«Психосемантический анализ атрибуции мотивов лжи в культуре узбекского этноса

По фактору 4. Мотив независимости, избегания манипуляции со стороны других.
Наблюдаются значимые различия в оценке сюжетов в обоих группах респондентов (р<0,005).


Рис 23. Зависимость ответов респондентов по наличию детей по Фактору 4: мотив независимости, избегания манипуляции

По фактору 5. Мотив альтруизма, эгоизма
Наблюдаются значимые различия в оценке сюжетов в группе респондентов, не имеющих детей (р<0,005). Не наблюдаются значимые различия в группе респондентов, имеющих детей (р=0,068).



Рис 24. Зависимость ответов респондентов по наличию детей по Фактору 5: мотив альтруизма

По фактору 6. Мотив избегания наказания
Наблюдаются значимые различия в оценке сюжетов в обоих группах респондентов (р<0,005).

Рис 25. Зависимость ответов респондентов по наличию детей по Фактору 6: мотив избегания наказания

5. 
   Интерпретация результатов исследования
   

Разработанные для описания лживого поведения первичные мотивационные пункты объединились в 6 категорий, которые имеют теоретические предпосылки, что подтверждает первую общую гипотезу о полимотивированности лжи. “Мотив избегания наказания” фактор, который несет функцию защиты, в данном проявлении ложь распознается зрителями как инструмент оберегания определенных ценностей. Как утверждал Мюррей, самозащита необходима человеку для удовлетворения потребности защитить и оправдать свои действия.

Возникновение фактора «Мотив аффилиации, конформизма» можно объяснить тем, что события, разворачивающиеся в фильме, а также сами респонденты имеют культурно-специфический контекст, в которым исторически общество и окружающие люди имеют преувеличенную важность, в которой для благоприятного существования личности необходимо следование общепринятым правилам, а также разделение ценностей. Мелитан утверждал, что человек может использовать ложь, чтобы следовать правилам вежливости, что подтверждается полученными нами данными. Выделение данного мотива, а также «Мотив альтруизма», подтверждают наличие социально-одобряемых мотивов, а выделение «Мотива власти», «Мотив независимости», «Мотив достижения» говорят о наличие личностных мотивов лжи, что подтверждает вторую общую гипотезу о наличии этических категорий, нравственного опыта и волевого акта в мотивации лживого поведения.

Мужчины склонны оценивать различия мотивов сюжетов по социально-одобряемым мотивам, но не видят различий по социально-независимых: «Мотив власти» и «Мотив альтруизма, эгоизма». Данный факт лишь частично подтверждает первую частную гипотезу о склонности мужчин объяснять лживое поведение через социально-одобряемые мотивы.

В группе женщин наблюдается появление различий как в личностных, так и в социальных мотивах, исходя из чего мы можем утверждать о частичном подтверждении второй частной гипотезы.

Тот факт, что мужчины оценивают ложь-ябеду направленную на близких, значимых людей, более манипулятивным, чем женщины, можно объяснить тем, что межсоциально-независимые отношения у женщин более эмоционально окрашены, а также наполнены процессами обмена и передачи информации, чем у мужчин. В связи в этим, женщины расценивают подобного рода ложь в диапазонах своей нормы, тогда как для мужчин такое использование лжи является больше исключением, нежели нормой.

Отсутствие различий в восприятии мотива власти и манипуляции мужчинами, объясняется тем, что, вероятнее всего, сам процесс установления власти и манипуляции у мужчин происходит иначе. Мы предполагаем, что респонденты мужского пола не нуждаются во лжи, чтобы манипулировать другими, в связи с чем, они не видят различий в предложенных сюжетах.

Сюжет «Старший сын Уринбай не хочет отдавать зарплату матери, так как потратил ее на подарок своей жене»; и «Невестка Мухайе в тайне от всей семьи пронесла в дом деньги от своего бывшего мужа, планируя потратить их на своего общего с ним сына» имеет меньший конформизм, чем сюжет «Убежав из лагеря домой, внук Аббос спрятался от всех в казане». Это проявляется и у женщин, и у мужчин. Сюжет «Один из братьев соврал остальным, что упал, хотя на самом деле его ударила мать» меньше устремлен к конформизму, чем сюжет «Убежав из лагеря домой, внук Аббос спрятался от всех в казане» только у мужчин. Герои поступали радикально отлично от других жителей. В доме были приняты правила, предписанные Фарман Биби, а те, кто врал, не придерживались этих норм и правил, чем «выбивались» из общей массы. И чтобы проявлять независимость в поступках, герои прибегали ко лжи.

Во втором сюжете «Один из братьев соврал остальным, что упал, хотя на самом деле его ударила мать» мужчины, возможно, соотносят себя с героем гораздо теснее, чем женщины, поэтому видят поведение героя гораздо эмоционально окрашенным, чем женщины.

В выраженности мотива наказания мужчины сравнительно преобладают в оценке поведения свекрови, которая солгала, что уедет жить в Москву, тогда как женщины в меньшей степени присуждают данному поведению устремленность избежания наказания. Возможно, различия оценок обусловлены позицией представителей различного пола в культуре и обществе: в узбекском обществе при возникновении ситуаций, угрожающих ментальному, эмоциональному благосостоянию личности, женщинам привычнее выдерживать эти события и не предпринимать активных действий для их избежания, тогда как мужчинам характерно уходить из поля такого воздействия. Такой субъективный опыт вполне мог спровоцировать появление половых различий при оценке данного сюжета.

Данные результаты опровергают выдвинутую нами третью гипотезу о лояльности оценки мужчин в отношении поведения женщин, так как в двух полученных различиях оценки мужчин более выражены по оцениваемому мотиву, чем у женщин.

Отличия оценок выделенных возрастных групп имеют неоднозначный характер направленности. Группе респондентов младше 33 лет характерно определять ложь более мотивированной к конформизму, чем респонденты старше 33 лет. Обратный характер оценок наблюдается в оценке лжи, имеющей мотив альтруизма и избегания наказания, которую чаще подчеркивают респонденты более старшего возраста, нежели молодые респонденты. Таким образом, мы имеем противоречащие данные относительно четвертой и пятой частных гипотез о коннотации мотивов лжи, распознаваемой респондентами различных возрастных групп. Предположительно, такие данные были получены за счет неоднозначности выбранного стимульного материала, а также героев, участвовавших в сценах с ложью. Возможно, при распознавании лжи сыграли роль множественные второстепенные факторы, такие как возраст, пол, социальный статус героя, а также контекст события, которые внесли свои коррективы и создали предпосылки для появления неоднозначных оценок. Мы предполагаем, что в будущих исследованиях более четкая дифференциация стимульного материала способствует детальному анализу конкретных факторов, влияющих на различия оценок.

В целом, респонденты, не имеющие детей, имеют более дифференцированное приписывание мотивов лживому поведению, тогда как оценки респондентов, имеющих детей различаются лишь по факторам Мотив избегания наказания и Мотив независимости. Мы предполагаем, что такая специфика мнений респондентов могла возникнуть за счет принципа «привыкания». Те респонденты, которые имеют детей, вполне возможно, в большинстве встречаются внутри семьи с ложью, которая устремлена к избеганию наказания и обретению независимости, так как данные мотивы во многом характерны для детской лжи. Постоянный фокус именно на этих мотивах лжи мог сформировать более дифференцированное восприятие именно в данной коннотации. В то же время респонденты, не имеющие детей, вовлечены в более широкий спектр лживого поведения, и у них не происходит смещения в какую-либо коннотацию, за счет чего создается диверсивность оценок.

Отметим, что респонденты, не имеющие детей, в большей степени выделяют по различным мотивам именно сюжеты, в которой ложь либо предъявляется ребенком, либо используется во имя детей. Предположительно, события такого характера являются для респондентов без детей более эмоционально насыщенными и более насущными, нежели сюжеты другого содержания. Происходит гиперболизация оценок, возможно, за счет отсутствия непосредственного субъективного опыта взаимодействия с детской ложью.

Значимые различия наблюдаются у респондентов, не имеющих замужних/женатых детей по мотивам, направленных на социум, других людей. Исследователи предполагают, что респонденты с данным статусом в семье сохраняют преобладающую ценность и значимость других в своей жизни, тогда как люди, имеющие замужних/женатых детей более погружены и сконцентрированы на личностных или внутрисемейных вопросах, связанных с благоустройством значимых близких в их семьях.

Данной категории респондентов также свойственно оценивать лживое поведение, связанное с прошлыми семейными узами как мотивированным к власти. Мы предполагаем, что отсутствие включенности в широкие семейные узы может сопровождаться тем, что респонденты придерживаются общепринятого мнения относительно поведения замужней женщины, идущей «против правил», и оценку такого поведения сквозь призму стереотипного мнения о проявлении бунта, которое широко распространено в нашей культуре. Мы можем ожидать, что респонденты, имевшие опыт взаимодействия с семейной ситуацией собственных детей, могут увидеть в том же самом поведении мотивы, направленные на благоустройство своей семьи и благополучие детей, так как Мухайё – невестка, принесшая деньги от бывшего мужа для сына, в самом деле печется о благополучии сына, не имея других возможностей предоставить ему то, что необходимо.

Необходимо учитывать, что при проведении опроса количество опрошенных людей в выделенных подгруппах был не равномерное, что повлияло на полученные результаты. Для более достоверных выводов необходимо сбалансировать выборку по каждому критерию, а также обратить внимание на уравновешивание стимульного материала, более четкую категоризацию как выбираемых сюжетов, так и предлагаемых для оценки мотивов лживого поведения.

Выводы по главе 2

1. 
   В результате исследования было построено семантическое мотивационное пространство лживого поведения, задаваемое 6 факторами: Мотив власти, манипуляция другими; Мотив аффилиации, конформизма; Мотив достижения, получения поощрения; Мотив независимости, избегания манипуляций со стороны других; Мотив альтруизма; Мотив избегания наказания.
   
2. 
   Было показано, с точки зрения респондентов лживое поведения может быть мотивировано социально-одобряемыми и социально-независимыми категориями.
   
3. 
   В целом респонденты мужского пола склонны приписывать лживому поведению в большей степени социально-одобряемые мотивы, тогда как женщины лживому поведению в большей степени приписывают социально-независимые мотивы, помимо указанного типа мотивов привносят также личностно-ориентированные мотивы.
   
4. 
   Оценивая лживое поведение женщин мужчины склонны в большей степени приписывать мотивы власти и избегания наказания.
   
5. 
   Оценивая лживое поведение, респонденты старшей возрастной группы в большей степени приписывают мотив альтруизма по сравнению с более молодыми респондентами. С другой стороны, респонденты средней и младшей возрастных групп приписывают лживому поведению в большей степени мотив конформизма и избегания наказания.