Бархударов Л. С. Б 24 Язык и перевод (Вопросы общей и частной теории перевода). М., «Междунар отношения»

стол 
благодаря тому, что он 
слышит звуковой комплекс [стол] в составе высказываний таких как 
Отойди от стола, 
Подойди к столу, Положи книжку на стол, Садись за стол 
и пр., которые произносятся в 
ситуациях, когда наличествует определенный предмет мебели. Постепенно звуковой 
комплекс [стол] соотносится в сознании ребенка с данным предметом мебели — сначала с 
одним, конкретным столом, который стоит в его комнате, а затем и со всеми другими 
аналогичными предметами мебели. Таким путем ребенок узнает, к чему о т н о с и т с я
звуковой комплекс [стол], какой предмет или класс (множество) предметов этот звуковой 
комплекс о б о з н а ч а е т ; иными словами, он узнает з н а ч е н и е русского слова 
стол.
Из сказанного вытекает, что в сознании человека, в его мозгу возникает и 
существует не само з н а ч е н и е слов и других языковых единиц, а лишь з н а н и е э т о г о
з н а ч е н и я . Значение единиц языка существует в них самих и проявляется в их реальном 
употреблении в речи, в речевой ситуации; в сознании человека существует лишь знание 
языковых значений, равно как и знание звуковых форм языка. Именно поэтому значения, 
выражаемые в речи на знакомом мне языке, остаются мне недоступны — я не знаю их, то 
есть не знаю, к чему о т н о с я т с я единицы этого языка, в то время как человек, которому 
данный язык
61 
известен, воспринимая звуковой поток речи на этом языке, с о о т н о с и т определенные 
отрезки этого потока с определенными предметами, явлениями и ситуациями объективной 
действительности. 

---

При этом человеческий язык устроен таким образом, что предметы, явления и 
ситуации, обозначаемые единицами языка, необязательно присутствуют в поле зрения 
говорящего и слушающего в момент осуществления коммуникации;
1
когда я говорю 
Вчера Иванов уехал в Ленинград
,
 
то языковые единицы, из которых построено это 
высказывание, равно как и все высказывание в целом о т н о с я т с я к предметам и 
событиям, в данный момент непосредственно не воспринимаемым, лежащим вне пределов 
органов чувств говорящего и слушающего; однако это высказывание все равно остается 
понятным для любого человека, знающего русский язык, поскольку ему известно, к чему 
это высказывание и отдельные его единицы о т н о с я т с я , что они о б о з н а ч а ю т . Делая 
еще один шаг в этом направлении, мы строим высказывания, описывающие 
несуществующие и реально никогда не существовавшие, то есть вымышленные ситуации, 
как например, 
Татьяна Ларина послала письмо Евгению Онегину, Датский принц Гамлет 
отомстил своему дяде за смерть отца 
и пр.; на высказываниях такого рода строится, 
большей частью, художественная литература («литература вымысла»). Наконец, еще один 
шаг приводит нас к высказываниям, описывающим ситуации не только несуществующие 
и никогда не существовавшие, но и не могущие существовать — отсюда всяческие сказки, 
мифы, религиозные предания и пр. Но в любой такой фантазии также присутствует, хотя и 
в искаженном виде, соотнесенность с реальной действительностью, ибо любые 
высказывания такого рода, по словам А.И. Смирницкого, сконструированы из «отдельных 
элементов действительности» — фантастический их характер определяется лишь 
противоречащим действительности к о м б и н и р о в а н и е м этих реально существующих 
элементов. Вспомним в этой связи сказанное в § 4 первой главы: человеческий язык 
устроен таким образом, что при его помощи можно описывать принципиально любые 
ситуации — не только
1
Ч. Хоккет называет это свойство человеческого языка displacement и указывает, что оно не 
свойственно ни одной системе сигнализации животных, за исключением, разве что, «языка» пчёл (см. Ch. 
Носkett. A Course in Modern Linguistics. N.Y., 1958, p. 579). 
62 
уже известные, но и новые, прежде не встречавшиеся, в том числе вымышленные, 
несуществующие и фантастические.
Итак, не следует путать значение единиц языка с нашим з н а н и е м этого значения. 
Как справедливо подчеркивал А. И. Смирницкий, наше знание языка - «лишь 
о т п е ч а т к и , о т о б р а ж е н и е языка в сознании говорящих на нем, владеющих им. 
...Следует отличать подлинное, объективное существование языка в речи от 
существования его отображения в сознании, то есть от з н а н и я данного языка»
1
. 
Сказанное, с нашей точки зрения, относится не только к звуковой форме языка, как 
полагал А.И. Смирницкий, но и к его значимой стороне, к языковым значениям. Реально 
они существуют в речи, в которой те или иные единицы языка (как и любые знаки) всегда 
к чему-то о т н е с е н ы , что-то о б о з н а ч а ю т . В нашем же сознании, если мы знаем 
данный язык, существует лишь отображение этих реально существующих значений 
единиц языка, точно так же, как в нем существует отображение звуковой (или 
графической) формы этих единиц.
2
Нам представляется, что трактовка языкового значения не как какой-то 
«сущности» или «предмета», а как определенного о т н о ш е н и я , является единственно 
возможной, (если мы хотим оставаться на почве теории, утверждающей 
д в у с т о р о н н и й характер языкового — и неязыкового — знака. В противном случае, то 
есть при понимании значения как «сущности», а не как отношения, возникают серьезные 
сомнения в правомерности включения значения в структуру самого знака, иными 
словами, в правомерности концепции двустороннего характера знака. Вот весьма 
показательное рассуждение: «...Знак действительно является знаком потому, что он 
обладает значением. Но из этого отнюдь не следует, что знак есть комбинация, есть целое, 

---

1 
А.И. Смирницкий. Объективность существования языка, с. 23. Существование языка, в том числе и 
его значений, в сознании человека, вслед за А.И. Смирницким, можно считать лишь его "неполным 
существованием» (там же, с. 32), то есть лишь потенциальной формой существования языка. 
2 
Заметим попутно, что и звуковую сторону речи человек, знающий данный язык, воспринимает не 
так, как тот, которому этот язык неизвестен: для первого звуковой поток предстает расчлененным на 
дискретные единицы — фонемы, в то время как для второго он представляется сплошным, нечленимым 
звуковым континуумом. См. D.B. Fry. Speech reception and perception. "New Horizons in linguistics", ed. by J. 
Lyons, Ldn., 1970. 
63
состоящее из двух элементов. Разве из того, что, например, владелец сада есть человек, 
обладающий садом, следует, что владелец сада представляет собою двустороннюю 
сущность, а именно, человек плюс сад? Или, если взять аналогичный пример, разве из 
того, что учитель есть человек, имеющий ученика, вытекает, будто учитель является 
двусторонней сущностью, состоящей из двух элементов: человека и ученика? Быть 
владельцем сада, быть учителем и т.п. — соотносительные характеристики некоторого 
лица; они присущи ему при условии, что данное лицо обладает садом, имеет ученика и 
т.д. Без отношения к другому предмету (саду, ученику и т. д.) данное лицо не может быть 
ни владельцем сада, ни учителем. Но это не означает, что когда мы называем владельцем 
сада определенного человека, мы относим наше название к сумме двух предметов: 
человека и сада. Владельцем сада является сам человек (при условии, конечно, что у него 
есть сад), а не человек плюс сад. Совершенно так же обстоит дело со знаком и его 
значением. Быть знаком — соотносительное свойство некоторого предмета, присущее ему 
при условии, что он обладает значением. Вне отношения к значению знака не существует. 
Но знаком-то является сам предмет, а не предмет плюс его значение. Таким образом, 
признавать, что знак может быть знаком лишь благодаря значению, совсем не означает 
признавать, что знак состоит из двух элементов: формы и содержания».
1
Если исходить из того, что значение есть некая сущность или «предмет» 
(подобный «саду»), то данная аргументация представляется убедительной. Однако она 
отпадает, если стать на разделяемую нами точку зрения, согласно которой значение — не 
предмет, а некое о т н о ш е н и е . Конечно «владелец сада» — это не «человек плюс сад», 
но это и не просто «человек», а «человек плюс его о т н о ш е н и е к с а д у (обладание)». 
Знак потому и является двусторонней сущностью, что это не просто материальный 
предмет, но «материальный предмет п л ю с е г о о т н о ш е н и е к ч е м у - т о , лежащему 
вне его». Это отношение знака к чему-то, лежащему вне самого знака (к чему именно, 
будет раскрыто в дальнейшем), и есть его значение. Поэтому, с нашей точки зрения, 
неверно говорить об «отношении знака к значению» — значение само есть о т н о ш е н и е
знака 
1
А.А. Ветров. Семиотика и ее основные проблемы, с. 47-48. В работе дается изложение взглядов 
польского ученого Л. Завадовского, к которым присоединяется и автор указанной работы. 
64 
к чему-то, что само по себе не есть значение знака, но благодаря наличию чего знак 
получает значение, то есть становится тем, чем он является — знаком, а не престо 
материальным предметом. 
§ 14.
Сказав, что значение знака (в том числе и языкового знака, в частности, слова) 
есть его о т н о ш е н и е к чему-либо лежащему вне самого знака, нам необходимо сделать 
следующий шаг, а именно, уточнить, к ч е м у и м е н н о знак относится, то есть 
определить, какое отношение или какие отношения между знаком и чем-то другим 
является значением (значениями) данного знака. В этой связи следует отметить, что 
система отношений, в которую входит знак, является многосторонней — любой знак 
является, так сказать, составной частью целой сетки сложных и многообразных 
отношений. В современной семиотике принято говорить о т р е х основных типах 
отношений, в которые входит знак — и, соответственно, о трех основных типах значений: 

---

1) Прежде всего, это