Любовь на всю жизнь

ИСТОРИЯ ХАРВИЛЛА
Я [Харвилл] не понаслышке знаю о разрушительной силе подавленных
чувств. Первые тридцать три года жизни я страдал от субклинической
депрессии, и во многом из-за моего эмоционального онемения распался
мой первый брак. Я был подавлен, поскольку не прочувствовал горе и гнев,
вызванные смертью родителей. Сейчас я поражаюсь: к шестилетнему
возрасту я потерял отца и мать и при этом не испытал никакой душевной
боли. Отец умер, когда мне было восемнадцать месяцев, и я не помню
этого. Мать скончалась пять лет спустя от внезапного инсульта. Говорят,
что я даже не плакал. Помню, как старшие братья и сестры отводили меня
в сторонку и хвалили за то, что я такой «сильный мальчик». Следуя
наивной детской логике, я возвел этот комплимент в абсолют: «Меня
любят, когда я отрицаю свою боль».
Я хорошо усвоил тот урок. В юности я говорил себе, что мне повезло
потерять обоих родителей, поскольку благодаря этому я уехал с фермы,
поселился в городе с сестрами, получил хорошее образование. В этом мифе
была польза: я не ощущал боли одиночества, считал себя «счастливчиком»,
а не бедным сироткой, и не жаловался на судьбу. Я принимал серьезные не
по годам вызовы и в большинстве случаев справлялся. Я шел своим путем.
Однако миновали десятилетия, и подавленное горе разрушило мой
первый брак. Отключенный от своей боли, я не мог жить полноценной
жизнью. Ради выживания я обезболил важную часть своей сущности, но
подсознательно искал в первой жене то, чего мне недоставало. Я жаждал
эмоционального и физического контакта, но она была не способна дать мне
его в нужном объеме: отчасти из-за систем защиты, сложившихся в
детстве, а отчасти из-за того, что видела во мне сдержанного, холодного,
требовательного и ранимого человека. Это был порочный круг. Чем
сильнее я хотел, тем больше она отстранялась.
Один из самых выразительных эпизодов в наших отношениях случился
на следующий день после смерти ее отца. Мы были в спальне. Она рыдала,
убитая горем. Я обнял ее, но в моих объятиях не было тепла. В глубине
души я ощущал противоречие. Умом я понимал, что она понесла
серьезную утрату, а мне нужно ее утешить. Но еще б
о
льшая часть моей
личности была холодна и не испытывала сострадания. «В чем проблема? Я
потерял обоих родителей в раннем детстве и не плакал. Откуда у нее

---

столько эмоций?» Уроки, усвоенные на ранних этапах жизни, не
стираются.
Несколько лет спустя – мне было уже тридцать три года – я впервые
обратился к психотерапевту. Я не считал, что нуждаюсь в помощи, но
личная психотерапия была рекомендована в рамках курса обучения. На
одном из первых сеансов психотерапевт попросил меня рассказать о
родителях. Я ответил, что они оба умерли, когда я был очень маленьким,
но у меня все сложилось прекрасно: я стал жить с сестрами, уехал
из Южной Джорджии, получил хорошее образование и так далее.
– Расскажите о смерти матери, – сказал он, прервав мою тщательно
отредактированную автобиографию.
Я начал говорить, но у меня почему-то появился спазм в горле.
– Расскажите о ее похоронах, – продолжил психотерапевт.
Я попытался произнести хоть слово, но снова не смог. К моему
великому изумлению, на глазах появились слезы. Я начал безудержно
рыдать. Взрослый человек плакал, как шестилетний мальчик. Через
несколько минут психотерапевт мягко посмотрел на меня и сказал:
– Харвилл, вы только что начали оплакивать смерть вашей мамы.
C того памятного дня я начал чувствовать боль и гнев – не только по
поводу прошлого, но и в настоящем времени. Снизилась тревожность. У
меня появилось больше сострадания. Если мои потребности и желания не
принимали в расчет, я испытывал естественные огорчение и гнев – но не
злился и не впадал в депрессию. Вернув себе всю гамму эмоций, я начал
жить полной жизнью. Стал лучше понимать, кто я на самом деле и где
нахожусь, открылся для ритма своего сердца.