Программа книгоиздания России

153


5.4. Эргономические исследования и разработки ВНИИТЭ и его филиалов


Ведущая и определяющая роль в развитии эргономи­ки в стране принадлежала ВНИИТЭ и его филиалам, которые смогли выполнить ее достаточно успешно толь­ко благодаря тому, что им удалось вовлечь к решению новых научных и практических задач большое число уче­ных и специалистов, работников промышленных, сельско­хозяйственных и других предприятий страны, включая и отдельных руководителей целых отраслей промышлен­ности. Этому не в малой степени способствовало фор­мирование отделов и лабораторий эргономики именно в институте дизайна, явившего собой научно-исследова­тельскую и проектную организацию нового типа и пред­принявшего впервые в стране не застрахованную от неудач попытку заполнить вакуум между развитием тех­ники и культуры, побудить к повороту от промышленно­го масштаба к человеческому.
Вакуум этот образовался за несколько лет индустри­ализации и приобрел гипертрофированные размеры в последующие годы, будучи связанным, кстати сказать, с давно отмеченной буржуазностью марксизма, т.е. его обращенностью преимущественно к материаль­ной стороне общественного бытия. "Смысл ин­дустриализации... в том, что она произвела на­сильственную ломку психологии крестьянства и интеллигенции, заставив Россию, как выразился один иностранный журналист, «мыслить маши­нами», а в обществе распространяя тот психоло­гический режим, который был до этого свойст­венен рабочему классу: психологический режим, при котором все расценивается мерилом практи­ческой полезности, все чувствуют себя винтика­ми в гигантской машине и считают это нормой; режим, при котором вырождается искусство, становится государственной проституткой лите­ратура, умирает религия, опошляется культурное наследие и выхолащивается этика: психологичес­кий режим бездуховности" [71, с.212].
Нацеленность ВНИИТЭ на преодоление раз­рыва между технизированной предметно-про­странственной средой жизни людей и культурой, выхолащивание рыночной природы дизайна и эргономики (да, так было) и наполнение их ис­ключительно гуманистическим содержанием, формирование этих сфер научной и проектной деятельности в тесной связи с развитием дизайна и эргономики на Западе определила их успехи и сложные перипетии в нашей стране. Триединст­во этих установок обращено было к культуре как высшей форме творчества, которая, по словам Г.Федотова, прежде всего нуждается в свободе. Для реалий тех дней это означало, что либо будут найдены нетрадиционные подходы к установле­нию связей ВНИИТЭ и государства, либо новое и перспективное дело погибнет на корню. Инту­итивно нащупывались такие формы отношений, которые стали предметом осмысления еще в начале 30-х годов. Тогда внимание обращалось на то, что в "социально обезличенной России, в этом эгалитарном царстве нищих только государство обладает экономической силой, необ­ходимой для всякой крупной организации... Вот почему (и это одно из многих оснований) интеллигенция должна отказаться от старой брезгливости к тому, что связано с государством... сохранить должную дистанцию от госу­дарства при лояльной верности ему — это значит спасти свободу культуры. Дело это требует большого такта и жертв, к которым мы не приучены историей" [72, с.6].
Проявлениями не совсем обычных отношений ВНИИТЭ и властных структур явились достаточная сво­бода в определении новых для страны и не понятных для большинства чиновников направлений деятельности ин­ститута, установление для него при сильной поддержке ГКНТ режима относительного благоприятствования в сфере международных научно-технических связей, о ко­тором и помыслить не могли многие организации СССР в то время. Достаточно привести следующее свидетель­ство: "Проклятием литературного поколения, вождем ко­торого стал Твардовский, была изоляция. Все, что проис­ходило в Европе, «нас» не касалось" [73, с. 116].
154
Сформировавшись в связке с дизайном и в сложном переплетении названных факторов и обстоятельств, эр­гономика явила собой научную и проектировочную дис­циплину действительно нового типа и смогла уже в начале 80-х годов выйти на такие рубежи, когда стало возможным обсуждение вопроса о ее лидерстве в разви­тии проектной культуры. Ничего подобного нельзя обна­ружить даже в тенденциях развития инженерной психо­логии и тем более других научных дисциплин и областей практической деятельности, связанных с изучением че­ловека в труде и совершенствованием на этой основе техники, условий и самой трудовой деятельности. Воз­можно, инженерная психология в принципе не могла сфор­мироваться как комплексная научно-техническая дисцип­лина в сложившихся в СССР структурах научно-исследо­вательских организаций, высшим приоритетом в дея­тельности которых являлась чистота монодисциплинар-ности.
В активной новизне, выходящей за принятые рамки и установившиеся представления, коренится объектив­ная причина сложных взаимоотношений эргономики на первых этапах ее развития со смежными научными дис­циплинами и областями практической деятельности. Их обостряли естественно возникавшие внутренние проти­воречия развития эргономики как новой научной и про­ектировочной дисциплины, а также изменения в поста­новке некоторых проблем, обусловленные во многом достаточно сложным контекстом ее формирования. Именно на эти уязвимые моменты становления эргоно­мики обрушивалась вся мощь во многом оздоровительной методологической критики, которая, как ни парадоксаль­но, иногда смыкалась каким-то образом с идеологически­ми и административно-бюрократическими нападками на нее.
Дизайн и эргономика с их культурным гуманистичес­ким потенциалом, направленные на преобразование тех­низированной предметно-пространственной среды труда, быта и отдыха людей и вплотную подводившие к задаче совершенствования социально-экономической жизни страны, сразу стали привлекательными видами научной и проектной деятельности для творчески мыс­лящих людей. ВНИИТЭ на этапе становления собрал в своих стенах целое созвездие талантливых ученых, про­ектировщиков, философов, методологов, деятелей куль­туры, чему не в малой степени способствовало то обсто­ятельство, что институт тогда представлял одну из отду­шин, где еще не проявилась эффективность идеологии, определявшаяся М.К.Мамардашвили следующим обра­зом: "Есть закон инакомыслия, по которому всякая идео­логия стремится в своем систематическом развитии к такой точке, где эффективность измеряется не тем, на­сколько верят в идеологию люди и сколь много таких людей, а тем, чего она не дает подумать и сказать" [74, с.62]. Не лишне напомнить, что после 50-х годов, времен оттепели, по стране опять поползли идеологические стра­хи, неустанные подозрения. Идеологическому сыску за каждым углом мерещились ревизионисты, абстракциог писты, злобные антисоветские элементы.
Формирование ВНИИТЭ проходило в тот историчес­кий отрезок времени, когда в какой-то момент, в самом начале 60-х, показалось, что освобожденные силы народа беспредельны, что теперь-то — после разрушения идола и идолопоклонства, после освобождения узников лаге­рей — ему все по плечу. Трудно словами передать атмо­сферу раскрепощения творческих сил, профессиональ­ных поисков, самостоятельного отыскивания и наращи­вания знания, одухотворенной проектной работы, кото­рая характерна была для становления института. В такой атмосфере не мог появиться и тем более удержаться практически ориентированный варвар-специалист, отно­сящийся с презрением к высшим культурным благам, о которых писал Г.Федотов. Именно в этой атмосфере взращены были те ростки дизайна и эргономики, кото­рые трудно было заглушить, хотя отчасти и удавалось, в последующие времена.
Говоря о духовной атмосфере, в которой создавался ВНИИТЭ, следует оттенить глубинные основания ее про­тиворечивости, которые прежде всего связаны с тем, что человек, любой,— объективно или субъективно — всегда отмечен своим временем. "Люди, сейчас разоблачающие марксизм, должны понять, что он соответствовал их уровню развития. Очень многие люди с ним прекрасно жили. Но тут нужна оговорка. Философия — это не жизнь. В философии нельзя жить ни хорошо, ни плохо. Философствуя, философ понимает, что психоанализ дает человеку такую же иллюзию его персональной сложнос­ти и интересности, какую марксизм дает в отношении его исторической значимости. Я участник великой эпохи! Я участник великого движения! Вот это действительно про­тивоположно самому элементарному самостоятельному мышлению" [54, с.290].
При ВНИИТЭ и его эргономическом отделе образо­вались неформальные объединения ученых и специалис­тов самого различного профиля — философов, методоло­гов, культурологов и представителей многих других про­фессий. В эргономических подразделениях целенаправ­ленно культивировалась установка, связанная с объеди­няющей функцией эргономики. Консолидация эргономи­ческих сил приносила положительные результаты и самое главное — рождала удивительную атмосферу че­ловеческих отношений в среде эргономистов ВНИИТЭ и филиалов, когда каждый ученый, специалист, техник, лаборант чувствовал внимание со стороны другого и каждого, когда чувство это перерастало в дружбу или поворачивалось к ней, обретая крылья творчества и ис­ключая равнодушие и безразличие. Организация, лад и согласие позволили отделам эргономики института, фи­лиалов и им как единой системе преодолеть серьезные трудности и развить эргономику за какие-то 20 лет.
Что же представляла в организационном отношении эргономика во ВНИИТЭ и филиалах? В каждом из фили­алов имелся отдел или лаборатория эргономики, работав­шие по единому плану и под научным и методическим руководством отдела эргономики института в Москве, которое переросло в полнокровное партнерство и зачас­тую неясно было, кто кого направлял. Специализация отделов и лабораторий осуществлялась в двух направле-
155