Литература по вопросу в соответствии с программой курса истории русской литературы XIX века в университетах. Учебное пособие предназначено для студентов-филологов

Трагедия «Пир во время чумы» 
Через два дня после того, как закончен был «Каменный гость», 6 ноября, была завершена 
последняя болдинская трагедия Пушкина «Пир во время чумы». Источником для нее послужила 
драматическая поэма английского поэта Джона Вильсона «Город чумы». Пушкин пользовался 
книжными источниками, но пользовался ими свободно, подчиняя его собственным идейным и 
художественным задачам. В трагедии «Пир во время чумы» обработка книжных источников была 
еще более свободной, нежели в «Каменном госте». Пушкин взял из английской поэмы один отрывок, 
вставные песни, изменил содержание последних, а одну из них – песню Председателя – сочинил 
заново. В результате получилось новое, самостоятельное произведение, с глубокой и оригинальной 
мыслью. Оригинально само название трагедии Пушкина. В нем можно увидеть отражение личного, 
автобиографические факты, факты действительности. Осенью 1830 года, когда писалась трагедия, в 

---

101
центральных губерниях России свирепствовала холера, Москва была оцеплена карантинами, путь из 
Болдина был для Пушкина на время закрыт. В «Пире во время чумы» художественно исследуется 
высокая страсть к жизни, когда она проявляется на грани, на краю гибели, невзирая на возможную 
гибель. Это крайнее испытание человека и его духовной силы. В трагедии главное место занимают 
монологи героев и их песни. В них не только и не столько рассказ о происходящем, но еще более – 
исповедание веры. В монологах и песнях воплощаются различные человеческие характеры и разные 
нормы человеческого поведения в условиях роковой неизбежности. Песня желтоволосой Мери – во 
славу высокой и вечной любви, способной пережить смерть: «А Эдмонда не покинет Дженни даже в 
небесах». В этой песне воплощено все величие, вся сила женского начала. В другой песне – песне 
Председателя, Вальсингама, – величие начала мужского и героического. Вальсингам – герой 
трагедии, похоронивший три недели назад мать и чуть позже возлюбленную жену Матильду, а теперь 
председательствующий на пиру среди чумного города. Шотландка Мери поет песню о мертвой 
Дженни: 
Было время, процветала 
В мире наша сторона… 
Ныне церковь опустела; 
Школа глухо заперта; 
Нива праздно перезрела; 
Роща темная пуста; 
И селенье, как жилище 
Погорелое, стоит, -
Тихо все – одно кладбище 
Не пустеет, не молчит…
Пирующие отчаялись в вере и бросают вызов неизбежной смерти. Их веселье – безумство 
обреченных, знающих о своей участи (дыхание чумы уже коснулось участников пира, так что это еще 
и ритуальная трапеза). После тоскливой песни острее переживание веселья. Затем, проводив 
взглядом телегу с мертвыми телами, управляемую негром (олицетворение адской тьмы), Вальсингам 
поет сам. Песня, впервые в жизни сочиненная Вальсингамом, звучит совсем в иной тональности: это 
торжественный гимн Чуме, хвала отчаянию, пародия на церковное песнопение: 
Как от проказницы Зимы,
Запремся также от Чумы! 
Зажжем огни, нальем бокалы, 
Утопим весело умы 
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы. 
Песня Вальсингама и противостоит песне Мери и дополняет ее. В них обеих вполне 
выявляется предельная, не только мужская и женская, но человеческая высота – гибельная высота и 
величие человека. Песня Вальсингама – художественная и смысловая кульминация трагедии. В ней 
звучит гимн человеческому мужеству, которому знакомо и дорого упоение битвы, безнадежного 
борения с самой судьбой, чувство торжества в самой гибели: 
Есть упоение в бою, 
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане, 
Средь грозных волн и бурной тьмы, 
И в аравийском урагане, 
И в дуновении Чумы.
Все, все, что гибелью грозит, 
Для сердца смертного таит

---

102
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья 
Их обретать и ведать мог.
Песня Председателя Вальсингама – это слава единственно возможному бессмертию человека 
в этом гибельном, трагическом мире: в безнадежном и героическом поединке с непреодолимым 
человек бесконечно возвышается и торжествует духом. Это истинно философская и необыкновенно 
высокая мысль. Недаром Вальсингам использует «евангельскую» стилистику в богоборческой песне, 
он восславляет не Царство, но именно Царствие чумы, негатив Царствия Божия. Так Председатель, 
поставленный в центр последней из «маленьких трагедий», повторяет «смысловой жест» других 
героев цикла: гимн Вальсингама наделяет чумной пир сакральным статусом, превращая в черную 
мессу: наслаждение на краю гибели сулит сердцу смертного залог бессмертья. Эллинская высокая 
языческая правда звучит в песне Вальсингама, ей противостоят в пушкинской трагедии слова и 
правда Священника, напоминающего о близких, о необходимости смирения перед смертью. 
Священник прямо сравнивает пирующих с бесами. Пропев гимн Чуме, Председатель перестал быть 
«просто» распорядителем пира, он превратился в его полноправного «тайносовершителя»; отныне 
именно – и только – служитель Бога может стать сюжетным антагонистом Вальсингама. Священник 
и Председатель вступают в спор. Священник зовет Вальсингама за собой, не обещая избавления от 
чумы и смертного ужаса, но суля возвращение к смыслу, утраченному пирующими, к стройной (хотя 
ничуть не менее суровой) картине мироздания. Вальсингам отказывается наотрез, ибо дома ждет его 
«мертвая пустота». Напоминание Священника о матери, что «плачет горько в самых небесах» о 
гибнущем сыне, не действует на него, и только «Матильды чистый дух», ее «навек умолкнувшее 
имя», произнесенное Священником, потрясает Вальсингама. Он по-прежнему просит Священника 
оставить его, но добавляет слова, до этой минуты для него невозможные: «Ради Бога». Это значит, 
что в душе Председателя, вспомнившего о райском блаженстве любви и внезапно прозревшего 
Матильду («святое чадо света») в раю, произошел переворот: имя Бога вернулось в пределы его 
страдающего сознания, религиозная картина мира начала восстанавливаться, хотя до выздоровления 
души еще далеко. Поняв это, священник уходит, благословляя Вальсингама. Правда Священника – 
правда не меньше, чем правда Вальсингама. Эти правды сталкиваются в трагедии, противоборствуют 
и взаимно влияют друг на друга. Более того: в Вальсингаме, эллине по силе поэтического и 
человеческого духа и в то же время человеке христианского века, в какой-то момент, под влиянием 
слов Священника, обе правды внутренне сопрягаются.