Хvii век как особая историческая и культурная эпоха. Хронологические рамки этой эпохи в отдельных странах Европы. Специфика развития науки, философской мысли и художественного сознания

291.Как соотносятся образы Фауста и Мефистофиля в трагедии Гёте «Фауст»?
В противоположность Фаусту изображается Мефистофель. Основной миссией Мефистофеля в мире был показ человеческой низости. Но он не заставлял людей торговать своей душой, грешить, он оставил право выбора за каждым. Каждый человек имеет возможность выбрать именно то, что ей позволит совесть и достоинство. Образы Фауста и Мефистофеля стали «вечными». Они как бы противопоставляются друг другу. Это объясняется тем, что Фауст — пример безудержной жажды человеческого духа к новым знаниям, поиска своего места в жизни, а Мефистофель — пример скептического отрицания. Борьба добра и зла — это основная движущая сила бытия. «Вечность» героев произведения является признаком того, что проблема поиска смысла человеческой жизни, раздвоение человеческой натуры, неприятие и оправдание зла, содержание и настоящая цена счастье — вот действительно актуальные вопросы человечества. Фауст — символический образ общества, один из миллионов вечных соискателей, которым нужно пройти множество испытаний, а
292.Религиозно-философский смысл образов Фауста и Мефистофеля в трагедии Гете «Фауст».
В религиозно-философском смысле Фауст и Мефистофель у Гете весьма далеки от своих прототипов в народной легенде. Это особенно отчетливо звучит в сцене объяснения Фауста с Маргаритой, которая требует от него прямого ответа — верит ли он в Бога так, как велит священник. Эта сцена имелась уже в «Пра-Фаусте», и в уклончивом ответе Фауста слышится отзвук пантеистических настроений тех «штюрмерских» лет. Новый оттенок его религиозное свободомыслие получает в написанной позднее сцене толкования Евангелия: «Вначале было дело!» (вместо канонического «слово»). Мефистофель, со своей стороны, — вполне просвещенный и современный черт, ироничный, беспощадно убедительный в «срывании масок», изобличающий Фауста в подспудных влечениях и инстинктах, которые тот сам от себя хотел бы скрыть. Это циник, наслаждающийся «пробуждением скотской натуры» в человеке, и одновременно — воплощение могучей силы отрицания, побуждающей человека к действию, к реализации.