99
подчеркнуто «испанской» транскрипции имени (вошедшего в русскую литературу во французской
огласовке) несколько обособляет своего героя от его многочисленных литературных
предшественников, - прежде всего Жуана из оперы Моцарта. Легковесный Дон Гуан Пушкина не
просто обречен на трагический итог, он с самого начала поставлен в невыносимое положение.
Любовная игра – едва ли не единственное (кроме дуэли) занятие Дона Гуана; она невозможна без
игры словесной, без использования особого любовного языка – яркого,
метафорического, но
условного и не предполагающего веры в реальность сказанного. А в мире «Каменного гостя» все
шутливые слова звучат всерьез, все фантастические метафоры в конце концов реализуются в жизни,
от слова до дела – один шаг. Дон Гуан об этом не догадывается – и гибнет. Уже в первой сцене,
разговаривая со своим слугой Лепорелло на улицах ночного Мадрида, Дон Гуан роняет случайную
фразу, которая «предсказывет» его будущее общение с миром «мертвых»: женщины в тех
«северных» краях, куда он был сослан, голубоглазы и белы, как «куклы восковые», - «в них жизни
нет». Затем вспоминает о давних свиданиях в роще Антониева монастыря с Инезой, о ее
помертвелых губах. Во второй сцене он является к своей былой возлюбленной, актрисе Лауре,
закалывает шпагой ее нового избранника Дона Карлоса, который, по несчастию, был братом гранда,
убитого им на дуэли, целует ее при мертвом и не придает значения словам Лауры: «Что делать мне
теперь, повеса, дьявол?» И к чему придавать им значение, если сам Дон Гуан (вопреки репутации) не
считает себя особенно «развратным, бессовестным, безбожным»; он просто беззаботен и смел, охоч
до приключений. Но слово Лауры – «дьявол» невольно указывает на его опасное сближение с
демоническими силами, как собственные слова Дон Гуана «о куклах восковых» предупреждают его
опасное сближение с царством «оживших автоматов» (распространенный
мотив романической
литературы 1830-х годов). Тот же «сюжетно-языковой мотив» будет развит в реплике Доны Анны в
сцене свидания:
О, Дон Гуан красноречив – я знаю.
Слыхала я: он хитрый искуситель.
Вы, говорят, безбожный развратитель,
Вы сущий демон.
В третьей сцене – на кладбище Антониева монастыря, перед могильным памятником
Командора – Дон Гуан окончательно попадается в словесную ловушку. Воспользовавшись тем, что
Дона Анна никогда не видела убийцу мужа, Дон Гуан, переодевшись монахом, появляется перед
вдовой. В соблазнительных речах Дон Гуана обыграна пикантность ситуации. Он молит не о чем-
нибудь – о смерти (разумеется, у ног Доны Анны); он осужден на жизнь, он завидует мертвой статуе
Командора («… счастлив, чей хладный мрамор / Согрет ее дыханием небесным»); он мечтает о том,
чтобы возлюбленная могла коснуться «легкою ногою» его могильного камня. Все это обычное
любовное витийство, пышное и пустое.
Счастливый Дон Гуан, приглашая статую прийти на
завтрашнее свидание и стражем стать у двери, шутит. И даже то, что статуя дважды кивает в знак
согласия, пугает его лишь на миг. Четвертая сцена – назавтра в комнате Доны Анны – начинается все
тою же беззаботной игрой слов. Представившись накануне неким Диего де Кальвадо, Дон Гуан
постепенно готовит собеседницу к объявлению своего настоящего имени, прибегая к условным
образам любовного языка («мраморный супруг», «убийственная тайна», готовность за «сладкий миг
свиданья»
безропотно заплатить жизнью, поцелуй на прощанье – «холодный»)… Но все это уже
сбылось: мертвая статуя демонически ожила, живому Дон Гуану предстоит окаменеть от
рукопожатия ее «мраморной десницы», стать по-настоящему холодным, заплатить жизнью за «миг»
свидания… Единственная возможность, какую Пушкин дарит своему герою, прежде чем тот
провалится со статуей в преисподнюю, – это сохранить достоинство, встретить смерть с той высокой
серьезностью, которой так недоставало Дону Гуану при жизни: «Я звал тебя и рад, что вижу».
Дон Гуан не просто искатель любовных приключений, но прежде всего ловец сердец.
Улавливая чужие – женские – души и сердца, он утверждает себя в жизни, утверждает несравненную
полноту своей жизни. Аполлон Григорьев определил Дон Гуана как «вечно жаждущую жизни
натуру». Он поэт не только любви – он поэт жизни. Дон Гуан каждую минуту другой – и
каждую
минуту искренен и верен себе. Он искренен со всеми женщинами. Искренен Дон Гуан и тогда, когда
говорит Доне Анне:
Но с той поры, как вас увидел я,
100
Мне кажется, я весь переродился.
Вас полюбя, люблю я добродетель
И в первый раз смиренно перед ней
Дрожащие колена преклоняю.
Он говорит Доне Анне правду, как и прежде всегда говорил только правду. Однако это правда
мгновения. Сам Дон Гуан характеризует жизнь свою как «мгновенную». Но каждое мгновение для
него – вся жизнь, все счастье. Он поэт во всех проявлениях своего характера и своей страсти. Для
Дон Гуана любовь – это увлекающая до конца музыкальная, песенная стихия. Однажды он назвал
себя «импровизатором любовной песни» - и в этой самохарактеристике много правды. Любовь для
Дон Гуана – всегда торжествующая, победная песня. Пушкинский герой ищет всей полноты победы,
полноты торжества –и вот почему он идет на безумный шаг и приглашает статую Командора быть
свидетелем своего любовного свидания с Доной Анной. Для него это высшее, предельное торжество.
Все развитие действия трагедии, все главные в ней события, связанные с Дон Гуаном, сводятся к его
стремлению достичь
предельного торжества: сначала инкогнито он добивается расположения Доны
Анны, потом приглашает Командора убедиться в своем торжестве, потом раскрывает свое инкогнито
для того, чтобы Дона Анна полюбила его, несмотря ни на что, в его собственном качестве. Все это
ступени достижения все большей и большей полноты победы. Полное торжество, как это случилось с
Дон Гуаном и как это часто бывает в жизни, оказывается одновременно и погибелью.
Дона Анна де Сольва в пушкинской трагедии – не символ соблазненной невинности и не
жертва порока, она верна памяти мужа, убитого Дон Гуаном, ежевечерне приходит на его могилу в
Антониев монастырь «кудри наклонять и плакать».
Избегает мужчин, общается лишь с
кладбищенским монахом. Дона Анна, выданная матерью замуж за богатого Командора дон Альвара,
его убийцу она никогда прежде не видела. Это позволяет Дон Гуану, высланному королем из
Мадрида, но самовольно вернувшемуся, остаться неузнанным, он является на могилу Командора и
предстает перед Анной переодетым отшельником, чтобы тронуть женское сердце сладкими речами, а
затем «открыться»:
И приезжает каждый день сюда
За упокой души его молиться
И плакать, -
Слова монаха о Доне Анне подхватывает и развивает Дон Гуан:
Вы черные власы на мрамор бледный
Рассыплете – и мнится мне, что тайно
Гробницу эту ангел посетил…
Ср. также: «душа твоя небесная». С этим образом гармонирует само протяжно-сладкое
звучание имени Доны Анны и его этимология (Анна,
евр. –жизнь). Именно от этого словесного
образа, а не от сценического характера будет отталкиваться А.А.Блок,
создавая свою Дону Анну в
стихотворении «Шаги Командора».
Белинский назвал трагедию «Каменный гость» «без всякого сравнения, лучшим и высшим в
художественном отношении созданием Пушкина».
Do'stlaringiz bilan baham: