Куриный бульон для души. 101 вдохновляющая история о сильных людях и удивительных судьбах

Глава 2
Как победить болезнь
Надежда – лучшее лекарство
Мне иногда было страшно, ужасно, отчаянно
плохо, но даже тогда я прекрасно понимала, что
быть живым – это лучшее, что есть на свете.
Агата Кристи, писательница
Утром 25 декабря, в день Рождества, я проснулась со страшной болью.
О подарках никто даже не вспомнил, потому что мы помчались в
больницу. У меня взяли кучу анализов и отправили в палату. Количество
тромбоцитов в моей крови составляло 3300, а у здорового человека их
должно быть более 150 000.
Через несколько дней мне сообщили диагноз – лейкемия. Точнее:
острый
недифференцированный
лимфобластный
лейкоз
с
филадельфийской хромосомой
[7]
. Заболевание в такой форме развивается
очень быстро, поэтому лечить меня надо было как можно скорее. Я не
могла понять, как боли в спине и груди превратились в рак.
Мне назначили трансплантацию и перевели в больницу в другом
городе, где делали такие операции.
До этого я ни одной ночи не провела вдали от моего шестилетнего
сына. Как я сообщу ему, что мне придется, вполне возможно, лежать в
больнице несколько месяцев? Как скажу, что его мама может вообще
никогда не вернуться из больницы? Какими словами это можно объяснить
своему ребенку? Да и самой себе?
Была зима, самый разгар эпидемии гриппа, поэтому сыну запретили
навещать меня. Муж не мог долго со мной оставаться – ему надо было
ехать домой и заниматься ребенком. Я лежала и тупо смотрела повторы
телепередач, с грустью думая о том, что, быть может, мне не придется
увидеть, как мой сын вырастет. В то время именно это печалило меня
больше всего на свете.
Мне всегда нравилось читать и писать, но я принимала разные

---

препараты, из-за которых совершенно не могла сконцентрироваться. Я
была в отчаянии. Я потеряла не только здоровье и семью, но и способность
думать. Господи, что еще у меня могут отнять?!
Если бы мне делали только химиотерапию, то мои шансы выжить
составили бы двадцать процентов. Пересадка костного мозга увеличивала
шансы на выживание до тридцати и даже пятидесяти процентов. Впрочем,
в этом случае оставалась двадцатипроцентная вероятность, что
трансплантированный костный мозг не приживется и я все равно умру. Я
считала себя заложником этих цифр, в которых воплощалась грозящая мне
опасность.
В больнице могли сделать операции по трансплантации костного мозга
только в том случае, если моя медицинская страховка покрывала эти
расходы. В одной новостной телепрограмме рассказывали о человеке, у
которого была государственная страховка, но страховая компания отказала
в оплате операции, и он умер. Этот сюжет я увидела как раз в тот момент,
когда ждала ответа от своей страховой компании.
Если бы я продала все, чем владела, – свой дом, машину и даже одежду,
мне бы все равно не хватило денег на операцию. К счастью, у мужа на
работе предоставляли медицинскую страховку на членов семьи. В свое
время я выбрала самый дорогой вариант – как выяснилось, он покрывал
расходы на операцию.
Теперь мне надо было найти донора.
Моя сестра сдала анализ, но результаты показали, что она не может
быть донором. Наш брат исчез с горизонта сразу после того, как наша мать
умерла от рака яичников, и мы ничего о нем не знали больше десяти лет.
Но моя племянница нашла его в Интернете, и он прилетел из Вашингтона.
Мало того, он предложил переехать ко мне, чтобы ухаживать за мной
после операции.
Получилось, что моя болезнь вернула нам брата!
Я была очень рада его снова увидеть. Но выяснилось, что и он не
сможет стать моим донором. Значит, мне нужен был анонимный донор.
Мои родители принадлежали к разным расам, и таким людям, как я,
сложнее всего найти донора. Иногда им это не удается, и они, увы,
умирают. Так что я начала готовиться к смерти.
В полном отчаянии я однажды спросила своего онколога, есть ли у
меня надежда на выздоровление.
– Надежда есть всегда, – ответил он.
И он оказался прав. Мне нашли донора.
До трансплантации надо было пройти химиотерапию. Мне кололи

---

препарат прямо в позвоночник. Мне сделали биопсию, воткнув огромную
иголку в позвонок, чтобы достать изнутри немного спинного мозга на
анализ. Вы, вероятно, никогда не задумывались о том, что кость нельзя
анестезировать или «заморозить». Боль была страшной. Бывали моменты,
когда мне казалось, что я не выдержу. Но я выдержала.
Пережить все это мне помогли смешные и грустные видеоблоги,
которые я размещала в Сети. Незнакомые люди оставляли комментарии о
том, что эти видео их вдохновляют.
Однажды утром я проснулась, подняла голову, и большая часть волос
осталась на подушке. Я написала хайку и запостила его вместе с
картинкой, на которой я лежала лысая и с улыбкой до ушей. Потом я
попросила сына разрисовать мне голову фломастерами, чтобы он не боялся
моего нового облика.
У меня была ремиссия, и костный мозг мне ввели путем простого
переливания крови, или трансфузии. Было очень больно, мне сделали
капельницу с морфином, и я не могла есть. После трансфузии случились
осложнения, поэтому я провела в больнице еще сорок четыре дня.
Это был, пожалуй, один из самых сложных периодов моей жизни. Мне
тогда надо было просто выжить, и я боролась. Каждое утро я, как могла,
делала гимнастику. Я представляла себе, как мой сын оканчивает школу.
Если бы можно было выжить на одной силе воли, я бы точно это сделала.
За время пребывания в больнице я потеряла массу сил. Мне было
трудно пройти по комнате. Однажды у меня внезапно отказали ноги. Я
стояла в дверном проеме и упала так, что перегородила дорогу и никто не
мог подойти ко мне. Мне пришлось отползать в сторону, чтобы люди
смогли помочь.
Перед самой операцией у меня три часа непрерывно шла кровь из носа.
Было странное ощущение, что мускулы лица перестали мне подчиняться. Я
посмотрела на себя в зеркало – в ноздрях марлевые тампоны, на руках
ссадины от того, что в крови у меня слишком мало тромбоцитов, синяки
под глазами. Медсестра спросила, что со мной. Я ответила: «Первое
правило „Борцовского клуба“…», и рассмеялась.
Это было на самом деле довольно мрачно и страшно, но я старалась
воспринимать все происходящее с улыбкой, молитвой и слезами. Мой муж
помогал мне принимать душ, и я шутила, что мы вместе не мылись в душе
со времен нашего медового месяца. Я научилась ходить по стеночке или за
что-нибудь держаться, чтобы не падать. Но когда я все-таки падала и сын
помогал мне подняться, я называла его героем и замечала, что он ужасно
рад этой похвале.

---

Я начала ходить, с каждым днем все дальше и дальше. Мой организм
креп, и сил становилось все больше.
Вскоре после того как меня выписали, скоропостижно скончался мой
отец. Его смерть стала для меня страшным ударом. Я плохо себя
чувствовала и поэтому несколько месяцев с ним не виделась. Я понимала,
что слезами горю не поможешь и душевные страдания никак не будут
способствовать моему собственному выздоровлению. Поэтому я решила
вспоминать, как мы в последний раз вместе праздновали Рождество. Я
рада, что перед смертью отца успела сообщить ему по телефону, что
трансплантация прошла успешно и я выздоравливаю.
Прошел год после того, как я легла в больницу. Снова наступило
Рождество. Пора было переходить от выживания к нормальной
человеческой жизни. Я твердо решила не думать о боли и сложностях, а
благодарить судьбу за то, в чем мне так несказанно повезло, – за
поддержку близких и друзей, за возвращение моего «блудного» брата и
щедрость незнакомца, который стал моим донором и подарил мне жизнь.
Прошло три года. Мы экономим деньги, чтобы съездить в Disney World.
Мой сын в восторге от нашего путешествия в Гранд-Каньон. Я закончила
писать свой второй роман и тесно сотрудничаю с организацией Be The
Match
[8]
. Теперь я перестала воспринимать Рождество как трагическое
время моей болезни. Я выдержала, преодолела трудности, которые выпали
на мою долю, и считаю себя совершенно счастливой.
Рисса Воткинс