|
на сторону
духовного порядка, чья
защита связана с тяжелыми потерями в мире полезности, но этим спасается внутренний
человек. Так сталкиваются эти два противоположных идеала внутренней свободы и
внешнего могущества. Культуре середины свойственен идеал могущества, а культуре
крайности - идеал свободы...
Русский доверяет сверхчувственным силам, изнутри пронизывающим все
приходящее. Его основное переживание - изначальное доверие, пра-доверие.
Прометеевский человек занимает противоположную позицию. С его точечным чувством
связан в качестве преобладающего душевного настроения изначальный страх, пра-страх.
Для него надежно существует только свое собственное Я. Он - метафизический
пессимист, озабоченный лишь тем, чтобы справиться с окружающей его эмпирической
действительностью. Он не доверяет основе вещей. Он не верит твердо в сверхземные
силы, осмысленно организующие бытие. Он переживает мир, как хаос, только через
человека получающего смысл и оправдание. Его всегда мучает боязнь, что мир порвет
удила, как только с него будет снята без отдыха творящая рука. Это несчастный человек.
Гораздо более несчастный, чем русский. Прометеевский человек противостоит судьбе как
врагу, с которым он борется не на жизнь, а на смерть. Для него трагична не судьба сама
по себе, а поражение в борьбе с ней. Русский же един со своей судьбой. Он ей не
противостоит.
Исходя из своего точечного чувства прометеевский человек обладает лишь
специализирующим видением,
русский же, исходя из своего чувства всеобщности,
460
обладает
видением универсальным.
Первый, свое основное переживание
противоположности «Я» и мира, переносит и на всю картину мира. Он не видит
органической всеобщности жизни (Киреевский), а только лишь единицы, пункты, в
лучшем случае - сумму пунктов. Перед властным взором боязливо планирующего
человека вселенная распадается на бездушные, друг другу враждебные части; перед
любящими взорами самоотверженного человека та же вселенная сливается в одно
гармоническое целое. К власти можно придти только через разделение, к целому только
через самоотвержение. Духовная сущность европейца - анализ, этическая - компромисс и
примирение. Человек точечного чувства видит лишь осколки, несовершенное, и ищущее
своего оформителя. Человек всеобщего чувства ощущает совершенное, перед которым
он смиренно преклоняется…
Во взаимоотношениях людей друг с другом точечное чувство соответствует
себялюбию, а чувство всеобщности - увству братства. Когда европеец смотрит на себе
подобного, им тотчас же и невольно овладевает ощущение: это мой враг. Человек
человеку – волк. Каждый за себя и каждый сам по себе бог, а потому каждый друг против
друга и все против Бога – такова сущность и характер европейского общежития. В науке
это воззрение на жизнь, как на войну всех против все отразилось в дарвинском учении
борьбы за существование. Отсюда не случайно, что именно русский, князь Кропоткин
выступил
с
обратным учением в своей книге. «Взаимная помощь как фактор эволюции»
(Лондон, 1902). В ней он защищает тезис о взаимопомощи в мире людей и зверей…
Русский переживает мир, исходя не из «Я» и не из «Ты», а из «Мы».
Противоположение личности не является для него чем-то основным. Со стихийной
живостью он ощущает прежде всего неразделимое целое,
в
котором находятся все люди.
Поэтому, «он один из всех европейцев обладает непосредственным отношением к душе
своего ближнего». Если он смотрит на ближнего, он видит в нем не врага, а брата. Его
первое движение, есть движение симпатии и доверия. Он верит в естественную доброту
ближнего, вплоть до доказательства противного. В России люди, которые только что друг
с другом познакомились, быстро становятся задушевными друзьями: через час кажется,
что они были знакомы друг с другом чуть ли не целую жизнь. В Европе, особенно в
Германских странах, наоборот: там можно знать друг друга всю жизнь, но даже другу
душа не открывается для своих сокровенных глубин...
Чувство братства делает русскому жизнь много легче и выносимое, чем европейцу
с его инстинктами борьбы, грабительства и конкуренции. Попадающий в нужду среди
русских не окончательно погиб, он всегда найдет помощь. В то время, как европеец «из
принципа» не одалживает денег, русский одалживает всегда, даже если знает что
(обычно) свои деньги он обратно не получит. Быть равнодушным к чужой нужде
противоречит идее любви, господствующей среди русских. Тактичная нежность, с которой
русский оказывает помощь, отнимает от нее то унизительно-безжалостное, что отравляет
большинство пожертвований...
Сущность русского чувства братства исходит не из того, что люди в одинаковой
степени чем-то владеют, и не из того, что они равны, а из одинакового уважения к ним ...
Русские против римлян, чувство братства против воли власти, смирение против
высокомерия, простота против помпы, вдохновение божественной любви против пафоса
насилия - таковы альтернативы грядущих поколений...
461
Русское чувство братства настолько сильно, что распространяется и на
Do'stlaringiz bilan baham: |
