все времена»
15
, то становится понятно, что Платон преуспел хотя бы в том, чтобы сделать из Адама врага
демократии, и мы можем только догадываться, сколько вреда принесли писания Платона менее искушенным и
неопытным умам...
Иногда кажется, что, когда Платон, говоря словами Адама
16
, «источает заманчивые мысли, образы и слова»,
он испытывает потребность в куске материи, чтобы прикрыть дыры в аргументации или даже, как в
рассматриваемом случае, полное отсутствие рациональных аргументов. Аргументы он заменяет инвективами,
отождествляя свободу с беззаконием, вольность со вседозволенностью и равенство перед законом с
безначалием. Демократов он называет распутниками, скупердяями, наглецами и бесстыдниками, свирепыми
дикими зверями, рабами любого своего каприза, живущими исключительно ради удовольствий и удовлетворения
26
нечистых желаний. («Они обжираются как скоты», — так говорил об этом Гераклит.) Платон обвиняет демократов
в том, что они «стыдливость обзывают глупостью, а рассудительность — недостатком мужества»
17
, и т. п. «А
кроме того, — говорит Платон, когда поток его красноречия начинает иссякать, — разные другие мелочи: при
таком порядке вещей учитель боится школьников и заискивает перед ними... а старшие, приспособляясь к
молодым и подражая им, то и дело острят и балагурят, чтобы не казаться неприятными и властными». (И эти
слова Платон в роли главы Академии вкладывает в уста Сократа, забывая о том, что Сократ никогда не был
учителем и что даже в последние годы своей жизни он никогда не казался раздражительным и властным. Он
никогда не «снисходил» к молодежи, а обращался с нею, например с молодым Платоном, как с товарищами и
друзьями. Сам же Платон, надо полагать, действительно «снисходил» до обсуждения важных вопросов со своими
учениками.) «Но крайняя свобода для народа такого государства, — продолжает Платон, — состоит в том, что
купленные рабы и рабыни ничуть не менее свободны, чем их покупатели... Если собрать все это вместе, самым
главным будет то... что душа делается крайне чувствительной, даже по мелочам: все принудительное вызывает у
них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они... тем, что перестанут считаться даже с законами... чтобы
уже вообще ни у кого и ни в чем не было над ними власти». Здесь Платон все же отдает дань своему родному
городу, хотя и помимо своей воли. Величайшей победой афинской демократии навсегда останется гуманное
отношение к рабам, сохранившееся несмотря на антигуманную пропаганду, которую вели такие философы, как
Платон и Аристотель: ведь, по признанию самого Платона, афинская демократия вплотную подошла к
уничтожению рабства
18
.
Гораздо более ценным, хотя и оно продиктовано ненавистью, является платоновское описание тирании и
особенно перехода к ней. Рассуждая о тирании, Платон подчеркивает, что он говорит о предмете, который хорошо
узнал на личном опыте
19
. Несомненно, что при этом он имеет в виду сира-кузского тирана Дионисия Старшего.
Переход от демократии к тирании, говорит Платон, может быть легко осуществлен народным вождем, который
знает, как использовать существующий в демократическом обществе классовый антагонизм между бедными и
богатыми, и которому удается собрать достаточное число телохранителей или создать собственную армию.
Люди, которые сначала приветствовали его как борца за свободу, вскоре оказываются порабощенными. Теперь
«его первой задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в
предводителе»
20
. При тирании создается самое презренное государство.
Очень похожее описание различных форм государственного управления можно найти в «Политике», где
Платон обсуждает, как «появились на свет тиран и царь, олигархия, аристократия и демократия»
21
. Различные
формы существующих государственных устройств и здесь истолковываются в качестве неточных копий истинной
модели или истинной формы государства, т. е. совершенного государства, образца для подражания,
существовавшего, как утверждает Платон, во времена Кроноса — отца Зевса. В отличие от «Государства» Платон
выделяет в «Политике» шесть типов вырожденных государств. Однако это различие несущественно, если мы
вспомним, что в «Государстве» Платон говорит, что четыре выделенных там типа не исчерпывают списка
возможных государственных устройств и что возможны некоторые промежуточные формы
22
. Шесть типов
получаются в «Политике» путем первоначального выделения трех форм правления: власти одного, власти
немногих и власти многих. Каждая из этих форм разбивается затем на два типа, один из которых является
сравнительно хорошим, а другой — плохим, в зависимости от того, насколько хорошо они подражают
«единственно правильному государственному устройству», копируя и сохраняя древние законы
23
. В результате
Платон выделяет три консервативные, или законные формы государства и три совершенно испорченные, или
беззаконные государственные формы. Монархия, аристократия и консервативная форма демократии являются в
порядке убывания их ценности законными подражаниями совершенному государству. Однако демократия может
перейти в беззаконную форму и продолжать деградировать дальше, впадая в олигархию — беззаконную власть
немногих, а затем в тиранию — беззаконную власть одного. Тирания, как говорит Платон в «Государстве», есть
наихудшая форма государственного правления.
Наступление тирании, наихудшего государственного устройства, не обязательно означает, по Платону, конец
всякого развития; это можно видеть из цитируемого далее отрывка из «Законов»
24
, частично повторяющего, а
частично дополняющего рассказ, приведенный в «Политике»: «Дайте мне государство с тираническим строем.
Пусть тиран будет молод, памятлив, способен к учению, мужествен и от природы великодушен... Только тогда от
остальных его свойств будет польза». Именно таким образом может быть реформирована тирания — наихудшая
форма государства. (Эта мысль Платона соответствует приведенному ранее его замечанию из «Законов» о том,
что всякое изменение есть зло, «помимо изменения злых бедствий». Можно не сомневаться, что Платон, говоря о
великом законоучителе и молодом тиране, имел в виду себя и свои многочисленные эксперименты с молодыми
тиранами — в особенности свои попытки реформировать тиранию Дионисия Младшего в Сиракузах. Об этих
неудавшихся экспериментах мы поговорим позже.)
Одна из главных целей платоновского анализа характера политического развития состояла в определении
движущей силы любых исторических изменений. О том, что исторический обзор в «Законах» предпринят именно
с этой целью, Платон говорит открыто: «Не правда ли, тысячи государств возникали в этот промежуток времени ...
и проходили через самые различные формы государственного устройства? ... Не сможем ли мы вскрыть причину
этих перемен? Быть может, тогда мы скорее получим указание относительно возникновения государственного
устройства и происходящих в нем перемен»
25
. В итоге этих рассуждений он открывает закон, в соответствии с
которым движущей силой всех политических революций является внутренняя разобщенность, классовая война,
27
подпитываемая антагонизмом классовых интересов. Платон еще раз уточняет формулировку этого
фундаментального закона. Он настаивает на том, что только внутренний разлад правящего класса может
ослабить его настолько, чтобы допустить его свержение. «Изменения в государстве обязаны своим
происхождением той его части, которая обладает властью, когда внутри нее возникают раздоры»
26
, — говорит
Платон в «Государстве» и повторяет в «Законах» (возможно, по поводу этого фрагмента из «Государства»):
«Царская же, клянусь Зевсом, и вообще всякая власть разрушается разве не самими ее носителями?». Этот
социологический закон, а также наблюдение, что различия экономических интересов чаще всего оказываются
причиной разобщенности, — ключ к философии истории Платона. Более того, это также ключ к анализу Платоном
условий, необходимых для установления политического равновесия, т. е. для приостановки политических
изменений. Платон утверждает, что эти условия были налицо в наилучшем и совершенном государстве
древности.
Do'stlaringiz bilan baham: |