дмитриев а. в.
влияние военного фактора на развитие
российской государственности в XVII–XVIII веках:
основная проблематика и
современные концепции
Обращаясь к изучению тех или иных периодов российской
истории, исследователи неизменно сталкиваются с тем, что од
-
ним из ключевых факторов, оказывавших прямое влияние на
развитие государственности, эволюцию политического и со
-
циального строя, являлись процессы военного строительства
и состояние вооруженных сил страны. Преобразования, осу
-
ществлявшиеся в военной сфере, неизбежно воздействовали
на динамику политического и социального развития России.
Особенно наглядно эта тенденция прослеживается на истори
-
ческом материале двух столетий, XVII и XVIII вв., когда про
-
исходила трансформация Московского царства в Российскую
империю, не в последнюю очередь обусловленная именно по
-
требностями развития вооруженных сил, обеспечивавших скла
-
дывавшей в стране государственности имперского типа необхо
-
димый потенциал для укрепления и наращивания своей мощи.
Остановимся на нескольких ключевых этапах этого процесса и
проследим, как оценивают современные специалисты влияние
военного фактора на динамику государственного строительства
и эволюцию социальной системы в России на протяжении ука
-
занного периода.
После завершения Смуты верховная власть в лице новой ди
-
настии Романовых была поставлена перед необходимостью ско
-
рейшего восстановления военного потенциала и наращивания
вооруженных сил страны в условиях соседства с несколькими
явно или скрыто враждебными государствами (Речь Посполи
-
тая, Швеция, Крымское ханство). Однако уже в 1620-е гг. вы
-
яснилось, что поместное ополчение, являвшееся базовым эле
-
ментом в структуре вооруженных сил России в XVI в., более не
в состоянии выполнять эту роль, поскольку земельные владения
дворян и детей боярских находились в упадке после хозяйствен
-
121
ного разорения, пережитого в годы Смуты. По данным общего
разбора личного состава служилых помещиков («служилых го
-
родов»), проведенного в 1630–1631 гг., общее число служилых
дворян и детей боярских составило почти 27,5 тыс. чел., из кото
-
рых свыше 24,5 тыс. относились к числу городовых (т. е. членов
провинциальных корпораций) [1, с. 108]. Численность помест
-
ного ополчения была доведена до уровня конца XVI в., однако
в полковую службу были записаны менее 16 тыс. чел. Это оз
-
начало, что почти половине дворян и детей боярских полковая
служба была непосильна, так что они ограничивались несением
городовой и осадной службы. Неудачный опыт мобилизации
дворянского ополчения в армию М. Б. Шеина, отправленную
под Смоленск в 1632 г., также показал, что поместная конница
не в состоянии активно вести сколько-нибудь продолжительные
боевые действия – дворяне и дети боярские с лета 1633 г. стали
массово дезертировать со службы, чтобы заняться восстанов
-
лением своих поместий, разоренных масштабным вторжением
крымского царевича Мубарак-Гирея [2, с. 210–216].
При этом поместное дворянство продолжало активно предъяв
-
лять верховной власти свои требования, прежде всего в вопросе
об отмене «урочных лет» и окончательном прикреплении к земле
владельческих крестьян. С. А. Нефедов справедливо называет пе
-
риод 1630–1640-х гг. «временем дворянского наступления на пра
-
вительство», о чем свидетельствовали хотя бы события 1641 г.,
когда «собравшееся в Москве (по случаю ожидавшейся войны с
Турцией) поместное ополчение подняло настоящий мятеж» [3,
с. 32, 33]. О роли же дворян в событиях лета 1648 г., когда они
выступили заодно с восставшими жителями Москвы, фактически
вынудив к капитуляции правительство молодого царя Алексея
Михайловича, нет нужды напоминать [3, с. 52–55]. Верховная
власть, осознавая для себя опасность подобной ситуации, сдела
-
ла ставку на строительство новой армии по европейскому образ
-
цу, способной заменить собой поместное ополчение в качестве
основы вооруженных сил государства. Хотя первая попытка ее
создания, предпринятая перед Смоленской войной 1632–1634 гг.,
оказалась неудачной – сформированные путем отчасти найма за
границей, отчасти набора внутри страны восемь солдатских пол
-
122
ков, а также рейтарский и драгунский полки, быстро прекратили
свое существование [4, с. 38–47], но уже с конца 1630-х гг. были
возобновлены наборы в драгуны и в солдаты. В 1642–1648 гг.
на драгунскую службу были записаны крестьяне Воронежского,
Севского и других южных уездов, из них были сформированы
три драгунских полка. Позднее аналогичным способом были ор
-
ганизованы три солдатских полка на северо-западной границе, в
Карелии [5, с. 137–140; 6, с. 400–402]. Одновременно с этим шло
формирование рейтарских полков, куда зачислялись на службу
дворяне и дети боярские. Правительство превратило рейтарские
полки, особенно дислоцированные в столице, в своеобразную
«школу» подготовки русских командных кадров, где проходили
обучение дворяне и дети боярские, которых в дальнейшем рас
-
сылали по формируемым драгунским и солдатским полкам уже
в офицерских чинах [7, с. 119, 120].
После событий 1648 г., а особенно с началом Тринадцатилет
-
ней войны с Речью Посполитой за Украину (1654–1667 гг.) царь
Алексей Михайлович и его окружение целенаправленно лиша
-
ли поместное дворянство военной и политической значимости.
Так, в 1659–1660 гг. были записаны в рейтары более двух тыс.
дворян и детей боярских из городов, расположенных по Белго
-
родской черте. Уже к 1672 г. из почти 38 тыс. дворян и детей
боярских в южных пограничных городах половина (19 тыс. чел.)
несли службу в войсках «нового строя», а еще 15 тыс. числи
-
лись на городовой службе. Следовательно, в полковой службе к
этому времени оставалось ничтожное меньшинство служилых
помещиков, поместное ополчение фактически перестало суще
-
ствовать [5, с. 161]. Правда, оборотной стороной этой тенден
-
ции стало наращивание численности контингентов приборных
служилых людей (стрельцов и городовых казаков), лояльность
которых в отношении верховной власти также выглядела со
-
мнительной. В частности, стрельцы все больше утрачивали
свое значение в качестве боевых частей армии, превращаясь в
полицейскую силу для поддержания порядка внутри страны (в
боевых походах участвовала едва ли десятая часть стрельцов),
однако вместе с тем именно стрельцы были активными участ
-
никами антиправительственных выступлений.
123
В царствование Федора Алексеевича (1676–1682 гг.) была
предпринята попытка кардинальной перестройки всей структу
-
ры вооруженных сил государства. Реформаторы из окружения
царя (кн. В. В. Голицын и др.) рассчитывали добиться того,
чтобы на «полковой» (действительной) службе могли числиться
лишь состоящие в полках «нового строя»: дворяне – в коннице,
приборные служилые – в пехоте. Производилась «чистка рядов»
дворянства от обедневших и неспособных к несению службы в
конных полках лиц, их записывали в солдаты. Зато конные пол
-
ки пополнялись призываемым на службу дворянством из цен
-
тральных районов страны [8, с. 157–159]. Однако ни дворяне
(особенно московские), ни стрельцы не выказывали большого
желания поддерживать такой государственный курс. Зримым
проявлением подобных настроений стали мятеж стрельцов в
Москве в мае 1682 г. – их запугивали тем, что якобы «отдадут в
неволю чужеземному врагу, Москву погубят, а веру православ
-
ную истребят»(цит. по: [3, с. 79, 80]), а также поведение дворян
-
ства, саботировавшего попытку правительницы при малолетних
братьях (Иване V и Петре I) царевны Софьи Алексеевны моби
-
лизовать личный состав «служилых городов» для подготовки к
вероятной войне с поляками в 1683 г. [9, с. 130–133]. Вопреки
точке зрения Т. А. Лаптевой, считавшей, что и в конце XVII в.
«служилые города» сохраняли достаточный потенциал для
успешного развития [10], большинство исследователей сходятся
во мнении, что ни служилые помещики, ни тем более стрельцы
уже не отвечали тем задачам государственного строительства,
которые взялся решать после своего прихода к власти Петр I.
Петровская эпоха ознаменовалась наделением вооруженных
сил совершенно иными функциями, нежели в предшествующий
период, и активизацией их участия практически во всех сфе
-
рах государственной жизни. Произведенная Петром I милита
-
ризация аппарата управления означала перенос принципов бес
-
прекословного подчинения и точного исполнения приказов на
деятельность гражданских чиновников, а ядро петровской регу
-
лярной армии – полки лейб-гвардии, превратились в инструмент
осуществления внутренней политики. По образному замечанию
И. В. Волковой, «петровская гвардия исполняла обязанности
124
службы скорой государственной помощи там, где силы и спо
-
собности гражданских чиновников внушали сомнения», а «по
-
литическую линию Петра I в целом характеризовало стремле
-
ние к внедрению гвардии в качестве страхующего элемента в те
узлы государственного аппарата, на которые падала наибольшая
нагрузка» [11, с. 41, 42]. Здесь имеются в виду такие столь рас
-
пространенные случаи, как использование младших офицеров
и даже рядовых гвардейцев для проведения ревизий деятель
-
ности органов местного управления в губерниях и провинци
-
ях. А превращение полков регулярной армии одновременно в
сборщиков подушной подати с населения и полицейскую силу,
контролирующую всю территорию государства и проживающих
на ней подданных, породило невиданный ранее феномен, когда
армейские полковники и даже обер-офицеры отстраняли от вла
-
сти губернаторов и воевод, сами замещая последних в качестве
реальной власти на местах. Но такая ситуация неминуемо вела
к социальному взрыву, и это хорошо понимали преемники Пе
-
тра, приступившие к сокращению полномочий военных внутри
страны.
Показательно, что предложения об изменении, сложившего
-
ся только в 1724 г. порядка содержания армии внутри страны
были сформулированы уже 1 февраля 1725 г. (через несколько
дней после смерти Петра и вступления на престол императрицы
Екатерины I) генерал-прокурором Сената графом П. И. Ягужин
-
ским [12, с. 81, 82; 13, с. 184, 185]. Общий смысл его предло
-
жений сводился к сокращению численности армии и расходов
на ее содержание, а также отказу от практики сбора подушной
подати руками военных, расквартированных по сельским окру
-
гам в большинстве губерний империи. В русле реализации по
-
следней инициативы А. Б. Каменским были отмечены принятые
уже в первой половине 1725 г. несколько указов, отзывавших
обратно в полки офицеров, находившихся в уездах у перепи
-
си душ, и запрещавших направлять солдат для сбора доимок
и взыскания подушных денег [13, с. 188]. Созданный в 1726 г.
Верховный тайный совет подготовил в январе 1727 г. для Ека
-
терины I проект, с февраля начавший реализовываться в виде
нескольких специальных указов.
125
Суть предпринятых мер сводилась к следующему. Армейские
полки выводились из сельской местности в города, военные от
-
странялись от сбора подушной подати и проведения рекрутских
наборов (эти функции передавались гражданским властям), на
-
чала реализовываться практика предоставления длительных от
-
пусков без содержания дворянам, находившимся на воинской
службе. Однако последовавшая в мае 1727 г. смерть Екатери
-
ны I и вступление на престол Петра II (1727–1730 гг.) привели к
новому повороту государственного курса. Как отметил А. Б. Ка
-
менский, «к осени 1727 г. стало ясно, что отстранение армии
от сбора подушной подати ставит под угрозу получение казной
каких-либо денег вообще, и в сентябре 1727 г. военные вновь
были направлены в уезды, хотя и подчинены теперь губерна
-
торам и воеводам; в январе 1728 г. эта мера была подтвержде
-
на» [13, с. 204].
За вступлением на престол в феврале 1730 г. императрицы
Анны Иоанновны (1730–1740 гг.) последовали ликвидация Вер
-
ховного тайного совета, передача руководства вооруженными
силами в руки ставшего одним из приближенных новой госуда
-
рыни Б.-Х. Миниха и создание по его инициативе специальной
Воинской комиссии. Эта комиссия занялась решением вопроса о
приведении в соответствие финансовых потребностей регуляр
-
ной армии с возможностями податной системы государства [14,
с. 142–179]. Однако и Воинской комиссии Миниха не удалось
решить поставленной задачи по сокращению расходов на содер
-
жание вооруженных сил. Точно так же не удавалось верховной
власти найти сколько-нибудь эффективный способ примирить
интересы податных групп населения и армии в сфере сбора на
-
логов: в 1731 г. попытались было снова передать подушный сбор
в руки военных, а уже в 1736 г. вынуждены были отказаться от
этой идеи, вернув данные функции в компетенцию гражданских
властей [13, с. 231–234].
Аналогичная ситуация сохранялась и в правление Елизаветы
Петровны (1741–1761 гг.). Вторую ревизию (перепись податного
населения страны) в 1744 г. проводили опять-таки армейские
офицеры с подчиненными им воинскими командами, за поддер
-
жание внутреннего порядка почти на всей территории страны
126
по-прежнему отвечали армейские части – лишь в нескольких де
-
сятках самых крупных городов еще с 1733 г. появились специ
-
альные полицейские команды, подчинявшиеся Главной полицей
-
мейстерской канцелярии в Петербурге. Но даже это ведомство
возглавлялось армейским генерал-лейтенантом, а в полицию за
-
числяли строевых солдат и офицеров [15, с. 301, 302]. Только с
приходом к власти Екатерины II (1762–1796 гг.) роль военных в
аппарате управления, особенно на местах, начала сокращаться –
установлением новых бюрократических штатов в 1763 г. импе
-
ратрица разграничила сферы компетенции военного начальства
и гражданских чиновников, а практика использования гвардей
-
ских офицеров в качестве правительственных агентов прекрати
-
лась еще при Елизавете.
Однако при этом даже Екатерина II продолжала считать регу
-
лярную армию наилучшим средством контроля над территори
-
ей империи и ее населением, особенно на окраинах страны. Об
этом, в частности, свидетельствует изученная в нашем диссер
-
тационном исследовании динамика численности армейских кон
-
тингентов на территории Сибири [16, с. 131]. Если до середины
XVIII в. их наращивание было реакцией верховной власти на
возникновение тех или иных внешних угроз на восточной гра
-
нице империи, то с конца 1760-х гг., когда подобных угроз уже
не возникало, войска использовались в первую очередь для под
-
держания и укрепления политического и социального порядка в
регионе. Не случайно, например, армейские части, дислоциро
-
ванные в Западной Сибири, были задействованы для подавления
восстания Е. Пугачева в середине 1770-х гг.
Еще одной специфической особенностью, характерной имен
-
но для XVIII столетия, стала резко возросшая роль гвардии в
политической жизни империи. И это объясняется не только той
ролью в государственной жизни, которую гвардия приобрела
еще в петровскую эпоху. Как справедливо отметил И. В. Ку
-
рукин, «российская монархия XVIII столетия не располагала
квалифицированной, сплоченной и эффективной бюрократией,
способной обеспечить управление… Зато наличие гвардии как
чрезвычайного института управления обеспечивало ее вмеша
-
тельство в политический процесс» [15, с. 507]. Он также выявил
127
интересную динамику участия гвардейцев в осуществлении по
-
литических переворотов на протяжении XVIII в. Если в 1725 и
1730 гг. в качестве активно действующей силы, решавшей судь
-
бу императорского престола, выступали командиры и офицеры
полков лейб-гвардии, то уже в 1741 г. переворот, приведший к
власти Елизавету Петровну, был произведен фактически руками
рядовых гвардейцев-солдат. Поэтому в 1762 г., при свержении
Петра III, организаторы заговора в пользу Екатерины II поста
-
рались держать под своим контролем поведение массы рядовых,
что им вполне удалось. А последний эпизод в ряду дворцовых
переворотов – свержение Павла I в 1801 г., также был осущест
-
влен именно генералитетом и гвардейскими офицерами, вовсе
без участия рядового состава гвардейских полков.
Наконец, не забудем и о том, что почти весь XVIII в. именно
военная служба играла исключительно важную роль в качестве
канала вертикальной социальной мобильности внутри обще
-
ства. Закрепленный Табелью о рангах 1722 г. принцип возведе
-
ния в дворянское достоинство при получении первого же обер-
офицерского чина армейского прапорщика привел к массовому
пополнению рядов «благородного шляхетства» выслуживши
-
мися представителями непривилегированных групп населения.
Только в 1798 г. Павел I попытался запретить производство в
обер-офицерские чины лиц недворянского происхождения, од
-
нако и этот запрет вскоре был отменен [17, с. 66, 67]. Да и само
российское дворянство, как показывают недавние исследования,
оказалось крепко связано с военной службой, и даже манифест
1762 г. лишь несколько ослабил, но не разорвал эту связь. С
одной стороны, военная служба оставалась привлекательной с
точки зрения карьерного роста и приобретения материального
благосостояния для многих представителей мелкопоместно
-
го дворянства, с другой – даже лица, покидавшие ряды армии
после 1762 г., зачастую продолжали государственную службу,
переходя на «статские» должности в аппарате местного управ
-
ления [18, с. 126–144.].
Вплоть до конца XVII в. перестройка вооруженных сил Рос
-
сии оказывала значительное влияние на политическую эволюцию
Московского государства, лишая как поместное дворянство, так
128
и приборных служилых людей возможностей оказывать давле
-
ние на верховную власть в собственных интересах. Упадок по
-
местного ополчения и перевод части стрельцов в состав полков
«нового строя», в 1670–1680-е гг. сделавшихся основой русской
армии, недвусмысленно свидетельствовали о поиске верховной
властью такой вооруженной опоры, которая позволяла бы не
только успешно решать внешнеполитические задачи, но и мак
-
симально укрепила бы самодержавную монархию внутри стра
-
ны. Однако подобная политическая эволюция протекала не без
сопротивления, что продемонстрировали события конца 1640-х
и начала 1680-х гг.
На всем протяжении XVIII в., первого столетия существова
-
ния Российской империи, военный фактор уже оказывал прямое
воздействие не только на политический режим, но и на соци
-
альную систему страны. Преобразования Петра I, обязавшего
все группы населения служить государственной власти, и выбор
им в качестве средства модернизации аппарата управления регу
-
лярной армии, особенно ее гвардейских частей, привел к неви
-
данной ранее степени милитаризации всех сфер жизни страны.
Соглашаясь с мнением зарубежных исследователей, И. В. Вол
-
кова отмечает: «Поставив армию во главе преобразовательного
процесса и придав ей статус важнейшего из государственных
институтов, Петр I запрограммировал ее спонтанное включение
в политическую деятельность после своего ухода из жизни» [11,
с. 290]. Сделав личный состав гвардии и даже армейских ча
-
стей административными и финансовыми агентами верховной
власти, Петр I тем самым фактически лишил другие институты
возможностей противостоять военным в тех или иных сферах
государственной деятельности. В послепетровскую эпоху это
привело к активному участию лейб-гвардии в целой череде по
-
литических переворотов, а также к двум нерешаемым пробле
-
мам: как разграничить внутри страны сферы компетенции во
-
енного командования и гражданских властей, и как выстроить
адекватную систему материального обеспечения вооруженных
сил, не прибегая к насильственным мерам чрезвычайного харак
-
тера. Более-менее успешно решить обе эти проблемы удалось
лишь Екатерине II на протяжении второй половины XVIII в.
129
Вместе с тем регулярная армия империи не превратилась в
оторванный от социальной системы и противостоящий ей самодо
-
влеющий институт, поскольку заложенное при Петре I равенство
стартовых условий военной карьеры для представителей всех со
-
циальных групп сделало армию важнейшим каналом вертикаль
-
ной социальной мобильности в достаточно жестко иерархизиро
-
ванном к тому времени обществе. Даже освобождение дворянства,
как привилегированного класса, от обязательной военной службы
принципиально не изменило ситуацию, поскольку до самого кон
-
ца XVIII столетия продолжалось пополнение рядов «шляхетства»
выслужившимися лицами непривилегированного происхождения.
В рядах регулярной армии практически отсутствовали социаль
-
ные антагонизмы, уже проявлявшиеся в жизни страны на протя
-
жении XVIII в., поскольку даже дворяне, представители формаль
-
но «господствующего» класса, по своему положению на военной
службе мало чем отличались от сослуживцев из посадских или
крестьян. Более того, именно по этой причине армия долгое вре
-
мя выполняла полицейские функции, поддерживая стабильность
политического и социального порядка внутри страны в качестве
самой надежной опоры верховной власти. Таким образом, не бу
-
дет преувеличением сделать вывод о том, что военный фактор
оказывал едва ли не определяющее влияние на политическое и
социальное развитие Российской империи в XVIII в., что, в свою
очередь, уже было подготовлено теми тенденциями, которые про
-
явили себя в предшествующем XVII столетии.
Do'stlaringiz bilan baham: |