Исай Калашников Жестокий век Гонители

Глава 10 
– 
Что тревожит твое сердце, господин мой? 
Над Кучулуком, заслоняя огонь светильника, склонилось лицо 
жены. 
Большие черные глаза смотрели настороженно. Он взял ее 
длинные, упругие косы, осторожно притянул к груди, погладил по 
голове. Дверь дворцового покоя была распахнута настежь, во 
внутреннем дворике журчала вода арыка. 
За стеной дворца, выложенной из сырого кирпича, в саду гурхана 
играла музыка, слышались веселые голоса. 
– 
Ты все время молчишь – почему? – обиженно спросила жена – Я 
устал. Мне тяжело. 
– 
Я не отпущу тебя много дней, и ты отдохнешь. 

---

Почувствовав его усмешку, она села, отбросила косы за спину. 
– 
Если ты думаешь о другой женщине – берегись! У, тебя не будет 
ни других жен, ни наложниц. 
Он тоже сел, глянул на нее с сожалением. 
– 
У тебя пустые мысли, Тафгач-хатун! Ты не хочешь, чтобы у меня 
были наложницы. А я не хочу, чтобы наложницей стала ты! 
– 
Ты, видно, не в своем уме! Чьей же наложницей и почему стану я, 
твоя жена и дочь великого гурхана? 
– 
Прислушайся… Что ты слышишь? 
– 
Ничего. В саду играет музыка. 
– 
Вот. Музыка. Кругом грохочут барабаны войны, поют боевые 
трубы. А твой отец услаждает слух музыкой и проводит время 
среди танцовщиц… 

---

– 
Зачем так говоришь о моем отце? Разве он не был добр к тебе? 
Кучулук отвернулся, стал смотреть в темный дверной проем. 
Гурхан Чжулуху, толстенький, коротконогий, говорливый, 
приютил его, отдал в жены дочь, позволил собрать уцелевших 
найманских воинов. Гурхан радовался, что найманское ханство 
пало, весело говорил: «Твой дед был беспокойным соседом. А ты 
пришел служить ко мне. Добро! Служи, Кучулук, служи. У меня 
служба легкая, я никого не обижаю». С тех пор прошло без малого 
три года. 
Избегая всяких забот, старый гурхан тешит свою душу музыкой и 
шумной охотой. А его государство разваливается на глазах, и 
Кучулука это начинает пугать. Бывший вор-конокрад Бузар 
завладел Алмалыком. Гурхан и ухом не повел. А теперь Бузар 
вместе с уйгурским идикутом Баурчиком и карлукским ханом 
Арсаланом предались Чингисхану. И снова гурхан не пошевелил 
пальцем. 
От него вот-вот отложатся хорезмский шах Мухаммед и молодой, 
но бойкий самаркандский султан Осман, зять гурхана. Если сюда 
придет Чингисхан, Чжулуху ждет гибель. А с ним и Кучулука. Но 
гурхан этого понять не хочет. 

---

Машет короткими ручками в золотых перстнях: «Помолчи, 
помолчи… Что делать твоему Чингисхану так далеко от своих 
пастбищ? И придет – не беда. 
Я сам сяду на коня. Я ему покажу!..» 
– 
Ты опять молчишь? – Тафгач-хатун сердито дернула его за рукав 
халата. 
– 
Я тебе скажу все. Но поклянись, что ты не передашь моих слов 
отцу или кому-то из его людей. 
– 
Хан Кучулук, ты мой муж, я дала клятву быть верной тебе до 
конца дней своих – что еще? 
– 
Нет, поклянись! – Кучулук встал и запер дверь. 
– 
Клянусь нигде, никому не передавать твоих слов! 
– 
Тафгач, мы идем к гибели. Враги кругом, враги в самом 
государстве. 

---

Подданные твоего отца мусульмане ненавидят нас, кара-киданей, за 
то, что вы поклоняетесь Будде, нас – за то, что мы верим в Христа. 
А твой отец праздно проводит время… 
– 
Об этом говорят и другие. Но что сделаешь, если он такой? 
– 
Должны что-то сделать! – жестко сказал Кучулук. – Если этого не 
сделаем мы, сделают другие. 
– 
Кто это может сделать? Кто? – Глаза Тафгач-хатун сердито 
блеснули. 
– 
Мало ли кто… Ты сама говорила, что твои предки всех 
приближенных держали в руках тем, что никому не давали больше 
ста человек. А сейчас всем народом правят Танигу и Махмуд-бай. 
Они могут сделать с твоим отцом все, что захотят. И тогда 
несдобровать ни тебе, ни мне. Но если отец и сохранит власть, 
властвовать ему будет не над кем. Одни предадутся Чингисхану, 
другие – хорезмшаху Мухаммеду. 

---

Кучулук говорил быстрым, отрывистым шепотом. Высокий лоб его 
стал бледен, на нем выступили капли пота. А Тафгач-хатун, зябко 
поеживаясь, набросила на свои плечи шелковое одеяло. 
– 
Что же хочешь? – спросила она. 
– 
Отстранить твоего отца от власти. 
– 
Как ты это сделаешь? Или ты хочешь умертвить отца? Нет! 
– 
Клянусь тебе, не буду я его убивать! – Кучулук схватил ее руки, 
больно сжал. – Ты должна помочь мне. Или ты поможешь, или мы 
погибнем. 
Все! 
Она долго молчала. Плечи ее вздрагивали. 
– 
Ты мой господин, и я буду с тобой. 

---

– 
Я всегда верил в твой ум. Спасибо! – Он крепко обнял жену. 
Кучулуку пришлось недолго ждать удобного случая. Как он и 
предполагал, султан Осман изгнал из Самарканда наместника 
гурхана, отказался платить дань. Чжулуху наконец зашевелился. 
Потрясал пухлыми кулаками. 
– 
Я этого султана, этого неразумного мальчишку, в яму посажу! Я 
его заставлю чистить конюшни! Я сам пойду на него. 
Кучулук осторожно возразил: 
– 
Зачем тебе, великий гурхан, идти самому? Люди скажут, что 
султан до того усилился, что войной на него идет сам гурхан. 
Пошли Танигу… Но войска дай побольше. 
– 
Ты верно говоришь, сын мой. Мне ли меряться силами с моим 
подданным. Пусть идет Танигу. 
Опасный для Кучулука Танигу и главные силы гурхана ушли под 
Самарканд. Кучулук пробовал выманить гурхана на охоту, но он, 
словно что-то почуяв, сидел в своем дворце под надежной охраной. 

---

Тогда Кучулук решил захватить казну гурхана. Сокровищница 
находилась в городе Узгенде. 
Собравшись вроде бы на охоту, Кучулук взял всех своих найманов, 
Тафгач-хатун и устремился к Узгенду. 
В город приехали вечером. Переправились вброд через реку, 
протекавшую возле высоких крепостных стен. Увидев воинов, 
стражи захлопнули крепостные ворота. Кучулук начал колотить в 
полотно древком копья. Из бойницы надвратной башни высунулся 
бородатый воин в железном шлеме. 
– 
Кто такие и что вам нужно? 
– 
Ты что, ослеп?! – закричал Кучулук. – Не видишь, кто перед 
тобой? 
– 
Я тебя не знаю. 
– 
Еще узнаешь! Зови правителя города. 

---

Голова воина исчезла. Прошло немало времени, прежде чем на 
крепостную стену поднялся наместник гурхана Куман-тегин. Он 
узнал Кучулука. 
– 
А, это ты, хан… Зачем привел сюда своих воинов? 
– 
Великий гурхан повелел усилить охрану города. 
– 
Но меня он об этом не уведомил. Я не открою ворота. 
К стене подскакала Тафгач-хатун. 
– 
Куман-тегин, ты не веришь зятю великого гурхана, но не можешь 
оскорбить недоверием меня. 
Ворота крепости распахнулись. Куман-тегин с поклоном пригласил 
Кучулука и Тафгач-хатун во дворец, слуги принесли угощение, 
горячий чай. 
– 
Пить чай, вино, угощаться будем потом, – сказал Кучулук. – А 
сейчас проведи-ка нас в сокровищницу гурхана. 

---

Куман-тегин поперхнулся чаем. 
– 
Что за шутки? В сокровищницу кроме меня может войти только 
сам гурхан. 
– 
Времена меняются, Куман-тегин! Пойдем. Не заставляй 
упрашивать. 
– 
Да ты что! Эй, стража! 
В покой вбежал молодой, безбородый воин с копьем и круглым 
щитом. 
Куман-тегин поднялся, боком двинулся к дверям, не спуская глаз с 
Кучулука, осуждающе покачивая головой. 
– 
Такие речи ведешь… недостойные. Принужден связать тебя, хан, 
и отправить… 

---

– 
Подожди вязать и отправлять. – Кучулук тоже поднялся. – 
Сначала выйди посмотри. Дворец обложен моими воинами. Стоит 
мне дать знак… 
Куман-тегин выскочил за двери, возвратился, растерянно разводя 
руками. 
– 
Это другое дело… 
Но Кучулук видел, что Куман-тегин далек от покорности, 
лихорадочно думает, как ему выкрутиться. Положил руку на его 
плечо, сжал пальцы. 
– 
Садись. А ты, воин, иди и стань на свое место. Послушай меня, 
Куман-тегин. Надо спасать наше государство. Ты не можешь не 
видеть – оно идет к гибели. Нечестивые корыстолюбцы окружили 
гурхана. Они заботятся об одном – набить свои кошели золотом. 
– 
Ты хочешь спасти гурхана? 
– 
И гурхана, и его владения. 

---

– 
Это другое дело. Только я тут не все понимаю. Спасение ты 
начинаешь с того, что лишаешь гурхана казны. Вытирая слезы, 
выдавливаешь глаза. 
– 
Разве ты не знаешь моего отца? – вмешалась в разговор Тафгач-
хатун. 
– 
Деньги он бережет пуще своей жизни. Не платит жалования 
воинам, не поддерживает друзей. 
– 
Взяв в руки сокровища, мы соберем большое и сильное войско. 
Гурхан еще будет нам благодарен. Ты видишь, Куман-тегин, я не 
разбойник, не для себя беру золото. Будь это так, я не стал бы тебя 
уговаривать. Долой голову – и все разговоры. Но мне нужны люди, 
озабоченные судьбой государства. 
– 
В твоих словах, хан Кучулук, есть правда… – Куман-тегин 
растирал ладонями виски и щеки. – Жалованья не получают и мои 
воины. Если сюда придет шах Мухаммед, они откроют перед ним 
ворота. Их не заставишь сражаться… Но как я могу нарушить 
клятву? 
– 
Ты покоряешься силе, принуждению. 

---

– 
Это другое дело… Другое… 
Втроем опустились в подземелье с зажженными светильниками. 
Внизу пахло сыростью, плесенью, мышиным пометом. Звякнули 
запоры, ржаво скрипнула железная дверь. В узком помещении со 
стенами, выложенными из дикого камня, рядами стояли окованные 
сундуки с позеленевшими бронзовыми ручками, Куман-тегин 
отмыкал замки, поднимал крышки. В сундуках были золотые и 
серебряные слитки, монеты, камни-самоцветы, перстни, кольца, 
кинжалы, мечи, чащи… Тафгач-хатун с загоревшимися глазами 
примеряла украшения, нанизывала на тонкие пальцы перстни. 
Куман-тегин косил на нее мрачные глаза, вздыхал все чаще. 
Кучулук подошел к жене, молча снял с ее пальцев перстни, бросил 
в сундук. 
– 
Не бери ничего. Когда-нибудь я подарю тебе и не такие 
украшения. 
Идемте. 

---

Охранять сокровищницу Кучулук поставил найманов. На другой 
день он собрал воинов гурхана на городской площади, выплатил 
всем жалованье и сказал: 
– 
Я 
поднял 
оружие, 
чтобы 
восстановить 
попранную 
справедливость. Кто желает, пусть останется со мной. Нет – 
крепостные ворота открыты. 
Большинство воинов осталось. Остался и Куман-тегин. Кучулук 
разослал во все концы гонцов, призывая правителей городов и 
округов присоединиться к нему. И всех, кто прибывал к нему, 
щедро одаривал из казны гурхана. 
Скоро у него набралось достаточно войск, чтобы попытаться 
захватить другие города. Он выступил из Узгенда и направился к 
Баласагуну. 
Но дойти не успел. Танигу, осаждавший Самарканд, узнав о его 
восстании, возвратился, перехватил на дороге. Кучулуку пришлось 
бежать, бросив сокровища. 
Хорезмшах Мухаммед, надежда веры, бич пророка, подчинивший 
себе десятки владетелей, давно тяготился позорной зависимостью 

---

от кара-киданей, от неверного гурхана. Он свел свои войска с 
войском самаркандского султана Османа и двинулся на владения 
гурхана. Танигу принужден был оставить преследование Кучулука 
и повернуть назад, навстречу шаху. Битва произошла на равнине 
Иламиш. Она не принесла победы ни той, ни другой стороне. Но 
для Танигу окончилась печально. Он попал в плен и по приказу 
шаха был брошен в реку. Мусульмане, подданные гурхана, 
посчитали, что «надежда веры» освободит их от владычества 
идолопоклонников. Перед воинами, идущими домой, заперли 
ворота Баласагуна. Им пришлось осаждать свой собственный 
город. На шестнадцатый день Баласагун был взят и предан 
разграблению. 
Воины ограбили не только жителей, но и, считая сокровища 
гурхана, отбитые у Кучулука, своей добычей, разделили серебро и 
золото, динары и дирхемы… 
Махмуд-бай, правая рука гурхана, опасаясь, что для пополнения 
казны придется жертвовать своим богатством, дал Чжулуху 
пагубный совет: принудить воинов возвратить все сокровища. 
Войско взбунтовалось. Одни бежали к хорезмшаху, другие 
перешли к Кучулуку. Гурхан оказался беззащитным. И Кучулук 
беспрепятственно занял его ставку. 

---

К нему привели Чжулуху. Размазывая слезы по рыхлым щекам, 
гурхан хотел опуститься на колени, но Кучулук сам поклонился 
ему. 
– 
Великий гурхан, я лишь стрела в твоем колчане. У меня было 
одно желание – упорядочить дела в твоем владении. 
– 
Ты не собираешься отнять у меня жизнь? 
– 
Великий гурхан, это моя жизнь в твоих руках… 
Гурхан его не слушал. Дрыгал короткими ногами, беспокойно 
озирался. 
– 
А моих танцовщиц и музыкантов ты не заберешь? 
– 
Они останутся при тебе. 
Тут Чжулуху, кажется, поверил, что ему ничего не грозит, 
повеселел. 

---

– 
А Махмуд-бай говорил, что ты меня убьешь. Вот глупый человек! 
– 
Махмуд-бай негодный человек, великий гурхан. Он заслужил 
наказания. 
– 
Да-да! Он мне всегда давал какие-то неумные советы. Но ты его 
не казни. Ну, побей палками или еще как-нибудь… У меня нет 
Танигу, не будет Махмуд-бая – как править владением? 
– 
Все труды я возьму на себя. 
– 
Тогда – хорошо. Тогда делай как знаешь. Ох, и трудное это дело 
править таким большим владением! 
– 
Теперь будет легче. Владение убавилось почти вдвое… 
«И тебя за это, старый огрызок, следовало бы утопить в болоте!» 
ожесточенно подумал Кучулук. 

---