Книга также выходила под названием «Сейчас самое время»

Девятнадцать
На лужайке лежит мертвая птичка. Лапки тонкие, как зубочистки. Я
сижу в шезлонге под яблоней и рассматриваю птицу.
– Она точно пошевелилась, – говорю я Кэлу.
Брат перестает жонглировать и подходит взглянуть.
– Черви, – сообщает он. – Температура внутри трупа может настолько
повыситься, что черви, которые в глубине, вылезают на поверхность – там
прохладнее.
– Откуда ты знаешь?
Он пожимает плечами:
– Интернет.
Кэл переворачивает птицу носком ботинка, и у нее лопается брюшко.
Куча червей вываливается на траву – они корчатся, ослепленные солнцем.
– Видишь? – замечает Кэл, садится на корточки и тычет в червей
палкой. – Труп – это замкнутая экосистема. В некоторых условиях
покойник может всего за девять дней сгнить до костей. – Он бросает на
меня задумчивый взгляд. – Но с тобой такого не случится.
– Правда?
– Это чаще бывает, когда человека убили и оставили лежать под
открытым небом.
– А что будет со мной?
Я готова поверить каждому его слову, словно Кэл – великий
волшебник, которому ведома вселенская истина. Но брат пожимает
плечами и произносит:
– Я выясню и расскажу тебе.
Кэл идет в сарай за лопатой.
– Посторожи птичку, – просит он.
Ее перья ерошит ветерок. Она прекрасна – черная с синим отливом,
как разлившаяся по морю нефть. Черви тоже красивы. Они в ужасе
извиваются в траве, ищут птицу, друг друга.
Лужайку пересекает Адам.
– Привет, – произносит он. – Как дела?
Я выпрямляюсь в шезлонге:
– Ты перелез через забор?
Адам качает головой:
– Он сломан внизу.

---

На Адаме джинсы, ботинки и кожаная куртка. Он что-то прячет за
спиной.
– Вот, – говорит он и протягивает мне букет зеленых листьев. Среди
них, словно фонари или маленькие тыковки, виднеются ярко-оранжевые
цветы.
– Это мне?
– Тебе.
У меня колет в сердце.
– Я стараюсь не обзаводиться новыми вещами.
Адам хмурится:
– Может, живое не считается?
– Еще как считается.
Он опускается на траву рядом с моим шезлонгом и кладет цветы
между нами. Земля сырая. Адам промокнет. Замерзнет. Но я молчу. И про
червей тоже. Пусть заползут к нему в карманы.
Возвращается Кэл с садовым совком.
– Ты что-то сажаешь? – любопытствует Адам.
– Дохлую птицу, – отвечает Кэл, указывая на место, где лежит трупик.
Адам наклоняется взглянуть на нее.
– Это грач. Его ваша кошка поймала?
– Не знаю. Но все равно надо похоронить.
Кэл идет к дальнему забору, отыскивает на клумбе местечко и
начинает копать. Земля сырая, как смесь для кекса. Время от времени
лопата натыкается на мелкие камешки, и раздается звук, похожий на хруст
гравия под ногами.
Адам срывает травинку и пропускает между пальцами.
– Я прошу прощения за то, что тогда сказал.
– Ладно.
– Это все неправда.
– Все нормально. Не будем об этом.
Адам с серьезным видом кивает и теребит травинку, не глядя на меня.
– Ради тебя можно и потерпеть.
– Правда?
– Ага.
– Значит, ты хочешь со мной дружить?
Он поднимает глаза:
– Если ты согласишься.
– И ты уверен, что в этом есть смысл?
Я с удовольствием смотрю, как он, смутившись, заливается румянцем.

---

Наверно, папа прав: я становлюсь злюкой.
– Да, я думаю, смысл есть, – отвечает Адам.
– Тогда я тебя прощаю.
Я протягиваю ладонь, и мы жмем друг другу руки. У Адама теплые
пальцы.
Возвращается перепачканный грязью Кэл с лопатой в руке. Он похож
на чокнутого малолетнего могильщика.
– Яма готова, – сообщает он.
Адам помогает ему закатить грача на лопату. Тельце окоченело и
кажется тяжелым. Сзади на шее виднеется глубокая красная рана. Адам и
Кэл, подхватив лопату с двух сторон, несут грача к клумбе; его головка
болтается, как у пьяного. Кэл разговаривает с ним.
– Бедная птичка, – говорит он. – Покойся с миром.
Я заворачиваюсь в плед и иду за ними через лужайку, чтобы
посмотреть, как они будут закапывать грача. Один его глаз приоткрыт. Он
смотрит умиротворенно, даже благодарно. Перья кажутся темнее.
– Наверно, надо что-то сказать? – спрашивает Кэл.
– Быть может, «прощай, птица»? – предлагаю я.
Он кивает:
– Прощай, птица. Спасибо, что ты была. Пусть земля тебе будет пухом.
Он засыпает грача землей, оставив торчать голову, словно предполагая,
что птица захочет бросить на нас прощальный взгляд.
– А как же черви? – спрашивает Кэл.
– А что черви?
– Они там не задохнутся?
– Оставь им дырочку, – говорю я.
Похоже, Кэла устраивает это предложение; он засыпает голову птицы
землей, прихлопывает лопатой и палкой протыкает в земле дырку для
червей.
– Тесс, принеси камней, мы украсим могилку.
Я послушно иду на поиски. Адам остается с Кэлом и рассказывает, что
грачи очень общительны, наверняка у этого грача было много друзей, и они
будут благодарны Кэлу за заботу о покойном товарище.
Похоже, Адам пытается произвести на меня впечатление.
Я вижу два белых, почти абсолютно круглых камня. А вот раковина
улитки и красный лист. Мягкое серое перышко. Я собираю их в ладонь.
Они так красивы, что я прислоняюсь к сараю и закрываю глаза.
И напрасно. Кажется, будто я проваливаюсь в темноту.
На лице у меня земля. Я окоченела. Вокруг копошатся черви. Ползают

---

термиты и мокрицы.
Я пытаюсь думать о хорошем, но ужасно трудно избавиться от
навязчивых мыслей. Я открываю глаза и утыкаюсь взглядом в узловатые
ветви яблони. Дрожит серебром паутина. Мои теплые пальцы сжимают
камни.
Но все теплое со временем остынет. Отвалятся мои уши, растают
глаза. Сожмутся челюсти. Губы превратятся в клей.
Подходит Адам.
– Что с тобой? – спрашивает он.
Я сосредоточенно дышу. Вдох. Выдох. Но если думать о том, как
дышишь, начинаешь задыхаться. Мои легкие высохнут, как бумажный веер.
Выдох. Выдох.
Адам трогает меня за плечо:
– Тесса?
Ни вкуса, ни запаха, ни осязания, ни звука. Не на что смотреть. Навеки
– абсолютная пустота.
Подбегает Кэл:
– Что случилось?
– Ничего.
– У тебя странный вид.
– Я наклонилась, и у меня закружилась голова.
– Позвать папу?
– Не надо.
– Ты уверена?
– Кэл, доделывай могилу. Со мной все будет хорошо.
Я отдаю ему то, что нашла, и Кэл убегает. Адам остается со мной.
Низко над забором пролетает черный дрозд. Небо испещрено
розовыми и серыми пятнами. Дышать. Вдох. Вдох.
– Что с тобой? – спрашивает Адам.
Как я ему объясню?
Он протягивает руку и проводит по моей спине. Я не понимаю, что это
значит. Ладонь у него жесткая; Адам легонько поглаживает меня кругами.
Мы решили, что будем дружить. Разве друзья так поступают?
Его тепло проникает сквозь плед, куртку, свитер, футболку. Сквозь
кожу. Оно обжигает меня, и трудно собраться с мыслями. Все мое тело
обращается в чувство.
– Прекрати.
– Что?
Я отстраняюсь:

---

– Уходи, ладно?
Повисает пауза. Ее можно расслышать – кажется, будто разбилось что-
то очень маленькое.
– Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Да. И не возвращайся.
Он пересекает лужайку, прощается с Кэлом и вылезает в дыру в
заборе. Кажется, будто Адам и не приходил, и лишь цветы у стула
напоминают, что это не так. Я поднимаю их. Оранжевые головки кивают
мне, когда я передаю букет Кэлу:
– Это птице.
– Круто!
Он кладет цветы на мокрую землю, и мы стоим бок о бок, опустив
взгляд на могилу.

---