Книга II. Муад-диб

У них заключен союз с будущим. У них есть вершина, к которой стоит
стремиться. Это мечта ученого, но ею одержим простой народ, обычные крестьяне.
Ее мысли обратились к Литу-Каинзу, Императорскому экологу, человеку, рожденному на
этой планете, и она восхитилась им. Такая мечта не могла не пленять людские сердца, и здесь
чувствовалась рука эколога. Во имя мечты люди добровольно пойдут на смерть — это тоже
может сослужить службу ее сыну: люди, объединенные одной целью. Из таких людей легко
сделать фанатиков. Они могут стать тем мечом, который отвоюет для Поля его место в мире.
— Пора, — сказал Стилгар. — Теперь надо дождаться восхода первой луны. Когда мы
узнаем, что Джамис нашел свой путь и находится в безопасности, можно будет отправляться
домой.
Медля и перешептываясь, вольнаибы повернулись спиной к воде и потянулись за ним.
Поль шагал рядом с Чейни. Он почувствовал, что поворотный момент упущен, что он не
сумел нащупать единственно правильного решения и теперь прочно застрял в ловушке мифа о
себе самом. Он знал, что уже видел и пережил все это раньше, в одном из своих провидческих
снов накануне прощания с Каладаном, но подробностей — того, что переполняло его сейчас, —
тогда он не видел. В очередной раз он изумился своему дару. Словно он несется на волне
времени, иногда оказываясь в пучине, иногда — на гребне, а вокруг него вздымаются и падают
другие волны, то пряча, то открывая то, что они несут на своих плечах.
И надо всем этим маячил призрак дикого джихада, призрак насилия и убийства. Он был
виден отовсюду, как прибрежная скала, возвышающаяся над прибоем.
Отряд прошел через последнюю дверь в главную пещеру. Дверь наглухо запечатали. Огни
погасли, входные отверстия открылись навстречу ночи, навстречу звездам, которые уже
высыпали в небе над пустыней.
Джессика подошла к дальнему выходу и подняла глаза на звезды. Звезды казались
колючими и близкими. Она почувствовала какое-то движение в толпе за спиной, услышала
звуки настраиваемого бализета и голос Поля, что-то тихонько напевающего. В голосе звучала
грусть, и это не понравилось Джессике.
Из темноты раздался голос Чейни:
— Расскажи мне о водах того мира, где ты родился, Поль-Муад-Диб.
И голос Поля:
— В другой раз, Чейни. Обещаю.
Какая грусть!
— Хороший бализет, — сказала Чейни.
— Очень хороший, — ответил Поль. — Как ты думаешь, Джамис не возражает, что я взял
его?

---

Он говорит о мертвом в настоящем времени, 
думала Джессика. Вроде бы мелочи, но они
вызывали у нее досаду.
Вмешался мужской голос:
— Наш Джамис любил иногда побренчать на струнах.
— Тогда спой мне какую-нибудь из своих песен, — упрашивала Чейни.
У этой девочки, почти ребенка, голос опытной соблазнительницы. Нужно предостеречь
Поля относительно женщин-вольнаибок… и как можно скорее.
— Это песня моего друга. Думаю, он уже мертв. Да. Его звали Джерни. Он называл ее
своей вечерней песней.
Вольнаибы умолкли, слушая, как юношеский тенор Поля сплетается с бряцанием и
гудением струн:
Как ярки звездочки углей
В сумерках после заката,
Как сладостны ароматы
Цветов с полей, цветов с полей.
Джессика чувствовала, как музыка отзывается в ее душе, звуки словно искрились языческой
страстностью. Они вдруг заставили ее остро ощутить себя самое, собственное тело и его
неутоленные желания. Она стала напряженно вслушиваться.
Ночь, как ларец перламутровый,
Для нас с тобой.
Что так волнует тебя —
Сияет твой взор…
Любовь осыпала розами
Наши сердца…
Любовь осыпала розами
Наши мечты.
Джессика вслушивалась в тишину, которая вместе с последним аккордом повисла в
воздухе. 
Почему мой сын поет этой девчонке любовные песни? 
спросила она себя. Ей вдруг
стало страшно. Она почувствовала, что жизнь проплывает мимо, а ей никак не дотянуться, не
задержать.