Книга II. Муад-диб

Или Аля еще не появилась на свет?
Я был в раззье, 
вспомнил Поль. 
Мы пошли в поход мести на Аракин за водами наших
друзей. И я нашел останки моего отца на погребальном кострище. Я замуровал его череп в
вольнаибских скалах, в гряде, которая выходит на Харг Пасх.
Или все это еще только будет?
Мои раны настоящие. Мои шрамы настоящие. Череп моего отца в самом деле замурован в
скале.
Все еще в полусне Поль вспомнил, что Хара, жена Джамиса, однажды ворвалась к нему,
крича, что в коридоре сича идет бой. Это было в промежуточном сиче, еще до того, как женщин
и детей отправили на юг. Хара стояла в дверном проеме его внутренних покоев, черные крылья

---

ее волос были перехвачены сзади шнурком с водными бирками. Она отодвинула занавеску в
сторону и сказала, что Чейни только что кого-то убила.
Это уже случилось, 
сказал себе Поль. 
Это действительность, а не рожденное из времени
наваждение, которое может возникнуть и исчезнуть.
Он вспомнил, как выскочил наружу и увидел Чейни, стоящую в коридоре в желтом свете
поплавковых ламп, закутанную в блестящую синию ткань, с откинутым назад капюшоном и
горящим от возбуждения личиком. Она как раз убирала в ножны свой ай-клинок. Сбившиеся в
кучу люди поспешно уносили что-то на плечах в глубь коридора.
И Поль вспомнил, как сказал себе: 
Всегда можно догадаться, когда они несут труп.
Водные бирки Чейни, которые в сиче она открыто носила на веревочке вокруг шеи,
звякнули, когда она повернулась к нему.
— Чейни, в чем дело? — спросил он.
— Я убрала типа, который явился бросить тебе вызов на поединок, Узул.
— 
Ты 
убила его?
— Да. Но, возможно, мне следовало оставить его Харе.
(И Поль вспомнил выражение лиц окружавших их вольнаибов, которые оценили ее слова.
Даже Хара засмеялась).
— Но он пришел бросить вызов 
мне!
— Ты научил меня своему тайному искусству, Узул.
— Верно! Но ты не должна…
— Я родилась в пустыне, Узул. И умею владеть ай-клинком.
Он подавил гнев и постарался говорить спокойно.
— Возможно, все это так, Чейни, но…
— Я больше не ребенок, который ловит в сиче скорпионов при свете поплавкового
фонарика. Я не играю в игрушки.
Поль сердито посмотрел на нее и не мог не заметить необычно жесткого выражения на ее
лице.
— Он того не стоил, Узул. Я не желаю, чтобы подобные существа нарушали твои
размышления, — она придвинулась поближе, скосила на него взгляд и понизила голос, чтобы,
кроме него, никто ничего не услышал.
— К тому же, возлюбленный мой, когда люди узнают, что бросающий тебе вызов может
встретиться со 
мной 
и принять смерть от руки женщины Муад-Диба, желающих будет гораздо
меньше.
Д а , 
подумал Поль, 
это точно уже случилось. Это настоящее прошлое. И после этого
число тех, кто хотел бы встретиться с новым клинком Муад-Диба, сразу резко упало.
Где-то, в мире 
не-видений, 
появился признак жизни — закричала ночная птица.
Я грежу, 
пытался убедить себя Поль. 
Это все пряная пища.
Однако в глубине сознания возникло чувство, что его отпускает. Он подумал, возможно ли
в принципе, чтобы его душа-рух ускользнула каким-то образом в тот мир, который вольнаибы
считают ее истинным бытием, — алям аль-митталь, мир подобий, царство надреального, где
сняты все физические ограничения. Он знал, что боится этого мира, потому что снятие всех
ограничений означает потерю всех опорных точек. Он не смог бы ориентироваться в царстве
мифа и никогда не смог бы сказать наверняка: «Я — это я, потому что я здесь».
Мать сказала ему однажды: «По крайней мере часть людей можно разделить по тому, как
они относятся к тебе».