангом — барагун-гар, бараун-гар, барун-гар,** командовал Ару-
лат Боортчу, или Богурджи. После смерти Чингиз-хана,
монгольская армия достигнет численного состава в 129 000
человек; левый фланг, ввиду военных условий, усилится на 62 000
человек, а правый фланг - на 38 000 человек, остальная часть будет
распределена между центром и резервом.***
Эта ориентация лицом к югу будет соответствовать целям
монгольского наступления, направленного по вееру к разным
«южным» странам: захват Китая «с левой стороны», Туркестана и
восточного Ирана, с центра, и русской степи «с правой стороны».
Китайские живописцы из школы Чао Монфу замечательно
изобразили этого монгольского воина, героя эпопеи, и, читая, как
изображает его, после своих путешествий в Монголию, Фернан
Гренар, историк Чингиз-хана, мы можем наоборот представить
себе, как будто бы разворачиваем полотно этих старых мастеров:
«В лагере, сообщает Гренар, солдат носит меховую шапку с
наушниками, штаны из войлока и сапоги, шуба у него ниже колен. В
бою он надевает кожаный шлем, закрывающий затылок, надевает
на себя крепкую и гибкую кирасу из кожаных лакированных
черных полосок. Наступательное оружие заключается в двух луках
на человека и двух колчанов, кривой сабли, топорика и железной
палицы, подвешенной на седло, пики, оснащенной крюком для
выбивания всадников из седла, веревки из конского волоса со
скользящей петлей».****
* Дословно «левая рука».
** Дословно «правая рука».
*** Бартольд (Чингиз-хан. Исл. Энц.с. 831. Допускает, что во всей
монгольской армии насчитывалось 129 000 человек. Подобный подсчет,
взятый у Рашид ад-Дина, встречается у Д.' Охссона, 11, 3-5. Эрдаманн
(Темужин, 455) приводит по тем же персидским источникам другие цифры:
охрана — 1000, основные силы — 101 000, правый фланг — 47 000, левый -
52 000, охрана принцев императорской семьи — 29 000 человек. Итого — 230
000 человек.
**** Grenard, Gengis-khan, 76. Плано Карпини, указывая дату 1246 г., дает
подробное описание этого оружия, в частности, пики с крючком, которую
использовали для того, чтобы подцепить и выбить из седла всадника.
252

---

С монголом надо ассоциировать монгольскую лошадь. Впрочем,
они близки друг другу, это дети одной степи, взращенные на одной
и той же земле, в одинаковых климатических условиях,
привыкшие к одним и тем же упражнениям: монгол, он маленький,
коренастый, с крепкими костями, широкоплечий, необычайно
выносливый. Его лошадь, тоже маленькая и коренастая,
неприглядная, «с крепкой шеей, толстоватыми ногами, густой
шерстью, но в том, что касается ее пыла, прочности, выносливости,
невозмутимости, твердой поступи, она просто великолепна».*
Несомненно, что на заре истории, этот скакун северных
кочевников 
обеспечил 
превосходство «укротителям
индоевропейских лошадей». Ну а в конце античного периода, он уже
нес гуннов к завоеванию Китая и Римской империи. И вот, в
середине средних веков, вся эта степная кавалерия вновь рвется к
золотым дворцам Пекина, Тауриса и Киева.
О монгольской тактике было много написано. Ее сравнивали с
тактикой Фридриха II или Наполеона. Кахун рассматривал ее как
результат из ряда вон выходящих гениальных замыслов,
возникших однажды на каком-то сверхъестественном военном
совете. На самом же деле, монгольская тактика — это
усовершенствованная старая тактика Хун-ну и Тукю, извечная
тактика кочевников, привыкших к регулярным набегам на
приграничные участки полей, засеянных культурами, а также к
большим охотничьим облавам в степи. «Днем, говорит Чингиз-хан
в соответствии с традицией, надо быть бдительным, как старый
волк, ночью, зорким как ворон. В бою, кидаться как сокол на
свою жертву». Терпеливая засада в ожидании оленьих стад
научила кочевников посылать вперед своих сил линию
бесшумных и незаметных разведчиков, миссия которых
заключалась в том, чтобы наблюдать, но ни в коем случае не
попадаться на глаза дичи или врагу. Использование на охоте сети
загонщиков научило их практике охвата фланга (ту-лугма),
позволившей им охватывать вражескую армию с двух флангов, как
охватывают стадо убегающих в прерии диких животных.
Благодаря своей подвижной кавалерии, кочевники производят
впечатление неожиданности и повсеместности, которое, еще до
всяких действий, приводит уже противника в замешательство.
Если у того еще есть силы и он продолжает стойко держаться, то
монгольские эскадроны не настаивают, они распыляются, исчезая,
наподобие всем степным расхитителям, рискуя вернуться, как
только китайский копейщик, хорезмский мамелюк или
венгерский всад-
* Гренар, то же самое. Добавим, что это переброженное кобылье молоко,
кумыс, который был любимым напитком монголов. Cf.Peliiot, J.A.,1920, 1,170.
253

---

ник ослабят свою бдительность. Если противник совершит
ошибку и начнет преследовать монгольскую кавалерию в ее
ложном отступлении, то горе ему: он заблудится, отдалится от своих
основных сил, окажется на неведомой опасной территории, попадет
в ловушку, где и будет окружен и повален как скот. Легкая
монгольская кавалерия помещалась в авангарде и на флангах, и она
должна была привести врага в смятение потоком своих стрел,
которые страшно опустошали его ряды. Монгол, как когда-то Гунн
— это лучник-всадник. Он рожден на лошади и с детства стреляет
из лука. Его стреле без промаха удаются выстрелы, поражающие
человека на 200, на 400 метров. К своей неуловимой подвижности
он добавляет это тактическое превосходство, уникальное для того
времени. Уверенные в своем преимуществе, его авангарды часто
сменяли друг друга эшелонами, скрывавшимися из вида после
каждого «залпа», и только после того, как враг, заманенный
довольно далеко, был достаточно деморализован этой стрельбой на
расстоянии. Тяжелая монгольская кавалерия, помещенная в центре,
стремительно атаковала с саблями, обращая неприятеля в бегство и
рубя все подряд. Во всех этих операциях, Монголы превосходно
играли на чувстве страха, который внушала их жуткая наружность и
смрадный запах, исходивший от них. Появлялись они внезапно,
развертывались, заслоняли 
горизонт, удивительно 
тихо
подкрадывались мелкой рысью, маневрируя без единого крика,
только по знакам знаменосцев. Как вдруг, по сигналу атаки, вся эта
кавалерия устремлялась вперед с адскими криками.*
Будучи хитрыми наследниками охотника, доводящего зверя до
полной потерянности, чтобы тот сдался на его милость, признав
себя побежденным, Монгол и его лошадь будут охотиться на
Китайца, Перса, Русского и Венгра, как они охотились на
антилопу или тигра. Своей стрелой, монгольский лучник поражал
незащищенного доспехами всадника так же, как если бы он поражал
летящего орла. Самые удачные монгольские походы - на
Трансоксиану и на Венгрию — будут похожи на огромные облавы, с
целью измотать «дичь», свести ее с ума, окружить, доведенную до
изнеможения, и увенчать охоту методической резней.
Впрочем, вся эта тактика была умело показана Плано Карпини,
проницательным 
наблюдателем, свидетельство 
которого
представляет для нас особую ценность: «При виде врага, они
атакуют, и каждый из них пускает три или четыре стрелы. Если
же враг не
* Cf. Altunian, Die Mongolen und Hire Eroberungen, p.74 (Kriegskunst und
Taktik der Mongolen), Berlin, 1911.
254

---

сломлен, то они отступают к своим, но лишь для того, чтобы
увлечь за собой врага и заманить его в заранее заготовленную
западню. Если они признают, что вражеская армия сильнее них, то
они отдаляются на один-'два дня и грабят соседние кантоны... Или
же разбивают лагерь где-то на хорошо выбранных позициях и,
когда вражеская армия начинает дефилировать, они неожиданно
предстают перед взором... Их военные хитрости многочисленны.
Первому натиску кавалерии они противопоставляют фронт
пленных и иностранных помощников; что касается их главных сил,
то они располагаются по правому флангу и по левому флангу для
того, чтобы с двух сторон охватить противника, да так умело, что
тому кажется, что их намного больше, чем на самом деле. Если
противник хорошо обороняется, то они размыкают свои ряды, чтобы
открыть ему проход и дать ему вырваться, после чего они бросаются
за ним в погоню и убивают столько, сколько смогут. Эта тактика была
использована Субо-таем против Венгров в 1241 г., в битве при Сайо.
Но они как можно реже идут в рукопашную схватку, стараясь только
ранить (стрелами) людей и лошадей». Рубрук описывал подобную
тактику, говоря о большой монгольской охоте: «Готовясь к охоте, они
в большом количестве собираются вокруг тех участков, где знают,
что там находятся дикие звери, и потом постепенно сближаются с
ними, до тех пор, пока не поймают их как в сеть, чтобы убить их
выстрелами из лука».