Семнадцать
Начинаю я с оскорбления действием – въезжаю локтем в спину
женщине, которая заходит передо мной в автобус. Она оборачивается и
смотрит на меня бешеными глазами.
– Уй, – взвизгивает она. – Смотри, куда прешь!
– Это он! – выкручиваюсь я, указывая на мужчину сзади. Тот не
слышит – что-то вопит в мобильный телефон, держа зашедшегося в крике
ребенка, и не замечает, что я его только что оклеветала. Женщина
выглядывает из-за меня и бросает мужчине:
– Сволочь!
Это он слышит.
В суматохе я ухитряюсь проскользнуть зайцем и сажусь сзади. Три
правонарушения меньше чем за минуту. Неплохо.
Спускаясь с холма, я порылась в карманах Адамовой куртки, но нашла
только зажигалку и старую смятую самокрутку, так что мне все равно было
бы нечем заплатить за проезд. Я решаю совершить четвертое
правонарушение и закуриваю сигарету. Какой-то старикан оборачивается ко
мне, тычет в меня пальцем и приказывает:
– А ну потуши!
– Отвали, – огрызаюсь я. Пожалуй, в суде это сочли бы хулиганством.
Все идет как по маслу. Теперь займемся убийствами – поиграем со
смертью.
Мужчина через три сиденья спереди от меня кормит сидящего у него
на коленях мальчика купленной в кафе лапшой. Я зарабатываю три очка,
представив, как пищевой краситель растекается по венам малыша.
Женщина напротив обматывает горло шарфом. Очко за опухоль на ее
шее – шершавую, розовую, как клешня краба.
Еще одно очко за то, как автобус взрывается, затормозив на светофоре.
Два – за оплавленный пластик разлетевшихся на куски сидений.
Психолог, с которым я общалась в больнице, говорила, что я в этом не
виновата. Она утверждала, что очень многие больные втайне желают зла
здоровым.
Я рассказала ей, что мой папа говорит, будто рак – свидетельство
измены: значит, организм делает что-то без ведома и согласия сознания. Я
спросила: быть может, в игре разум пытается вернуть себе свои права?
– Возможно, – ответила она. – И часто ты в это играешь?
Автобус проносится мимо кладбища; железные ворота открыты. Три
очка за покойников, медленно откидывающих крышки своих гробов. Они
мечтают уничтожить живых. Мертвецов не остановить. Их горла стали
жидкими, а пальцы блестят на тусклом осеннем солнце.
Пожалуй, хватит. В автобусе слишком много пассажиров. Бросая друг
на друга взгляды, они перемещаются по салону. «Я в автобусе», – говорят
они, отвечая на звонки своих мобильных. Если я их всех убью, мне будет
тоскливо.
Я заставляю себя выглянуть в окно. Мы уже на Уиллис-авеню. Когда-
то я по ней ходила в школу. А вот мини-маркет! Я совсем забыла о его
существовании, хотя именно здесь раньше всех в городе стали продавать
«Слаш Паппис»
[5]
. Летом по дороге из школы мы с Зои покупали его
каждый день. Здесь продаются и другие продукты – свежие финики,
инжир, халва, хлеб с кунжутом, рахат-лукум. Поверить не могу, что я
забыла о мини-маркете.
Мы проехали видеосалон; мужчина в белом фартуке в дверях кафе
«Барбекю» точит нож. В витрине за его спиной медленно крутится решетка
с бараниной. Два года назад на деньги, которые нам выдавали на обеды, мы
покупали здесь кебаб с картошкой фри (а Зои – кебаб с картошкой и
сигарету из-под прилавка).
Я скучаю по Зои. На рыночной площади я выхожу из автобуса и звоню
ей. Голос Зои доносится глухо, словно из-под воды.
– Ты в бассейне?
– В ванной.
– Одна?
– Ну конечно, одна!
– Ты писала, что в колледже. Я так и знала, что это неправда.
– Тесса, чего ты хочешь?
– Нарушить закон.
– Что?
– Это четвертый номер в моем списке.
– И как ты планируешь за это взяться?
Раньше она бы непременно что-нибудь придумала. Но со Скоттом Зои
утратила сообразительность, растворилась в нем. Теперь не разберешь, где
он, где она.
– Я подумывала об убийстве премьер-министра. А еще мне хотелось
бы устроить революцию.
– Смешно.
– Или убить королеву. Мы могли бы добраться до Букингемского
дворца на автобусе.
Зои вздыхает, даже не пытаясь это скрыть:
– У меня есть дела. Я не могу все время торчать возле тебя.
– Мы же десять дней не виделись! – Наступает молчание. Мне хочется
сказать ей колкость. – Зои, ты же обещала, что поддержишь меня во всем.
Пока я выполнила только три пункта из списка. С такой скоростью мне все
не успеть.
– Ради бога!
– Я на рынке. Приезжай, будет весело.
– На рынке? А Скотт там?
– Не знаю. Я только что вылезла из автобуса.
– Буду через двадцать минут, – обещает Зои.
В моей чашке отражается солнце. Так приятно сидеть на улице за
столиком кафе и смотреть на солнышко.
– Ты вампир, – стонет Зои. – Ты высосала из меня все силы.
Она отодвигает тарелку и кладет голову на стол.
Мне нравится здесь все – и полосатый, как леденцы, навес над нами, и
открывающийся отсюда вид на площадь и фонтан. И аромат дождя в
воздухе, и птицы, сидящие на стене над мусорными ящиками.
– Что это за птицы?
Приоткрыв один глаз, Зои бросает взгляд на птиц:
– Скворцы.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все.
Я сомневаюсь в ее правоте, но тем не менее записываю на салфетке
название.
– А облака? Ты знаешь, как они называются?
Зои издает стон и качает лежащей на столе головой.
– Как ты думаешь, Зои, у камней есть названия?
– Нет! И у капель дождя тоже, и у листьев, и у прочей чепухи, о
которой ты болтаешь.
Зои кладет голову на руки; теперь мне не видно ее лица. Она ворчит не
переставая с той минуты, как приехала сюда, и это начинает меня
раздражать. А ведь по идее с Зои мне должно становиться легче.
Зои ерзает на стуле.
– Ты не замерзла?
– Нет.
– Может, просто пойдем и ограбим банк, или что мы там должны
сделать?
– Научишь меня водить машину?
– Попроси своего папу.
– Я просила, но он отказался.
– Тесса, это займет уйму времени! К тому же мне, скорее всего, нельзя.
Я ведь сама только-только получила права.
– Когда это тебя останавливало?
– Ты собираешься это обсудить прямо сейчас? Ладно, пошли.
Она отодвигает заскрипевший стул, но я еще не готова. Мне хочется
наблюдать за черной тучей, наползающей на солнце. Я хочу увидеть, как
почернеет серое небо. Поднимется ветер, и с деревьев облетят листья. А я
буду их догонять и ловить. Я придумаю сотни желаний.
По площади спешат три женщины с детьми в колясках.
– Скорее! – перекликаются они. – Сюда, быстрее, пока опять дождь не
начался.
Протискиваясь мимо нас за свободный столик, они дрожат и смеются.
– Кто что будет? – выкрикивают женщины. – Что возьмем? – Они
щебечут, как скворцы.
Зои выпрямляется и, прищурившись, смотрит на женщин, словно
недоумевает, откуда они взялись. Они суетливо и шумно снимают куртки,
рассаживают малышей на высокие стулья, платочками вытирают детям
носы и заказывают фруктовый пирог с соком.
– Мама водила меня в это кафе, когда была беременна Кэлом, –
сообщаю я Зои. – Она заказывала только молочные коктейли. Мы заходили
сюда каждый день; потом мама так располнела, что за животом стало не
видно коленей. Чтобы посмотреть телевизор, я садилась рядом с ней на
табуретку.
– О боже! – ворчит Зои. – С тобой как в фильме ужасов!
Я впервые смотрю на нее трезвым взглядом. Она одета кое-как: на ней
бесформенные спортивные штаны и футболка. Кажется, я раньше никогда
не видела Зои без макияжа. Ее прыщи бросаются в глаза.
– Зои, у тебя ничего не случилось?
– Я замерзла.
– Ты думала, что рынок сегодня открыт? Ты надеялась встретить
Скотта?
– Нет!
– Вот и хорошо, потому что выглядишь ты неважно.
Она сверлит меня взглядом.
– Кража в магазине, – произносит она. – Только по-быстрому.
Do'stlaringiz bilan baham: |