Ббк 84(8Авс)-44 Робертс Г. Д

 
Глава 4
 
– Ты знаешь тест на «борсалино»?
– Какой тест?
– На шляпу борсалино. Он позволяет установить, настоящая борсалино перед тобой или
жалкая имитация. Ты ведь, надеюсь, знаешь, что такое борсалино?
– Нет, боюсь, что я не в курсе.
– Ах вот как? – протянул Дидье с улыбкой, которая выражала одновременно удивление,
лукавство и презрение. Каким-то необъяснимым образом это сочетание делало улыбку неотра-
зимо привлекательной. Подавшись вперед и наклонив голову набок, он произнес, потряхивая
своими черными кудряшками, что как бы подчеркивало значительность его слов: – Борсалино
– это непревзойденная по качеству принадлежность туалета. Многие полагают, и я в том числе,
что более уникального мужского головного убора не существовало за всю историю человече-
ства. – Он описал руками круг над головой, изображая шляпу. – У этой шляпы широкие поля,
и изготавливается она из черной или белой кроличьей шерсти.
– Ну и что? – отозвался я вполне дружелюбным, как мне казалось, тоном. – Кроличья
шляпа есть кроличья шляпа, что тут особенного?
Дидье пришел в ярость:
– «Что особенного»?! Ну, знаешь, друг мой! Борсалино – это нечто гораздо большее,
нежели просто шляпа. Это произведение искусства! Прежде чем выставить ее на продажу,
ее расчесывают вручную не меньше десяти тысяч раз. «Борсалино» – это особый элитарный
стиль, который в течение многих десятилетий служил отличительным признаком высших кру-
гов итальянской и французской мафии. Само слово «борсалино» стало синонимом мафии, и
крутых парней из преступного мира в Милане и Марселе так и называли – «борсалино». Да, в
те дни гангстеры обладали несомненным стилем. Они понимали, что если уж ты живешь вне
закона и существуешь за счет убийства и ограбления своих ближних, то обязан, по крайней
мере, выглядеть элегантно. Ты согласен?
– Да, это, пожалуй, минимум того, что они обязаны были сделать ради общества, – улыб-
нулся я.
– Разумеется! А теперь, увы, все, на что они способны, – это поза. Никакого стиля! Это
характерная черта нашего времени: стиль превращается в позу, вместо того чтобы поза под-
нималась до стиля.
Он помолчал, дабы я в полной мере оценил его афоризм.
– А тест на шляпу борсалино заключается в том, что ее скатывают в трубочку, очень
плотную, и протягивают через обручальное кольцо. Если шляпа при этом не мнется и не теряет
своей формы, то, значит, это настоящая борсалино.
– И ты хочешь сказать…
– Да, именно так! – возопил Дидье, грохнув кулаком по столу.
Было восемь часов, мы сидели в «Леопольде» неподалеку от прямоугольной арки, выхо-
дившей на Козуэй. Иностранцы за соседним столиком обернулись на шум, но официанты и
завсегдатаи не обратили никакого внимания на чудаковатого француза. Дидье уже девять лет
ел, пил и разглагольствовал в «Леопольде». Все знали, что существует определенная граница,
дальше которой нельзя испытывать его терпение, иначе он становится опасен. Известно было
также, что граница эта проложена не в сыпучем песке его собственной жизни, его чувств и
убеждений. Она проходила через сердца людей, которых он любил. Если их обижали, причи-
няли им какой-либо вред, это пробуждало в Дидье холодную и убийственную ярость. А любые
слова или поступки, направленные против него самого, – кроме разве что нанесения телесных
повреждений – не задевали его и воспринимались с философским спокойствием.

---

Г. Д. Робертс. «Шантарам»
63
– 
Comme ça!
38
Я это все к тому, что твой маленький друг Прабакер подверг тебя такому
же тесту. Скатал тебя в трубочку и пропустил через кольцо, чтобы проверить, настоящий ты
«Борсалино» или нет. Именно для этого он и устроил тебе экскурсию по разным непотребным
закоулкам этого города.
Я молча потягивал кофе. Конечно, так и было – Прабакер действительно подверг меня
испытанию, – но я не хотел уступать Дидье права на открытие этого факта.
Вечерняя толпа туристов из Германии, Швейцарии, Франции, Англии, Норвегии, Аме-
рики, Японии и десятка других стран схлынула, уступив место ночной толпе индийцев и экс-
патриантов, избравших Бомбей своим домом. Местные заявляли свои права на «Леопольд»
и другие заведения вроде него – кафе «Мондегар», «Мокамбо», «Свет Азии» – по вечерам,
когда туристы прятались в своих отелях.
– Если это было испытание, – сдался я наконец, – то, видимо, я его выдержал. Прабакер
пригласил меня в гости к своим родителям, в деревушку на севере штата.
Дидье театрально вздернул брови:
– И надолго?
– Не знаю. Месяца на два. А может, и больше.
– Ну, тогда ты прав, – заключил Дидье. – Твой маленький друг влюбился в тебя.
– По-моему, это все-таки слишком сильное выражение, – нахмурился я.
– Нет-нет, совсем не то, что ты думаешь. Знаешь, здесь надо быть осторожным с этой
влюбчивостью. Здесь все не так, как в других местах. Это Индия. Все приезжающие сюда неиз-
бежно влюбляются в кого-нибудь – и обычно неоднократно. Но индийцев в этом никому не
переплюнуть. Возможно, твой Прабакер тоже влюбился в тебя. И в этом нет ничего странного.
Я уже достаточно долго живу в Бомбее и знаю, что говорю. Индийцы влюбляются очень легко
и часто. Именно поэтому всем этим сотням миллионов удается достаточно мирно уживаться
друг с другом. Разумеется, они не ангелы. Они так же дерутся, лгут и обманывают, как и все
остальные. Но индийцы гораздо лучше, чем все другие народы, умеют любить своих соотече-
ственников.
Дидье раскурил сигарету и стал размахивать ею, как сигнальным флажком, пока офици-
ант не заметил его и не кивнул, давая знак, что заказ принят. Когда водка с закуской, приправ-
ленной карри, прибыла, Дидье продолжил:
– Индия примерно в шесть раз больше Франции. А населения здесь в двадцать раз
больше. В двадцать! Можешь мне поверить, если бы миллиард французов жил в такой скучен-
ности, то текли бы реки крови. Низвергались бы водопады! А между тем французы, как всем
известно, самая цивилизованная нация в Европе. И даже во всем мире. Так что, будь уверен,
без любви Индия прекратила бы существование.
К нам присоединилась Летиция, севшая слева от меня.
– По какому поводу ты сегодня горячишься, мошенник? – приветливо поинтересовалась
она. Благодаря ее южнолондонскому акценту последнее слово прозвучало как выстрел.
– Он просто убеждал меня, что французы – самая цивилизованная нация в мире.
– И весь мир это признает, – добавил Дидье.
– Когда вы вырастите на своих виноградниках нового Шекспира, дружище, тогда я, воз-
можно, и соглашусь с тобой, – промурлыкала Летти с улыбкой, которая была столь же теплой,
сколь и снисходительной.
– Дорогая моя, пожалуйста, не думай, что я недооцениваю вашего Шекспира, – радостно
закудахтал Дидье. – Я очень люблю английский язык – ведь он больше чем наполовину состоит
из французских слов.
38
Вот так!