Книга также выходила под названием «Сейчас самое время»

* * *
Кухня у Адама чистая, как на картинке, – даже посуды на сушилке нет.
Странно, до чего все похоже на наш дом, но только в зеркальном
отражении. Та же планировка, та же прибранность и тишина.
Адам пододвигает мне табуретку, и я сажусь за стол.
– Твоя мама дома? – интересуюсь я.

---

– Она спит.
– Она нездорова?
– Нет, все в порядке.
Он включает чайник, достает из шкафчика чашки и ставит их рядом.
За спиной Адама Зои корчит ему рожу, потом ухмыляется мне и
снимает пальто.
– Дом совсем как ваш, – замечает она. – Кроме заднего двора.
– Садись, – говорю я.
Она берет со стола грибы, открывает пакетик и нюхает их:
– Фу! Ты уверен, что это не поганки?
Адам забирает у нее грибы и несет к чайнику. Высыпает в него весь
пакетик и заливает кипятком. Зои подходит к Адаму и наблюдает через его
плечо за тем, что он делает.
– Похоже, этого маловато. Ты точно знаешь, что нужно делать?
– Я пить не стану, – отвечает он. – Когда они подействуют, мы куда-
нибудь поедем. Я за вами присмотрю.
Зои закатывает глаза, как будто в жизни не слышала ничего глупее.
– Я уже пробовала наркотики, – заявляет она. – И нянька нам точно не
нужна.
Адам помешивает в чайнике ложкой; я смотрю ему в спину. Звяканье
ложки напоминает мне, как папа вечером делает нам с Кэлом какао; Адам
так же тщательно перемешивает грибы.
– Если мы будем дурить, ты над нами не смейся, – предупреждаю я.
Он улыбается мне через плечо:
– Ничего страшного.
– Нет уж, – настаивает Зои. – Ты нас не знаешь. Мы же чокнутые, мы
такое можем отколоть! Тесса с этим своим списком способна выкинуть все
что угодно.
– Правда?
– Зои, заткнись! – рявкаю я.
Она садится за стол.
– Извини, – произносит Зои, но, похоже, ей ничуть не стыдно.
Адам ставит перед нами чашки. Над ними клубится пар; пахнут они
омерзительно – картоном и сырой крапивой.
Зои наклоняется и нюхает чашку:
– Выглядит как мясная подливка!
Адам садится рядом с ней:
– То, что надо. Поверь мне. Я добавил палочку корицы для сладости.
Тут Зои снова демонстративно закатывает глаза.

---

Она нерешительно отпивает из чашки и, скорчив гримасу, глотает
настой.
– Пей до дна, – замечает Адам. – Чем быстрее выпьете, тем быстрее
поймаете кайф.
Я не знаю, что будет дальше, но Адам совершенно спокоен, и его
уверенность передается мне. Его голос так ясен и чист. Он велит выпить.
Мы сидим на кухне, прихлебываем бурое пойло, а Адам за нами наблюдает.
Зои зажимает нос и, давясь от омерзения, делает большие глотки. Я пью не
спеша. На самом деле мне все равно, что есть и пить, – мне теперь все
невкусно.
Какое-то время мы сидим, болтая о разной чепухе. Я никак не могу
сосредоточиться. Я все жду, когда что-то случится, что-то изменится. Адам
объясняет, как отличить галлюциногенные грибы: у них острые шляпки и
тонкие ножки. Он говорит, что они растут группками, но только в конце
лета и осенью. Сообщает, что закон не запрещает их употреблять: их
можно купить в специальных магазинах. Потом, поскольку ничего не
происходит, Адам заваривает обычный чай. Мне не хочется чая; я просто
обхватываю чашку и грею ладони. На кухне очень зябко – холоднее, чем на
улице. Я подумываю, не попросить ли Зои сходить за моим пальто, но,
когда я пытаюсь заговорить, перехватывает горло, как будто изнутри меня
душит кто-то маленький.
– А горло должно болеть?
Адам качает головой.
– У меня такое ощущение, будто оно сжимается.
– Это пройдет.
Но по его лицу пробегает тень испуга.
Зои сверлит его взглядом:
– А ты не переборщил с дозой?
– Нет! Все будет хорошо, просто ей нужно подышать.
Но в его голосе слышится сомнение. Наверняка он думает о том же, о
чем и я, – что я не такая, как все, мой организм реагирует по-другому и,
может, зря я попробовала грибы.
– Пойдем на воздух.
Я поднимаюсь, и Адам ведет меня по коридору к двери.
– Подожди на крыльце, я принесу тебе куртку.
Фасад дома в тени. Я стою на крыльце, стараясь дышать глубже и не
впадать в панику. От крыльца идет тропинка к подъездной дорожке, на
которой стоит машина Адамовой мамы. По бокам тропинки растет трава.
Почему-то сегодня она выглядит не так, как всегда. Дело не только в цвете:

---

она короче, чем обычно, и торчит, как щетина на бритой голове. Чем
дольше я смотрю на дорожку, тем больше убеждаюсь, что на крыльце и на
дорожке безопасно, но трава таит угрозу.
Я вцепляюсь в дверной молоток, чтобы уж наверняка не соскользнуть
в траву, и в это мгновение замечаю, что в двери дырка, похожая на глаз. Все
круги и завитушки в деревянной двери сходятся к этой дыре, и кажется,
будто дверь соскальзывает внутрь самой себя, закручиваясь и снова
раскручиваясь. Круги движутся медленно и плавно. Я долго не могу
оторвать от них глаз. Потом упираюсь взглядом в дыру, но там ничего не
видно; я захожу в дом, закрываю дверь и смотрю в дыру с другой стороны.
Мир отсюда кажется другим; подъездная дорожка вытягивается в ниточку.
– Как твое горло? – спрашивает появившийся в коридоре Адам и
протягивает мне куртку.
– Ты когда-нибудь смотрел сквозь эту дыру?
– У тебя огромные зрачки! – замечает он. – Лучше пойдем-ка на улицу.
Надевай куртку.
Это парка с капюшоном, отороченным мехом. Адам застегивает
молнию. Я чувствую себя маленьким эскимосом.
– А где твоя подружка?
Я недоумеваю, о ком он спрашивает, потом вспоминаю о Зои, и меня
переполняет нежность.
– Зои! Зои! – зову я. – Иди посмотри!
Улыбаясь, Зои приближается ко мне по коридору;
взгляд ее глубок и темен, как зима.
– Какие у тебя глаза! – ахаю я.
Зои изумленно вглядывается в меня:
– И у тебя!
Мы таращимся друг на друга, пока не соприкасаемся носами.
– Там на кухне коврик, – шепчет она. – В нем целая вселенная.
– И в двери. Если смотреть сквозь нее, вещи меняют форму.
– Покажи.
– Извините, – перебивает Адам. – Не хочу портить вам удовольствие,
но, может, вы хотите прокатиться?
Адам достает из кармана ключи от машины и показывает нам. Чудо, а
не ключи!
Он оттирает Зои от двери, и мы выходим из дома. Адам наводит ключ
на машину, и та приветственно пищит. Я спускаюсь с крыльца, осторожно
ступаю на тропинку, предупредив Зои, чтобы она делала так же, но она
меня не слышит. Она танцует на лужайке: похоже, ей хорошо. Наверно, ей

---

все видится иначе.
Я сажусь на переднее сиденье рядом с Адамом; Зои забирается назад.
Минуту мы сидим молча, потом Адам любопытствует:
– Ну, что скажете?
Но я ничего ему не рассказываю.
Я замечаю, как заботливо он касается руля, словно кормит с рук какое-
то диковинное животное.
– Люблю эту машину, – признается он.
Я понимаю, что он имеет в виду. Мы сидим в салоне, словно внутри
дорогих часов.
– Раньше она принадлежала моему папе. Мама не любит, когда я на
ней езжу.
– Тогда, может, останемся здесь? – выкрикивает с заднего сиденья
Зои. – Будет классно!
Адам поворачивается к ней и медленно произносит:
– Я вас куда-нибудь свожу. – Он поясняет: – Я просто хотел сказать,
что мама этому не обрадуется.
Зои кладет ноги на сиденье и недоверчиво качает головой.
– Эй, поаккуратней ботинками! – орет Адам.
Зои тут же садится и тычет в него пальцем.
– Посмотри на себя! – говорит она. – Ты похож на собаку, которая
собралась нагадить там, где нельзя!
– Заткнись, – обрывает ее Адам, и я изумляюсь, потому что не
подозревала, что он способен прикрикнуть.
Зои откидывается на спинку сиденья.
– Поехали уже, чувак, – бормочет она.
Я даже не заметила, когда он успел завести машину. Двигатель
дорогого автомобиля работает неслышно. Но вот мы выезжаем по дорожке
из ворот, сколь зим мимо домов с палисадниками, и меня охватывает
восторг. Эта поездка откроет передо мной новые возможности. Папа
говорит, что все свои лучшие песни музыканты пишут под кайфом. Значит,
со мной приключится что-то удивительное. Я верю. И возьму это с собой в
повседневную жизнь. Как Священный Грааль.
Я опускаю стекло и высовываюсь по пояс в окно. Зои тоже. Ветер бьет
мне в лицо. Я чувствую прилив сил. Я вижу то, чего раньше не замечала,
вычерчиваю контуры чужих жизней. Симпатичная девушка во все глаза
смотрит на своего парня и так многого от него хочет. Мужчина на
автобусной остановке причесывается; чешуйки перхоти, мерцая, облетают,
словно незнакомец оставляет на земле частичку себя. Рядом с ним,

---

осознавая тщету и краткость всего сущего, заходится в крике ребенок.
– Смотри, Зои, – говорю я.
Я указываю на дом с открытой дверью. Мелькает прихожая; мама
целует дочку. Девочка медлит на крыльце. Да я же тебя знаю, думаю я. Не
бойся.
Зои почти вылезла на крышу машины: забралась с ногами на сиденье и
снаружи заглянула ко мне в окно. Она похожа на русалку на носу корабля.
– Лезь обратно в машину, черт тебя подери! – орет Адам. – И убери
ноги с сиденья!
Оглушительно расхохотавшись, Зои юркает внутрь.
Этот отрезок дороги называется «Разбойничья миля». Папа всегда
читает в местной газете о здешних происшествиях. Здесь частенько
случаются грабежи; здесь гнездятся нищета и отчаяние. Но вот автомобиль
набирает скорость; мы проносимся мимо незнакомых прохожих, и я
замечаю, до чего красивы люди. Я знаю, что умру раньше, но все они
постепенно последуют за мной.
Мы пробираемся глухими переулками. Адам сообщает, что везет нас в
лес. Там есть кафе, стоянка для машин и ни одного знакомого.
– Там можно хоть на ушах стоять – все равно вас никто не узнает, –
говорит он. – Это недалеко, так что мы успеем вернуться к полднику.
– Ты в своем уме? – выкрикивает Зои с заднего сиденья. – Что за
детский сад! Пусть все знают, что я под кайфом! Какой, к черту, полдник?
Она снова высовывается из окна и посылает прохожим воздушные
поцелуи. Ее волосы развеваются по ветру; Зои похожа на пустившуюся в
бега Рапунцель
[4]
. Но Адам бьет по тормозам, и Зои стукается головой о
крышу.
– О господи! – верещит она. – Ты это специально!
Она плюхается на сиденье, со стоном потирая голову.
– Извини, – говорит Адам. – Нам нужно заправиться.
– Козел, – отвечает Зои.
Адам вылезает из машины и идет к колонкам. Зои внезапно засыпает,
развалившись на сиденье и посасывая большой палец. Наверно, у нее
сотрясение мозга.
– Тебе не больно? – спрашиваю я у нее.
– Он в тебя втюрился! – шипит в ответ Зои. – Он пытается избавиться
от меня, чтобы никто не мешал ему с тобой общаться. Не сдавайся!
– Не думаю, что это так.
– Откуда тебе знать?
Зои снова засовывает палец в рот и отворачивается. Я решаю оставить

---

ее в покое, выхожу из машины и иду поболтать с человеком в окне. По его
лбу от волос до самой переносицы серебристым ручейком змеится шрам.
Мужчина похож на моего покойного дядю Билла.
Незнакомец подается вперед через столик.
– Номер? – спрашивает он.
– Восемь.
Мужчина сбит с толку.
– Нет, не восемь.
– Ладно, пусть будет три.
– Где ваша машина?
– Вон там.
– «Ягуар»?
– Не знаю.
– Как это не знаете?
– Я не знаю, как она называется.
– Черт подери!