Книжный вор

Аккордеон дышит. А у Папы линии на щеках. Они как будто нарисованные, и почему-то,
когда я их вижу, мне хочется плакать. И не от грусти и не от гордости. Мне просто
нравится, как они двигаются и меняются. Иногда я думаю, что Папа — сам аккордеон.
Когда он смотрит на меня, улыбается и дышит, я слышу ноты.
На одиннадцатую ночь писания Мюнхен снова бомбили. Лизель дописала до страницы 102
и уснула в подвале. Она не услышала ни кукушки, ни сирен, и когда Папа спустился за ней, она
спала и во сне сжимала свою книгу.
— Идем, Лизель.
Она взяла «Книжного вора» и все остальные свои книги, и они зашли за фрау Хольцапфель.
* * * СТРАНИЦА 175 * * *
По реке Ампер плыла книга.
Мальчик прыгнул в воду, догнал ее и схватил правой рукой. И усмехнулся.
Он стоял по пояс в ледяной декабриной воде.
— Ну, как насчет поцелуя, свинюха? — сказал он.
К следующему налету, 2 октября, она закончила. В книжке осталось лишь несколько
десятков чистых страниц, и книжная воришка уже начала перечитывать то, что написала. Книга
была разделена на десять частей, и каждой Лизель дала имя какой-нибудь книги или истории и в
каждой рассказала о том, как она повлияла на ее жизнь.
Я часто думаю, до какой страницы она дошла, когда через пять ночей я прошел по Химмель-
штрассе в дожде из незакрученного крана. Мне интересно, о чем она читала, когда первая бомба
выпала из грудной клетки самолета.
Лично мне нравится представлять, что она бросила взгляд на стену, на Максово
канатоходческое облако, капающее солнце и шагающие к нему фигуры. Потом она смотрит на
мучительные попытки своих малярных прописей. Я вижу, как в подвал спускается фюрер,
связанные боксерские перчатки небрежно висят у него на шее. И книжная воришка читает,
перечитывает опять и опять свою последнюю фразу, много часов подряд.