|
В.А. Лисичкин 697
о мире, о человеке, философских концепций. Молодой врач, как и многие
представители русской интеллигенции, верил в необходимость социальных
перемен, в грядущее торжество справедливости и добра. Более того, он сам
как-то признался: «Если бы я не был христианином, я бы стал коммунис-
том». А перемены эти вылились в уничтожение Православия, в геноцид
русского, украинского, белорусского и других народов. И свидетелем этого
геноцида он был на протяжении 44 лет.
Во-вторых, следующие 40 лет жизни принесли много разочарований:
рушились представления о человеческом гуманизме, о возможности всеоб-
щего счастья, а профессия врача сталкивала Валентина Феликсовича с бес-
численными примерами бессмысленной жесткости и вандализма. Желание
нести людям религиозный свет и добро встречало не только непонимание,
но и несправедливое осуждение. В итоге убежденного неприятия окружаю-
щего враждебного мира, где безраздельно царствовали зло и безбожье, го-
лый материализм и жестокость, эмоциональный, чистый и честный человек
нашел духовную опору в христианском учении и все глубже уходил в свой
сложный внутренний мир. И произошло глубоко продуманное, прочувство-
ванное всем сердцем преображение великого ученого и хирурга, профессора
Войно-Ясенецкого в архиепископа Луку — только так, на этой новой стезе
он мог делать людям добро, не поступаясь своими высокими моральными
принципами.
В-третьих, страшной драмой для любящего отца и мужа стала смерть
жены. Эта смерть вызвала мистические раздумья о неотвратимости наказа-
ния за грех — ведь жена нарушила обет безбрачия, данный Богу! А он,
влюбленный юноша, зная об этом обете, сам способствовал грехопадению
жены, он — соучастник, он должен держать ответ за нарушение клятвы
Богу...
И, наконец, в-четвертых, еще одно тяжелое испытание уготовила про-
фессору судьба — жестокое преследование советской властью, злобное го-
нение и клевета прессы и интеллектуальной элиты общества — писательс-
ких организаций. Ведь мало кому выпала сомнительная и горькая честь стать
еще при жизни литературным персонажем, да еще и отрицательным! Мастер
из бессмертного романа М. А. Булгакова заплатил за эту «честь» потерей
рассудка.
Трудный жизненный путь, суровая житейская практика Валентина Фе-
ликсовича, раздвоенная идеалистично-материалистическая социальная прак-
тика и противоречивость современных общественных процессов все более
отягощали его душу, углубляли его замыслы достичь цели и реализовать
замыслы идеи-страсти, ломали в горниле дьявольской круговерти ссылок и
гонений его характер, доводя до отчаянной попытки самоубийства, отторга-
ли от коллег по науке, замыкали его мысли на Православии.
Внутренняя борьба взглядов и характера обусловили и выбор пробле-
мы для философско-религиозного трактата «О духе, душе и теле». По своему
религиозному убеждению Валентин Феликсович был естественным сторон-
ником примата духа. Однако, словно в подтверждение древнего изречения
«Дух божественный дышит, где хочет», в этом Красноярском, Ташкентском,
Тамбовском и Крымском епископе, непреклонном и жестком главе епархий, в
этом давно дошедшем до религиозного самоотречения проповеднике продол-
498 Жизнь и ТВОРЧЕСТВО ВАЛЕНТИНА ФЕЛИКСОВИЧА ВОЙНО-ЯСЕНЕЦКОГО
жал дышать дух истинного ученого, одного из величайших хирургов новей-
шего времени.
Резкое отличие религиозного опыта архиепископа Луки, каким его зна-
ла, видела и слышала паства, от тонких хирургических операций, глубоких
научных наблюдений и выводов профессора дивило многих близко и глубо-
ко знавших его людей. У них невольно возникал вопрос: «Истина — одна в
науке, а другая — в религии. Какой же истине Вы служите? Какая истина
Вам дороже?». Наверняка те же вопросы задавал сам себе и Валентин Фе-
ликсович. Он смог найти окончательный ответ в конце жизни. В письме
профессору П. П. Царенко в 1959 году он пишет:
«Многоуважаемый Петр Петрович! В ответ на недоумение Ваших сту-
дентов по поводу моего архиерейского служения им следовало бы сказать,
что очень странно отрицать то, чего не знают и не понимают, и судят о
религии только по антирелигиозной пропаганде. Ибо, конечно, среди них
вряд ли найдется кто-нибудь, читавший Священное Писание.
Наш великий физиолог И. П. Павлов, академик В. П. Филатов, каноник
(священник) Коперник, преобразовавший астрономию, Луи Пастер умели
же совмещать научную деятельность с глубокой верой в Бога... За 38 лет
своего священства и архиерейского служения я произнес около 1250 пропо-
ведей, из которых 750 записаны и составляют 12 толстых томов машинопе-
чати. Советом Московской Духовной Академии они названы «исключитель-
ным явлением в современной церковно-богословской жизни и сокровищни-
цей изъяснения Священного Писания», и я избран почетным членом Акаде-
мии. Как видите, это очень далеко от примитивных суждений вашей студен-
ческой молодежи. Свои "Очерки гнойной хирургии" я написал, уже будучи
епископом. С почтением, архиепископ Лука».
Известен мудрый афоризм: «Если трагедии суждено повториться в ис-
тории, то это уже не трагедия, а фарс». Думается, что эти слова верны не
только по отношению к истории того или иного общества, но и относитель-
но истории жизни той или иной личности. Если в 20-е годы первые конф-
ликты с социалистическим обществом Валентин Феликсович воспринимал
как трагедии, то последующие послевоенные конфликты с Комитетом по де-
лам религии казались ему жалким фарсом. И он становился выше этого фар-
са, пусть даже фарса жестокого, продолжал стоически нести людям добро,
физически исцелять их даже буквально на краю света, в низовье Енисея,
на краю принципиальной возможности делать операции.
Порой в ночной тиши Туруханской ссылки его губы шептали: «Что же
ты за существо, Валентин? Не понимаю. Откуда среди этой жестокой мер-
зости безбожной жизни у тебя берутся такие елейно-чистые, такие возвы-
шенно-идеальные, такие юношески-благоговейные слова молитвы, что твои
уста несут запуганной, истерзанной пастве? Какой Фрейд, да и вообще ка-
кая философия объяснит происхождение или тот психический процесс в
твоей душе, совмещающей несовместимое? Если я сам себе не объясню, то
заподозрю, что внутри сидит другой, неведомый всем грешным, невидимый
человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури и звезд, и окрыленный!
Ты состарился, а он вечно молод! Ты многое не прощаешь, а он верит и
прощает! Ты ожесточен жизнью, а он, коленопреклоненный, зарыдать готов
перед одним из ее воплощений! И имя этому человеку — Бог!» Умиротво-
ренный таким объяснением Валентин Феликсович засыпал, чтобы наутро
Do'stlaringiz bilan baham: |
