|
Подруга той, с кем никто не дружит
Никогда не забывайте, что однажды, в
момент острой беззащитности, вы сами в себе
найдете друга.
Элизабет Гилберт, автор книги «Ешь,
молись, люби»
В свободное время моя бабушка шьет ползунки для детей, которых
матери бросают в родильных домах. Она называет их «детьми, с которыми
никто не дружит». Не знаю, зачем она придумала им такое странное
название вместо простых и понятных – «брошенные» или «сироты». Но
каждый раз бабушка использует именно это выражение.
Вполне вероятно, что она применяет его и ко мне. Мои детские годы
прошли не так, как у большинства других детей. Я родилась в семье с
обоими родителями, но, когда мне исполнилось одиннадцать лет, мой отец
заболел.
Ему поставили диагноз – мотонейронная болезнь, или боковой
амиотрофический склероз. Начались визиты к врачам, потом отец стал
передвигаться в инвалидном кресле и постоянно лежал на диване. До этого
он вообще никогда не болел.
Никто ничего мне толком не объяснял. Однажды я набралась храбрости
и спросила отца, убьет ли его это заболевание. Он ответил утвердительно,
но в свои двенадцать лет я решила, что это случится, когда ему будет лет
восемьдесят, а никак не сорок три.
Отец умер за несколько недель до того, как мне исполнилось
пятнадцать. Мы с матерью еще больше сблизились. Ей было непросто, ведь
она стала матерью-одиночкой.
Мы вскоре смирились с тем, что в нашей семье осталось два человека.
Довольно долго мы жили в ситуации «мы против всех».
Потом я поступила в колледж. Я специально выбрала университет,
который находился меньше чем в часе езды от дома. Мать нашла вторую
работу, чтобы не сидеть без дела, но ее дом по-прежнему оставался пустым
и темным.
Я навещала маму как можно чаще и видела, что ей очень одиноко. Она
не умела общаться в компаниях. Она любила свою семью и коллег, но у
нее оставалось слишком много свободного времени, которое нечем было
занять, особенно в выходные. Моя мать никогда не была худой, но вскоре
двадцать пять лишних килограммов превратились в пятьдесят, а потом и
больше.
Она уже не могла много ходить и не хотела появляться на людях. Ее
задевали любопытные взгляды и бесцеремонные замечания детей.
Однажды, когда я ее навещала, она рассказала, как ей одиноко.
– Мне не с кем даже поговорить, – пожаловалась мать и расплакалась.
Мне было очень ее жалко. У нее не осталось друзей, и не потому что ее
никто любил. Просто она довела себя до очень плохого физического и
морального состояния и отгородилась от мира.
Я, как могла, старалась включить мать в мою собственную жизнь. Но
тут произошло нечто странное – как будто она полностью поменяла свой
мир на мой. Она хотела знать обо мне все в мельчайших подробностях и
задавала вопросы вроде: «А что ты сказала? А что она ответила?» или «А
что она заказала на обед?». Меня очень утомляли эти бесконечные
расспросы. Я была совсем не против того, что мать интересуется моей
работой и болеет за спортивную команду колледжа, который я окончила.
Но у меня не хватало ни времени, ни желания обсуждать с ней по вечерам
каждую деталь моего существования.
Ситуация еще больше осложнилась, когда я вышла замуж. Мама
радовалась за меня, но ее пугало, что на двадцать седьмом году моей жизни
ей придется делить меня с кем-то еще.
– Теперь все будет по-другому, – сказала она однажды, когда мы
сидели в какой-то забегаловке, пили коктейли, ели жареные крылышки и
ждали начала сериала «Секс в большом городе». Это был один из наших
редких совместных выходов в свет.
Она начала говорить о будущих внуках.
– Я могу о них заботиться, – сказала она.
Мне в это не верилось, потому что к тому времени мама с трудом
вставала с дивана. Ей было сложно дойти до туалета. Она начала
передвигаться с помощью «ходунков». Ей было всего пятьдесят два года.
Наши разговоры о будущем подтолкнули ее к мысли, что нужно что-то
менять. Однажды я, не выдержав, сказала ей, что еду она любит больше,
чем свою собственную дочь. Мама тут же принялась с жаром это отрицать,
как наркоман, не признающийся в своей зависимости. Она не плакала, но я
поняла, что сделала ей очень больно. Я хотела это сделать, чтобы
подтолкнуть ее к необходимости перемен.
Мама записалась на программу похудания и даже заговорила об
операции желудочного шунтирования. Она похудела на несколько
килограммов и верила, что сбросит еще. Я стала надеяться, что она кого-
нибудь встретит и выйдет замуж. Кто знает, может быть, у ее будущего
мужа будут дети от прошлого брака и у меня появятся новые
родственники. Я мечтала о том, чтобы у нас с матерью сложились
нормальные отношения, какие бывают у мам и дочек.
А потом она умерла.
Несмотря на проблемы с лишним весом, ее смерть была неожиданной.
Мне казалось, что ее жизнь начинает налаживаться. Вскоре я развелась с
мужем, так и не родив детей.
Мне было двадцать девять лет, и я чувствовала себя совершенно
одинокой. Как и у матери, у меня было много знакомых, которые ко мне
хорошо относились, но по ночам, в минуты острой беззащитности, мне
приходилось убеждать себя, что я в этом мире не одна.
Ситуация усугублялась моим выбором профессии. Я писатель. Работа
со словом происходит в одиночестве. Я была голосом других людей, и это
помогло мне найти свой собственный голос. Писатель живет чужими
мыслями и чувствами, которые отчасти становятся его собственными. Он
хранит их в своем сердце до тех пор, пока не поделится ими с миром,
изложив на бумаге.
Я стараюсь честно излагать эти мысли. Когда это происходит, люди, с
которых я «списывала» свою историю, радуются, что их прекрасные или
трагичные переживания стали всеобщим достоянием. Я счастлива, что
выражаю мысли и чаяния разных людей. Мне кажется, я делаю нужное и
полезное дело.
Конечно, мне хотелось бы иметь семью и исправить ошибки, о которых
больно вспоминать. Мне хотелось бы показать другому человеку, что я
бесконечно и страстно его люблю. Я очень надеюсь, что у меня будут
такие отношения. А пока их нет, я концентрируюсь на чужих историях.
Как вы можете догадаться, меня привлекают судьбы неудачников, которым
приходится несладко в этой жизни. Я хочу рассказывать о тех, у кого так
мало надежды и кто жаждет перемен к лучшему. Вот о таких людях я
пишу.
Оглядываясь на собственную жизнь и карьеру, я не стала бы
утверждать, что у меня все сложилось плохо. Мое детство было довольно
странным, но мне читали на ночь сказки. Мама помогла мне деньгами,
чтобы я могла получить образование. У нее было столько моих сувениров
университетской команды Южной Каролины, сколько может вместить
небольшая квартира одинокой женщины. На полу у нее всегда лежала
стопка журналов, в которых печатали мои эссе и статьи.
Я не слишком сентиментальна, но от рекламы продуктов компании
Johnson’s Baby и особенно слогана «Мама, ты все сделала правильно» у
меня на глазах выступают слезы. Тогда мне кажется, что моя жизнь
прожита не зря и я не такой одинокий человек, каким себя считаю. Я не
просто рассказываю истории других людей – я также пишу о своей матери.
Вспоминая ее, я думаю: «Мама, ты все сделала правильно».
Нелли Дей
Do'stlaringiz bilan baham: |
