Глава 12
Таян-хан найманский перекочевывал на зимние пастбища. Его
походную юрту, установленную на широкой телеге с огромными
колесами, везли восемь пар волов. За юртой на одинаковых рыжих
конях, в одинаковых шлемах молча ехали караульные. Они не
пустили Джамуху в юрту: у хана послеобеденный сон. От злости
Джамуха вздыбил жеребца, поскакал разыскивать кого-либо из
старших нойонов. Увидел главноначальствующего над писцами
уйгура Татунг-а, крикнул:
–
Разбуди хана! Слышишь, разбуди!
Ни о чем не спросив, Татунг-а, придерживая на поясе кожаный
мешочек с писчими принадлежностями, трусцой побежал к ханской
юрте, вскочил на телегу, исчез в дверном проеме. Вскоре вышел
оттуда, знаком показал Джамухе: можно войти.
Таян-хан сидел на полу, покрытом толстым войлоком, зевал,
открывая белые ровные зубы. Сквозь зевоту добродушно
проворчал:
–
Никому нет от тебя покоя, Джамуха.
–
Хан Тэмуджин захватил улус кэрэитов!
–
Ну? А вы говорили, что он разбит.
Он, кажется, не поверил Джамухе. Но зевать перестал. Телегу
потряхивало, за спиной хана колыхалась занавеска цветастого
шелка. Слегка повернув голову к занавеске, он сказал:
–
Гурбесу, ты слышишь? – Не дождался ответа, внезапно оживился.
Кто-то что-то говорил сегодня о Ван-хане. Татунг-а, ты не
помнишь?
–
Нойон Хорису-беки рассказывал, что зарубил какого-то
самозванца.
–
Разыщи сейчас же Хорису-беки.
Из-за занавески вышла Гурбесу, села рядом с ханом. Легкий шелк
халата соскользнул, обнажив белокожее колено. Тонкими пальцами
с розовыми длинными ногтями она неспешно поправила полу
халата, ее глаза с поволокой смотрели утомленно.
Пришел Хорису-беки, рассказал, что за человека зарубил на берегу
речки Некун-усун.
–
Это был Ван-хан, – сказал Джамуха – Эх, ты!..
–
Неладно вышло, Хорису-беки, – укорил Таян-хан. – Поезжай,
привези его голову. Если это Ван-хан, я велю оправить его череп
серебром – одним в утешение, другим в назидание.
–
Великий и мудрый хан, владетель кэрэитов сам для себя уготовил
гибель. Своими руками вскормил Тэмуджина. – Всегда бойкий на
язык Джамуха с трудом подбирал слова, в голове неотступно
вертелось: «Ван-хан мертв. Мертв». – А теперь по силе с
Тэмуджином мало кто сравнится.
–
Ты хочешь сказать: он становится опасен для моего улуса? –
спросил Таян-хан, поглаживая тугие щеки.
Пола халата снова сползла с колена Гурбесу, и кожа ее тела
притягивала взгляд Джамухи, раздражала своей неуместностью.
«У-у, бесстыдная тангутская потаскуха!» Сказал громче, чем
следовало бы:
–
Во всей великой степи теперь вас двое. Есть еще меркиты. Но они
больше не страшны хану Тэмуджину. Свои жадные взоры он
направит сюда.
Гурбесу скучающе потянулась.
–
Что может сделать с нами какой-то Тэмуджин…
–
То же, что он сделал с Ван-ханом, – резко сказал Джамуха.
–
Ха, так я и поверила! Да что они могут, монголы Тэмуджина?
Дикий сброд. Неумытые, непричесанные, от каждого на два алдана
разит запахом грязи и пота.
–
Светлая хатун, я тоже монгол, но, как видишь, не грязнее…
Джамуха хотел сказать «не грязнее тебя», но сдержался: – не
грязнее других. Кроме того, хатун, трусливого и глупого как ни
умывай, ни причесывай, во что ни одевай, ни умнее, ни храбрее не
сделаешь.
В юрту вошел сын Таян-хана Кучулук. С порога спросил:
–
Вы уже все знаете?
–
Да, сын, знаем. Джамуха вот говорит: Тэмуджина нам надо
опасаться.
–
Таян-хан вопросительно посмотрел на сына.
–
А сколько у Тэмуджина воинов? – Кучулук сел рядом с
Джамухой.
–
Посчитайте сами Кэрэитский улус в его руках – это около
тридцати тысяч воинов. – Джамуха загнул палец. – До десяти –
двадцати тысяч воинов можно набрать в улусе Тэмуджина. – Загнул
второй палец. – Слышно, его поддерживают хунгираты, горлосцы и
другие племена. Это еще десять тысяч.
Если он даст оружие рабам-татарам – еще около десяти тысяч. –
Джамуха сжал кулак, поднял, показывая всем. – Вот. Если
Тэмуджин захочет, он посадит на коней до семидесяти тысяч
воинов.
Джамуха умышленно приумножил силы своего анды, про себя он
убавил количество почти наполовину, но и этого – он знал –
достаточно будет Тэмуджину, чтобы заставить трепетать любого
владетеля.
–
Семьдесят? – Таян-хан недоверчиво покрутил головой – Неужели
семьдесят? Татунг-а, неси свои бумаги, посмотрим, за кем из
нойонов сколько воинов записано. Но и без записей знаю: ни
семидесяти, ни пятидесяти тысяч у меня не наберется. Если бы не
отделился Буюрук…
–
С тобой будем мы, – напомнил Джамуха.
Бросив на него быстрый взгляд, Таян-хан ничего не сказал,
углубился в размышления. Телега тряслась и скрипела. «Ач! Ач!» –
покрикивали на волов погонщики и щелкали кнутами. Гурбесу,
оскорбленная невниманием, привалилась спиной к стене юрты,
сбросила чаруки, разглядывала босые ноги с круглыми желтыми
пятками.
–
Отец, у Тэмуджина войско разноплеменное, – проговорил
Кучулук. Если хорошо ударим, разбегутся.
–
Наконец слышу голос мужчины и воина! – похвалила его
Гурбесу.
Таян-хан обернулся, мягко, но настойчиво попросил:
–
Поди скажи, чтобы остановились на дневку.
Она вдела ноги в чаруки, недовольно дернула вытянутыми вперед и
слегка вывернутыми губами, ушла. Таян-хан побарабанил
пальцами по голенищу гутула, расшитого кудрявыми завитками
узоров, сдержав вздох, сказал:
–
Мы, сын, давно не воевали. И хорошо ударить не сумеем. Не
силой удара – многолюдием можем одолеть Тэмуджина. Надо
собирать людей. Ты, Джамуха, бери двух-трех моих нойонов и
поезжай к Тохто-беки. Уговори меркитов держаться с нами вместе.
Тебя, сын, я отправлю в дальнюю дорогу к Алтан-хану китайскому.
Сын неба даст немного, а может быть, ничего не даст. Довольно
будет и того, что он не возьмет под свое покровительство
Тэмуджина. Добейся этого. Потом поезжай к онгутам. Они служат
сыну неба, но их владетель Алакуш-дигит Хури умен, сметлив,
должен понять, что ему выгодно помочь нам. Не будь скуп на
обещания и подарки…
Джамуха был доволен рассудительной решимостью Таян-хана.
Одно смущало душу – медлительность. Но, может быть, это и к
лучшему. Вол медленно идет, да много везет.
Do'stlaringiz bilan baham: |