Тонкое искусство пофигизма: Парадоксальный способ жить счастливо

Глава 8 Умение сказать «нет»
В 2009 г. я собрал барахлишко, часть продал, а часть отдал на
хранение, — и съехал из своей квартиры в Латинскую Америку. К этому
времени я уже раскрутил скромный бложец с советами по свиданиям. Кое-
какие деньги давала и интернет-продажа pdf-файлов и курсов. Я
планировал провести большую часть ближайших лет за рубежом: увидеть
другие культуры, да и воспользоваться низкими ценами в развивающихся
странах Азии и Латинской Америки, чтобы укрепить свой бизнес.
Настоящая мечта цифрового номада, которому к тому же 25 лет! Что еще
нужно от жизни?
Но хотя это звучит замечательно и геройски, к странствиям меня
подтолкнули не только здоровые ценности. Конечно, достойные ценности
тоже были: жажда посмотреть мир, познакомиться с новыми людьми и
культурами, испытать приключений, какие бывали у людей в старые
времена.
Однако где-то в глубине давал о себе знать стыд. Тогда я не подозревал
об этом, хотя при полной честности с собой согласился бы: внизу, под
поверхностью таится ценность, которой гордиться не станешь. Я не видел
ее, но в мгновения тишины и абсолютной честности мог почувствовать ее.
Когда мне было за двадцать, у меня не только было ощущение, что весь
мир мне должен. «Травматическое дерьмо» отрочества создало
специфическое отношение к верности. Я несколько лет компенсировал
закомплексованность и социофобию юных лет и в результате мог
знакомиться с любым человеком, дружить с любым человеком, любить
любого человека, заниматься сексом с любым человеком. Так зачем, думал
я, связывать себя с кем-то одним и даже одной социальной группой, одним
городом, одной страной и культурой? Да передо мной все пути открыты! А
значит, надо понемногу попробовать всего.
Вооруженный ощущением родства с миром, я пять с лишним лет
мотался по странам и океанам, нигде подолгу не задерживаясь. Я побывал
в 55 странах, завел десятки друзей и множество возлюбленных, которых
быстро бросал, а подчас забывал уже к перелету в следующую страну.
Это было странное время. Я со вкусом жил, расширял горизонты, а
поверхностных впечатлений хватало, чтобы заглушить подспудную боль.
Этот опыт казался (да и сейчас кажется) одновременно глубоким и
бессмысленным. Конечно, я многому научился, да вообще стал другим. Но

---

уж очень много времени и сил ушло впустую.
Сейчас я живу в Нью-Йорке. У меня есть дом, мебель, счет за
электричество и жена. Ничего особенно романтического. И мне это
нравится. Ибо вот главный урок из всех скитаний и приключений:
абсолютной свободы самой по себе недостаточно.
Свобода облегчает поиск смысла. В остальном же ничего
осмысленного в ней может не быть. В конечном счете увидеть в жизни
смысл и значимость можно лишь через отказ от альтернатив, сужение
свободы, верность одному месту, одной вере и даже одному человеку.
Эта догадка доходила до меня медленно-медленно, в течение всех этих
лет и странствий. Так бывает с излишествами: нужно окунуться в них,
чтобы осознать, что счастья в них нет. Вот и мне путешествия не дали
счастья. Погружаясь в 53-ю, 54-ю, 55-ю страну, я стал понимать: все это
классно и увлекательно, но почти не имеет долговременной значимости.
Мои друзья на родине обрастали семьями, покупали дома, уделяли время
интересным компаниям и политическим инициативам, а я все пытался
забыться новыми впечатлениями.
В 2011 г. я оказался в российском городе Санкт-Петербурге. Пища
была неважной. Погода была неважной. (Снег в мае? Вы меня
разыгрываете?) Квартира была неважной. Ничего не работало. Цены были
безумными. Люди были грубыми и странными. Никто не улыбался, зато все
много пили. Но… мне это нравилось. Это была одна из лучших моих
поездок.
Русской культуре присуща грубость, которая часто коробит
американцев и европейцев. Никаких вам лживых любезностей и
расшаркиваний. Вы не улыбаетесь незнакомым людям и не делаете вид,
что вам нравится то, что не нравится. В России, если человек видит
глупость, он называет это глупостью. Если кто-то ведет себя как придурок,
вы называете его придурком. Если женщина вам нравится и вам приятно с
ней общаться, вы говорите ей, что она вам нравится и вам приятно с ней
общаться. И не важно, кто это: друг, незнакомец или человек, с которым вы
пять минут назад познакомились на улице.
В первую неделю меня это задевало. Помню, отправился я в кофейню
с русской девушкой. Минуты через три она странно посмотрела на меня и
сказала, что я говорю глупости. Я поперхнулся напитком. В ее словах не
было агрессии: тон был абсолютно будничным, словно мы беседовали о
погоде или о размере туфель. Но я был в шоке. На Западе такая
непосредственность была бы воспринята как вопиющее хамство, особенно
со стороны человека, с которым вы еле знакомы. И так при каждом

---

общении! Мне казалось, что мне все грубят. Мой западный и изнеженный
ум полагал, что на него нападают со всех сторон. В результате начали
всплывать комплексы, которые годами не давали о себе знать.
Но недели шли за неделями, и я привык к русской прямоте, как к
русским белым ночам и изобилию водки. И я стал ценить этот подход к
общению, поскольку в нем нет условностей. Это — честность в подлинном
смысле слова. Это — коммуникация без всякой фиги в кармане, задних
мыслей и корысти, отчаянной попытки нравиться.
Уж сколько лет я путешествовал, и уж на что Россия не похожа на
Америку, но именно там я по-особенному вкусил свободу: возможность
открыто говорить, что у меня на душе, не боясь последствий. Это была
странная форма освобождения: через приятие отказа. Как человек, годами
тосковавший по непосредственности — сначала из-за эмоционально
зажатой семьи, потом из-за ложного желания всячески выказывать
уверенность, — я упивался ей, словно лучшей… лучшей водкой. Месяц в
Санкт-Петербурге пролетел незаметно. Даже уезжать не хотелось.
Путешествие дает удивительные возможности для саморазвития, ибо
выводит за пределы нашей культуры и показывает другое общество: вот,
люди живут с другими ценностями — и ничего, не пропадают и не
комплексуют. Соприкосновение с иными ценностями и критериями
заставляет иначе отнестись к тому, что мы считаем очевидным: может, у
нас не настолько уж все хорошо? Скажем, Россия заставила меня
задуматься о фальшивой и дешевой доброжелательности, столь типичной
для англо-американской культуры. Я стал спрашивать себя: «Может, наши
установки только губят наши отношения, мешают подлинному общению?»
Помню, обсуждал это с моим русским учителем. У него была занятная
теория: поколениями живя при коммунизме — без экономических
возможностей и в культуре страха, русские особенно ценили доверие. А
чтобы выстраивать доверие, нужно быть честным. То есть, когда дела
плохи, следует открыто и без стеснений об этом сказать. Честность бывала
и неприятной, но вознаграждалась тем простым фактом, что требовалась
для выживания: нужно же понимать, на кого можно положиться, а на кого
нельзя, причем соображать надо быстро.
А на «свободном» Западе, рассуждал русский учитель, экономических
возможностей хоть отбавляй: их столько, что выгоднее сохранять
определенный имидж, пусть ложный, чем реально ему соответствовать.
Доверие утратило ценность. Имидж и умение себя подать оказались во
главе угла. Практичнее иметь поверхностное знакомство со многими, чем
близкое с немногими.

---

Вот почему в западных культурах стало нормой улыбаться и говорить
приятные вещи, даже если думаешь иное, а также врать по мелочам и
делать вид, что соглашаешься. Вот почему люди научаются «дружить» с
теми, кто им не нравится, и покупать вещи, которые они не хотят.
Экономическая система способствует такому самообману.
Но все это не безобидно: на Западе никогда не знаешь, можно ли
полностью доверять человеку. Подчас этого не знают даже добрые друзья и
члены семьи. На Западе считается столь важным быть приятным, что
зачастую люди полностью подстраиваются под собеседника.