Убайдулла-наме вступление во имя аллаха милостивого и милосердного! /1б

О СМУТЕ И БУНТЕ В САМАРКАНДЕ ВСЛЕДСТВИЕ ВОССТАНИЯ И МЯТЕЖА, 
ПОДНЯТОГО ЭМИРАМИ И ВОЙСКОМ ПРОТИВ ГОСУДАРЯ ВВИДУ ЗАХВАТА 
ВЛАСТИ НИ'МАТУЛЛОЙ ДАДХА, О РАСПРЕ ПЛЕМЕН НАЙМАН И САРАЙ, ОБ 
УВЕЛИЧЕНИИ ВОЛНЕНИЙ С ПОМОЩЬЮ ЖАЖДУЩЕЙ МЕСТИ 
ТИРАНИЧЕСКОЙ СУДЬБЫ. 
Когда известие о злодействе калмыцких банд потеряло свою остроту и армия 
спокойно жила в Самарканде, те, у которых в головах всегда была страсть к вину, 
отправились по своему делу и занялись питьем бузы 
243
 и вина гордости. 

---

Перепившись, они, как это бывает у бесчувственно пьяных, уже /148б/ перестали 
сознавать [все, что есть] от земли до небес и не различали небесной выси от земных 
пропастей. Под влиянием чрезмерного опьянения, как это бывает у таких людей, между 
несколькими человеками из племени найман и племени сарай возникло сильное побоище 
и жестокое пререкание; каждый схватился за шашку и кинжал. Распря дошла до того, что 
двое найманов были насмерть зарублены сарайями; несколько сарайев были ранены и 
упали на окровавленную землю. Найманы, видя двух своих соплеменников мертвыми, 
бросились к Ни'матулле дадха, требуя заступничества и громко крича. Ни'матулла был 
молодой, дерзкий и бесстрашный; недолго думая, он, подстрекнув и сагитировав отряды 
кунгратов и найманов вступить в бой с сарайями, приказал им вооружиться и в конном 
строю выступить против последних в отмщение за пролитую кровь своих. Получив 
известие об этом смятении и зле, /149а/ Ма'сум аталык пришел в изумление от 
выступления Ни'матуллы на такое злодейство. Он, обнаруживши свое величие и авторитет 
и сделавши коранский стих: *по милосердию бога ты кроток с ними 
244
, оправдывающим 
[168]
его собственное положение, — решил проявить терпимость [к этой смуте]. 
Стихи: 
От дурного нрава происходит тоже дурное,
Почему исключается для тебя [возможность] смотреть в сторону злонравного?
Учтивость бывает одинакова с разумностью, 
Легкомысленный же человек бывает полон злобы.
Племя сарай с великого ума стало кричать: “хотя двое найманов отправились в 
другой мир, но ведь и шесть сарайев тоже получили столь жестокие ранения, что, чего 
доброго, скоро поспешат во след ушедшим [к праотцам найманов]. Да еще вся эта 
лютость и буйство, проистекшие от найманов, достигли здесь очень серьезного 
положения. Мы, не можем больше выносить высокомерия и власти Ни'матуллы!” И стали 
напевно /149б/ читать [коранский стих]: *не возлагай на нас того, что нам не по силам! 
245
 
Ма'сум аталык от горести совсем поник и погрузился в глубокое раздумье. [Наконец] ему 
пришла такая мысль: “Ни'матулла [по существу] — глупый прохвост, мало знающий 
существующие обычаи, — зачастую в высочайшей аудиенции и на собраниях эмиров он 
противоречит старшим, проявляет по отношению к военачальникам дерзость и 
неуважение и выступает против них со словами, далекими от учтивости и от того 
положения, которое приличествует ему. И в такое время, которое явно неблагоприятно 
[для нас], если он оденет в кольчуги банду негодяев найманов и кунгратов и, ставши во 
главе их, придет, то, если мы выступим против него, я полагаю, огонь бунта еще больше 
разгорится и /150а/ возникнет такой пожар, который невозможно будет залить водою 
успокоения и который станет причиною; обиды государя, посрамляя войскам, и смуты 
среди народа. Если же в этом случае [с нашей стороны] будет проявлено притворное 
незамечание [действий Ни'матуллы дадхи], отнесенное за счет нашего страха [перед ним], 
то дерзость [этого дадха], пожалуй, еще больше проявится”. 
Стихи: 
Злой нрав, обосновавшийся в природе [человека], 
Не уходит оттуда иначе, как со смертью [последнего]. 
[169]
Поэт говорит: 
Двустишие: 
Добрый народ и лето бывают щедры, 
Злая же природа несет внезапную смерть.

---

Ма'сум аталык от подобных размышлений погрузился в пучину недоумения и в 
море обдумывания. Он рассказал своим друзьям эту страшную тайну. Присутствовавшие 
при этом молодые военные, услышав слова [Ма'сума] аталыка, как принято у этих людей, 
все в совокупности неожиданно закричали: “мы больше не можем терпеть бесчинства и 
узурпации власти этого дерзкого [Ни'матуллы]! В конце концов ведь он тоже сын одного 
из узбеков, потому что его отца звали Абдулкарим найман, так какое же у него может 
быть превосходство и предпочтение перед нами? Мы сами добивались такого дня, а 
теперь наступило такое время, /150б/ что государь [должен выбирать] между Ни'матуллою 
и нами и отказаться от него или от всех нас”. 
Стихи: 
Избери или одаренного [всеми] совершенствами друга, или жизнь, 
[Ибо] одна комната не вмещает двух гостей
 
246
.
Военная знать столько наговорила аталыку неприятных вещей, что у него заболело 
сердце. Нахмурившись, аталык приказал: “если тот глупец [Ни'матулла дадха], 
исцелившись от своего недостойного поступка, вернется в свое обиталище, то о всем этом 
нужно доложить государю. Если же [Ни'матулла] будет упорствовать в своем 
неповиновении, то тогда и вы, о мужи, отложите в сторону примирение с ним и беритесь 
за оружие и в том, что является его целью [т. е. в схватке], вооружитесь орудиями войны”. 
Словом, когда запылал огонь мятежа, появились волнения и возмущения. Между прочим, 
господь, — да возвеличится его имя! — все, что делает, того никто не знает. У государя 
под влиянием этого удивительного происшествия душа пришла в трепет; последовал 
/151а/ приказ, чтобы Абдулла хаджи кушбеги вместе с Хошхал катаганом, правителем 
Самарканда, взяли Ни'матуллу к аталыку, взошли бы через дверь извинения и погасили 
огонь мятежа. Кушбеги, во исполнение высочайшего повеления, вместе с Хошхал бием 
прибыл к Ни'матулле и то, что было им приказано государем, передали ему. Ни'матулла 
же, этот 
[170] 
дерзкий бунтовщик, как неумудренный жизненным опытом, счел для себя 
бесчестием отправиться к аталыку. Он не знал, что: 
Двустишие: 
Всякий малый, вступающий в борьбу с большим, 
Так упадет, что никогда [уже] не встанет.
И сколько эти два избранных [сановника] не упрашивали его отправиться к 
аталыку, этот малоумный не сдался на их убеждения. Этот невежда погрузился в сон на 
колючках несчастья тем боком, который покоился у него [до того] на постели 
отдохновения. В ту весну бутоны тысячью [своих] уст смеялись над его 
неодобрительными действиями, ибо последние были плачевны; он же думал, что это 
весенние наслаждения; соловьи заливались свистом при его ошибочных поступках, а он 
слышал /151б/ в этом любовные мелодии. 
Стих: 
Когда у уха не бывает [хорошей] восприимчивости, какая польза от хороших речей?
Но у аталыка и войска было такое убеждение, что дерзости дадхи во всем этом 
происшествии способствовал [сам] государь. Затеялось серьезное дело, потому что эмиры 
и войско стали подозревать последнего. В [ближайший] пятничный день [эмиры и 
представители армии] не пошли на поклон государю, как это было до сих пор принято. 
Эти люди волей-неволей разбили камнем возмущения чашу счастья, показывающую мир, 

---

здание радости разрушили “тишею” 
247
позора, чистое вино веселия замутили 
содержимым ночной вазы бедствия и рукою вихря несчастья пустили на ветер небытия 
радость [осуществления] желаний. По самой форме своей их глаза, [казалось бы] видящие 
благо, [в действительности], как глаз [цветка] нарциса, были лишены света 
проницательности; [их] слушавшие советы уши были лишены силы слуха. Хотя 
дальновидный разум давал [им хороший] совет, но покров судьбы спустился /152а/ на их 
проницательное зрение и они перестали видеть истинный путь. Разрешающий 
затруднения в тонкостях давал им [благие] указания, но избыток бедствия повернул их 
поводья от направления чести. У государя от такой дерзости эмиров и войска благоуханно 
[умиротворенное] настроение стало подавленным, его благородное светоносное сердце от 
додобных несправедливых выходок изменилось и удар его гнева был столь велик, что он 
отдал такой приказ: “Всякий, кто будет мне рабом и 
[171]
доброжелателем, взошедши в 
высокий арк, пусть явится готовый послужить мне!”. Этот приказ как нельзя лучше 
соответствовал желаниям [Ни'матуллы] дадхи. Он опередил весь народ и привел своих 
людей [в арк] к подножию престола власти. Аталык и военные, по недомыслию 
уразумевши [в этом] другое, говорили друг другу: “расположение государя к Ни'матулле 
больше, чем к другим рабам, почему он и потребовал его к себе”. 
По этой причине между государем и войском возникло больше /152б/ [взаимных] 
опасений и страха и они стали подозревать друг друга [в коварных замыслах]. И днем, и 
ночью старались принять меры предосторожности [один против другого]. Лживые 
послухи и презренные люди, ищущие волнения и смуты, сочли настоящий момент весьма 
благоприятным [для себя] и стали говорить [всевозможные] речи и разводить [всякие] 
сплетни, вследствие чего высоко взвилось знамя мятежа. 
Стихи: 
Не подпускай близко к себе сплетника, 
Ибо вмиг он воздвигнет сотню смут.
Впрочем, лишь всевышний аллах всезнающий!