Microsoft Word ru aloe utro ziyouz com doc

Ибрагим Рахим р. 1916

УСЫ, НЕРВЫ И ШАГОМЕР


Когда закончилась уборка хлопка, то, как обычно, многие наши колхозники начали готовиться к поездке в Ташкент за покупками.
Дело в том, что в нашем кишлачном магазине есть товары из многих стран мира. Смекалистые люди из Ташкента и других городов специально приезжают к нам, чтобы купить сверхмодные плащи, пальто, платья, костюмы, обувь и так далее. Уж чем‐чем, а модным ширпотребом наш кишлак обеспечен полностью. А вот некоторые очень популярные у нас товары — ну, там, красивый платок, яркий материал на халат, удобную, как говорится, на каждый день, обувь — попробуй, купи! И приходится ташкентским модникам ехать к нам, а нам — к ним. Ну, да мы не особенно сердимся на нерасторопных торго‐ вых работников — все‐таки из‐за них мы лишний раз в Ташкенте побываем,— а так, пожалуй, и не собрались бы.
Среди собирающихся ехать в Ташкент был и Таджибай; по прозвищу, «таджанг». Таджанг — значит нервный. Характер у Таджибая был очень вспыльчивый. У шоферов есть такое словечко — заводной. Таджибай заводился с пол‐оборота, вспыхивая от одного слова, как сухая солома от спички. Хватался за свои усы (а они были красивые, он ими очень гордился), потом за сердце, начинал призывать аллаха, и далее в ход уже шли различные горячие слова и выражения. Теперь понятно, почему его прозвали «нервным»?
Так вот, Таджибай‐таджанг собрал у себя дома общее семейное собрание по вопросу: кому что покупать в Ташкенте?
Семья у него была большая: шестеро детей, очень старая бабушка, племянница, оканчивающая институт в Москве.
Жена Таджибая, Хадича, в колхозе не работала: у нее и дома дела хватает.
— Если бы у меня, как у индусской богини, было восемь рук,— говорила Хадича,— то я, пожалуй, могла бы и в клуб ходить по вечерам, в кино и даже на танцы. 'Но раз у меня две руки, то придется ждать, когда младших ребят можно будет сдать в детсад, а старшие начнут помогать по хозяйству.
Это в городах, знаете, заведут себе двоих‐троих детишек и уже


вздыхают: ах, как быть, ах, что делать, ах, как трудно! А у нас и десять детей не редкость, а никто не ахает и не охает.
Так вот, на общесемейном собрании Таджибай‐таджанг принялся за составление списка покупок. Все шло хорошо до тех пор, пока речь не зашла о туфлях. Именно с туфель и начались необычные события, о которых мне хочется вам рассказать.
Хадича сказала так:

• 
  Почему, дорогой мой Таджибай, вы хотите себе одну пару туфель и мне тоже одну? Тому, кто больше ходит, нужно купить не одну, а две пары.
  
• 
  Молодец, женушка! — Таджибай от удовольствия даже свои замечательные усы распушил.— Я был уверен, что именно эти слова и скажешь. Конечно, теперь я со спокойной совестью куплю себе две пары туфель: одну — черную, другую... в общем, там видно будет.
  
• 
  Э‐э, Таджибай,— возразила Хадича.— Вы меня не поняли. Разве вы ходите больше меня?
  
• 
  Как? Что ж, по‐твоему, я...— Таджибай так удивился, что даже забыл возмутиться,— Да ты не заболела ли, Хадича?
  
• 
  Спасибо, я здорова. Только любой скажет, что мне приходится за день ходить больше, чем вам.
  
• 
  О аллах! — воскликнул Таджибай, начиная нервничать.— Эта женщина целый день дома, а я хожу по полям! И не на такси из конца в конец езжу! Я, может, в день прохожу больше, чем солдат‐пехотинец!
  
• 
  Тогда ничего,— ответила Хадича,— ведь пехота вся теперь у нас механизирована.
  
• 
  И как у тебя язык поворачивается сравнивать мою работу со своей!—вскричал Таджибай.— Я целый день на ногах!
  

— А я лежу, чай пью,— усмехнулась Хадича.
Но когда Таджибай‐таджанг входит в раж, он уже никого не слушает, кроме самого себя.
«Я хожу меньше жены! О аллах! — он захохотал так, как хохочут в детских мультфильмах злые волшебники.— Это самое смешное, что я слышал за всю свою жизнь! Нет, я должен пойти в чайхану и рассказать этот анекдот всем друзьям. Уж и повеселю я их! Они меня будут целый месяц кормить пловом за такую шутку! Охо‐хо‐хо! Я мало хожу!.. Может, ты еще скажешь, что я вообще целые дни стою на месте? Что я совсем не двигаюсь?! Что я уже не человек, а столб? Ты это хотела сказать? Я столб! Спасибо, женушка! Подожди же!..»
Ну, действительно, что тут говорить — «таджангом» зря у нас в кишлаке не назовут!
После того, как вся семья целый час успокаивала Таджибая (ставила на проигрыватель его любимые пластинки, дочки танцевали; бабушка даже сказку начала сказывать), он немного остыл и, нервно поддергивая усы, молвил:

• 
  Я все‐таки должен рассказать об этом друзьям. Пусть и они повеселятся.
  
• 
  А завтра с утра вместе со мной можете заниматься хозяйством н увидите, сколько я хожу,— сказала Хадича.
  

Таджибай ничего не ответил, только посмотрел на жену как‐то странно: дескать, опять за свое, не заболела ли?
В чайхане друзья не спеша пили кок‐чай, кричала перепелка в клетке («питпилдык, питпилдык»), местные острословы обсуждали взаимоотношения гангстеров и полиции в США.
Когда было выпито по одной‐другой пиале чая и разговор перешел на воспоминания о тех днях, когда женщины кишлака снимали с себя паранджу, Таджибай, снисходительно улыбаясь, сказал:

• 
  Э‐э, почтенные, сейчас я вас повеселю. Как вы думаете, что мне сегодня сказала моя Хадича?
  

Догадки не заставили себя ждать:

• 
  Что у тебя будет еще один сын!
  
• 
  Что тебе давно пора сбрить усы!
  
• 
  Что давно пора купить автомобиль!
  

Таджибай только посмеивался в ответ. А когда все предположения были исчерпаны, произнес:

• 
  Она сказала, чтоб в Ташкенте я купил себе одну пару туфель, а ей
  

две.

• 
  Почему?
  
• 
  Потому, почтенные, что она, видите ли, за день проходит
  

значительно больше, чем я! — проговорил Таджибай.

• 
  Недаром твою Хадичу считают большой умницей! — подзадоривая уже «заведенного» Таджибая‐таджанга, сказал бригадир Гафур и подмигнул товарищам: — А вдруг она права?
  

Таджибай опешил, даже про чай забыл, стал перечислять все, что он делает за день (получилось, что он чуть не обегает дважды всю землю по экватору), и под конец заявил:

• 
  Клянусь памятью моего отца: если выяснится,, что я прохожу за
  

день меньше, чем моя жена, то сбрею свои усы!
Приятели зашумели:

• 
  Бросьте пустые клятвы, почтенный!
  
• 
  Кто же может в этом споре указать правого и неправого?
  
• 
  Никто не может проверить, кто из вас прав.
  
• 
  Почему? — спокойно произнес бригадир Гафур.— Проверить, кто сколько прошел за день, очень просто. Нужно купить шагомер. Это такие, вроде часов, приборчики, которые считают шаги. Шагомеры даже в нашем магазине продают — они лежат на верхней левой полке, рядом с консервами. Стоят дешево. Таджибай купит шагомер — и все станет ясно.
  

Таджибай поклялся, что завтра же приобретет шагомер, и Хадича убедится, что ей за глаза хватит и одной пары туфель.
Ничего не говоря жене, он купил шагомер и весь день ходил с ним. Шла зимняя пахота (сельских работ в колхозе всегда хватает), так что к вечеру на шкале шагомера Таджибай с удовольствием увидел пятизначную цифру, которую тут же и продемонстрировал в чайхане.
В воскресенье Таджибай остался дома.

• 
  Что с вами, мой дорогой муженек? Уж не заболели? — спросила Хадича, которую удивило, что Таджибай никуда не пошел.
  

Но еще больше ее удивило то, что Таджибай начал ходить за ней с самого раннего утра, не отставая ни на шаг. Хадича идет в сад — и он в сад. Она останавливает у тандыра — и Таджибай остановится рядом. Хадича в магазин, и муж с ней шагает.

• 
  Что с вами? Почему вдруг вас начали интересовать хозяйственные дела? — не переставала удивляться Хадича.— Или у вас других забот нет?
  

В конце дня она уже начала сердиться:

• 
  Вы боитесь, что я сбегу от вас? Помнится мне, даже в молодости вы меня так не ревновали!
  

Таджибай бормотал в ответ что‐то нечленораздельное, многозначительно вздыхал, хватался за усы, но не мог же он сказать жене, что проводит проверку. Попробуй скажи ей, она в два раза больше шагов делать будет.
Но Хадича ничего не подозревала — она ведь и о существовании такой штуки, как шагомер, не догадывалась.
Где‐то во второй половине дня ноги у Таджибая начали гудеть, как провода на ветру. Часам к шести вечера походка его начала

существенно меняться: ноги волочились, и попасть шаг в шаг с женой ему было очень трудно. Поскольку к восьми часам Таджибай уже не мог угнаться за Хадичой, то ему приходилось просто делать шаги на месте, благо шагомеру в принципе все равно: шаг вперед, шаг назад и шаг на месте — зачет одинаков. Дети удивленно смотрели на отца, который, следя взглядом за порхающей по дому матерью, топтался на месте, как дрессированный верблюд.

• 
  Что с тобой, сынок? — спрашивала с тахты бабушка.— Что ты все время перебираешь ногами? Садись, отдохни.
  
• 
  Производственная гимнастика... ох... считается лучшим средством... э‐э... для сохранения бодрости... ох! — хватаясь за поясницу, отвечал Таджибай.
  

Когда после ужина встали из‐за стола, то Таджибай еле‐еле смог добраться до своей кровати.
Хадича же все еще хлопотала по дому, ее шаги слышались во дворе, в саду. Она успевала и телевизор посмотреть, и ребят уложить спать, и на завтра приготовить еду.
Таджибай уже не то что ногой, рукой не мог пошевелить. Едва‐едва достал из кармана шагомер. Ого‐го‐го! Цифра шагов вдвое превышала ту, которую он с гордостью показывал друзьям!
Таджибай тотчас же перевел шаги в метры и ойкнул: получалось что‐то вроде семидесяти километров! Расстояние от их кишлака до Ташкента? Хадича еще продолжала сновать туда‐сюда!
...Когда уже на заходе солнца Таджибай вернулся из Ташкента с покупками, то автобус, как всегда, остановился прямо против чайханы.
Пиалы замерли в руках приятелей, и недоуменные слова, как вздохи, вылетали из губ:

• 
  Кто это? Вроде бы Таджибай!
  
• 
  О аллах! Если это Таджибай, то где же его усы?
  

Зачем ему усы, когда у него шагомер есть? — усмехнулся бригадир Гафур.— Интересно, сколько же пар туфель он купил своей Хадиче?