блестящие мысли вскоре забываются, если их не вдалбливают нам в головы
день за днем.
Все, что имеет хоть какое-то отношение к истории, наполнено
скрытыми свидетельствами. Под историей я подразумеваю не те занудные
“умные книжки”, которые продаются в отделе “История” (с репродукциями
картин
эпохи Возрождения на обложках, притягивающих взгляд
покупателя). Еще раз повторю: история – это
любая последовательность
событий
, увиденная взглядом из настоящего в прошлое.
Искажения действительности присутствуют везде: возьмем ли мы
подгонку фактов под различные идеологии и религии, умение создать
видимость мастерства во многих профессиях, успех в сфере искусства,
споры о социогенетизме и биогенетизме,
ошибочное использование
доказательств при судопроизводстве, заблуждения относительно “логики”
истории… И конечно, сильнее всего подвержено искажениям наше
представление о природе исключительных событий.
Вы сидите в аудитории и слушаете, как некто самоуверенный, важный,
маститый (и нудный), в твидовом пиджаке (белая рубашка, галстук в
горошек) вот уже два часа вещает об исторических теориях. Вы оцепенели
от скуки, вы не понимаете ни слова из того, что он говорит, но слышите
звонкие имена: Гегель, Фихте, Маркс, Прудон, Платон, Геродот, Ибн
Хальдун, Тойнби, Шпенглер, Мишле, Карр, Блок, Фукуяма, Шмукуяма,
Трукуяма. У лектора глубокомысленный и всезнающий вид. Уж он-то
заставит
вас зарубить себе на носу, что нет ничего лучше его “пост-
марксистского”,
“постдиалектического”
или
пост-еще-какого-то-там
подхода. И вдруг вы понимаете, что большая часть его рассуждений
основана на обыкновенном обмане зрения! Но это ничего не изменит: он
настолько убежден в своей правоте, что, вздумай вы усомниться, он
вывалит на вас еще кучу имен.
Когда придумываешь исторические теории, легко не смотреть на
кладбище. Но мы обходимся подобным образом не только с историей. Мы
точно так же строим модели и собираем доказательства
в любой области.
Назовем это погрешностью, то есть различием между тем, что мы видим, и
тем, что есть на самом деле. Под
погрешностью я
подразумеваю
системную ошибку, заключающуюся в
постоянном преувеличении или
преуменьшении последствий события, как если бы весы все время врали на
несколько фунтов или видеокамера зрительно увеличивала вашу талию на
несколько размеров.
Такие погрешности не единожды обнаруживались в прошлом столетии
в разных областях науки и столь же часто забывались (как прозрение
Цицерона). Неудачники истории – как люди, так и идеи, – подобно
набожным утопленникам, не оставляют после себя автобиографий (для
этого желательно остаться в живых). Поразительно, что историки и прочие
ученые-гуманитарии, которым по роду деятельности следовало бы знать о
существовании скрытых свидетельств, даже не
придумали им названия
(поверьте, я искал очень усердно). Что до журналистов – черт бы их всех
побрал! – они плодят погрешности в промышленных масштабах.
Термин “погрешность” предполагает также исчисляемость: вы можете
вычислить искажение и сделать поправку на него, то есть принять в расчет
и живых и мертвых, а не только живых.
Скрывая свидетельства, события маскируют свою случайность – и в
особенности случайность “чернолебяжьего”типа.
Сэр Фрэнсис Бэкон – человек интересный и приятный во многих
отношениях.
В нем был этот глубоко укоренившийся скептический, неакадемичный,
антидогматический и до крайности эмпирический дух, который, по мнению
человека со скептическим, неакадемичным, антидогматическим и до
крайности эмпирическим складом ума (вроде автора этой книги),
абсолютно чужд племени мыслителей. (Скептиком может быть кто угодно,
любой ученый может быть эмпириком сверх всякой меры, но та твердость,
которую дает сочетание скепсиса и эмпиризма,
встречается чрезвычайно
редко.) Беда в том, что его эмпиризм призывал нас подтверждать, а не
опровергать; таким образом он открыл миру проблему подтверждения,
этого гнусного поиска доказательств, который и порождает Черных
лебедей.
Do'stlaringiz bilan baham: