Путешествие из петербурга в москву «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»

Петербург
Любезный мой! 
На сих днях совершился здесь брак между 78-летним молодцом и 62-летней 
молодкою. Причину толь престарелому спарению отгадать тебе трудненько, если оной 
не скажу. Распусти уши, мой друг, и услышишь. Госпожа Ш... — витязь в своем роде не 
последний, 62 лет, вдова с 25-летнего своего возраста. Была замужем за купцом, 
неудачно торговавшим; лицом смазлива; оставшись после мужа бедною сиротою и ведая 
о жестокосердии собратий своего мужа, не захотела прибегнуть к прошению надменной 
милостыни, но за благо рассудила кормиться своими трудами. Доколе красота юности 
водилась на ее лице, во всегдашней была работе и щедрую получала от охотников плату. 
Но сколь скоро приметила, что красота ее начинала увядать и любовные заботы 
уступили место скучливому одиночеству, то взялась она за ум и, не находя больше 
покупщиков на обветшалые свои прелести, начала торговать чужими, которые, если не 
всегда имели достоинство красоты, имели хотя достоинство новости. Сим способом 
нажив себе несколько тысяч, она с честию изъялась из презрительного общества сводень 
и начала в рост отдавать деньги, своим и чужим бесстыдством нажитые. По времени 
забыто прежнее ее ремесло; и бывшая сводня стала нужная в обществе мотов тварь. 
Прожив покойно до 62 лет, нелегкое надоумило ее собраться замуж. Все ее знакомые 
тому дивятся. Приятельница ее ближняя Н... приехала к ней.— Слух носится, душа моя, 
— говорит она поседелой невесте, — что ты собралась замуж. Мне кажется, солгано. 
Какой-нибудь насмешник выдумал сию басню.
Ш.
Правда совершенная. Завтра сговор, 
приезжай пировать с нами.
Н.
Ты с ума сошла. Неужели старая кровь разыгралась; 
неужели какой молокосос подбился к тебе под крылышко?
Ш.
Ах, матка моя! некстати 

---

33 
ты меня наравне с молодыми считаешь ветреницами. Я мужа беру по себе...
Н.
Да то я 
знаю, что придет по тебе. Но вспомни, что уже нас любить нельзя и не для чего, разве 
для денег.
Ш.
Я такого не возьму, который бы мне мог изменить. Жених мой меня старее 
16 годами.
Н.
Ты шутишь!
Ш.
По чести правда; барон Дурындин.
Н.
Нельзя етому 
статься.
Ш.
Приезжай завтра ввечеру; ты увидишь, что лгать не люблю.
Н.
А хотя и так, 
ведь он не на тебе женится, но на твоих деньгах.
Ш.
А кто ему их даст? Я в первую ночь 
так не обезумею, чтобы ему отдать все мое имение; уже то время давно прошло. 
Табакерочка золотая, пряжки серебряные и другая дрянь, оставшаяся у меня в закладе, 
которой с рук нельзя сбыть. Вот весь барыш любезного моего женишка. А если он 
неугомонно спит, то сгоню с постели.
Н.
Ему хоть табакерочка перепадет, а тебе в нем 
что проку?
Ш.
Как, матка? Сверх того, что в нынешние времена не худо иметь хороший 
чин, что меня называть будут: ваше высокородие, а кто поглупее — ваше 
превосходительство; но будет-таки кто-нибудь, с кем в долгие зимние вечера можно хоть 
поиграть в бирюльки. А ныне сиди, сиди, все одна; да и того удовольствия не имею, 
когда чхну, чтоб кто говорил: здравствуй. А как муж будет свой, то какой бы насморк ни 
был, все слышать буду: здравствуй, мой свет, здравствуй, моя душенька...
И.
Прости, 
матушка.
Ш.
Завтра сговор, а через неделю свадьба.
Н.
(Уходит.)
Ш.
(Чхает.) Небось, не 
воротится. То ли дело, как муж свой будет!Не дивись, мой друг! на свете все колесом 
вертится. Сегодня умное, завтра глупое в моде. Надеюсь, что и ты много увидишь 
дурындиных. Если не женитьбою всегда они отличаются, то другим чем-либо. А без 
дурындиных свет не простоял бы трех дней. 
 
Бронницы