Национальное своеобразие и мировое значение русской литературы XIX в.
В истории развития литературы европейской наша литература представляет собой феномен изумительный; я не преувеличу правды, сказав, что ни одна из литератур Запада не возникла в жизни с такой силой и быстротой, в таком мощном, ослепительном блеске таланта… Значение русской литературы признано миром, изумлённым её красотой и силой». Ту же мысль о замечательном; расцвете русской литературы и русского искусства XIX в. Горький развивает следующих словах: «Гигант Пушкин — величайшая гордость наша и самое полное выражение духовных сил России, а рядом с ним волшебный Глинка и прекрасный Брюллов, беспощадный к себе и людям Гоголь, тоскующий Лермонтов, грустный Тургенев, гневный Некрасов, великий бунтовщик Толстой; Крамской, Репин, неподражаемый Мусоргский. Достоевский и, наконец, великий лирик Чайковский и чародей языка Островский, непохожие друг на друга, как это может быть только у нас на Руси… Всё это грандиозное создано Русью менее чем в сотню лет. Радостно, до безумной гордости волнуем не только обилие талантов, рожденных Россией в XIX веке, но и поражающее разнообразие их, разнообразие, которому историки нашего искусства не отдают должного внимания». В словах М. Горького подчёркиваются, как видим, две особенности русской литературы: её необыкновенно быстрый расцвет, поставивший её уже в конце XIX в. на первое место среди литератур мира, и обилие и разнообразие талантов, рождённых Россией в XIX в.
Быстрый расцвет и обилие талантов — это яркие внешние показатели блестящего пути русской литературы. Какие же внутренние силы оплодотворяли её рост и какие качественные особенности превратили её в самую передовую литературу мира? Это — её глубокая идейность, народность, гуманизм, социальный оптимизм и патриотизм. Глубокая идейность и прогрессивность русской литературы определялись её освободительной борьбой народа. Передовая русская литература всегда отличалась демократизмом, выросшим на почве борьбы с
самодержавно-крепостническим режимом. Характеризуя историю общественной борьбы в России невиданное, пожалуй, в истории количество революционной энергии в народе»! Это обстоятельство обусловило особенности исторического пути России. В 70-х годах XVIII в. произошло восстание Пугачёва, а в 1825 г.— восстание декабристов. Первое историческое событие показало богатырскую, неисчерпаемую силу и подняло его национальное самосознание; второе — послужило мощным толчком к дальнейшей революционной борьбе народа за освобождение. Эти события особенно обострили внимание русской литературы к жизни угнетённого народа, его страданиям и думам. Они же определили взгляд русских писателей на народ как на движущую силу истории.
Это отчётливо сказалось в таких произведениях, как «Борис Годунов» и «Капитанская дочка» Пушкина, в творчестве Рылеева и Некрасова, в романе Толстого «Война и мир» и т. п. И Радищев, рисовавший самодержавный строй своей эпохи, как «чудище обло, озорно, огромно, и Фонвизин, выставивший на общественный позор грубых крепостников типа Простаковых и Скотининых; и Рылеев, заплативший своей головой за борьбу с самодержавием; и Пушкин, считавший важнейшей своей заслугой перед народом то, что в свой жестокий век восславил он свободу; и Лермонтов, сосланный правительством на Кавказ и там нашедший свою преждевременную смерть. И Гоголь, создавший бессмертную галерею «небокоптителей» своего времени; и Герцен, страстно будивший своим «Колоколом» общественную мысль России; и Некрасов, мечтавший о том, чтобы над родиной скорее грянула буря; и Тургенев, горячо агитировавший «Записками охотника» за отмену крепостного права; и Чернышевский, из стен Петропавловской крепости сумевший учить русское общество что делать; и Салтыков-Щедрин, с беспощадным сарказмом разоблачавший Россию Угрюм-Бурчеевых; и Деруновых,— всё это только часть великих имён, запечатлевших любовь к народу в своих бессмертных произведениях-А Лев Толстой со страстными, мучительными поисками правды? А Чехов с его обличением российской пошлости и тоской по> прекрасному саду будущей русской жизни?
Нет надобности перечислять все имена русских писателей, чтобы доказать верность нашей классической литературы идеалу свободы. На всех этапах русского освободительного движения лучшие наши шли в первых рядах борцов за свободу, одушевляя народ верой в лучшее будущее своей страны. Особо нужно отметить огромную руководящую роль в русской литературе революционно-демократической критики. И Белинский, и Чернышевский, и Добролюбов безошибочно вели русскую литературу вперёд, указывали писателям их гражданский долг и общественный путь, требовали от них прямой и честной постановки социальных вопросов, призывали к защите народных масс. Революционные демократы сумели подслушать подземный гул приближающейся революции Именно под влиянием революционных демократов в русской литературе появляются’ образы активных борцов за освобождение народа (Рахметов у Чернышевского, крестьяне у Некрасова, девушка-революционерка в «Пороге» Тургенева и др.). В лице Гриши Добросклова Некрасов впервые создаёт в русской литературе образ революционера — выходца из народных низов.
С гордостью следует указать на то, как твёрдо и последовательно революционные демократы отстаивали и разъясняли самобытность и величие исторического пути России и её культуры. «Нам, русским, нечего сомневаться в нашем историческом и государственном значении,— писал Белинский.— Да, в нас есть национальная жизнь, мы призваны сказать миру своё слово, свою мысль». Он же писал: «Пора нам перестать восхищаться европейским потому только, что оно не азиатское», и, презрительно отзываясь о космополитах, о людях, не умеющих ценить национальное величие родины, называл их «абстрактными человеками, беспачпортными бродягами в человечестве». «Космополит — есть какое-то ложное, бессмысленное, странное и непонятное явление, какой-то бледный, туманный призрак, существо безнравственное, бездушное, недостойное называться священным именем человека»,— писал он.
Революционным демократам было ясно, что Россия, двигаясь своим историческим путём, обгоняла Запад и готовилась сказать миру своё новое слово. Роман Чернышевского «Что делать?» не только намечал боевую идейную программу 60-х годов, но смело говорил о предстоящей «перемене декораций» в России, явно предсказывал близость революции и призывал к ней. Прошло всего около полстолетия — и пророчество Чернышевского оправдалось. Горячим участием русских писателей в общественной жизни страны объясняется быстрый отклик литературы на все важнейшие перемены и события в жизни России. Движение декабристов только что начало назревать, а Пушкин в своих вольнолюбивых стихах уже чутко передал биение -общественного пульса России и призывал народ к борьбе за свободу. Наряду с остротой социальных проблем, характеризующих русскую классическую литературу, необходимо указать на глубину и широту постановки ею моральных проблем. Мерилом высоты нравственного идеала общества является его взгляд на личное счастье. Литература не сможет оправдать высоты своего общественного назначения, если она станет на путь борьбы за мещанское счастье, за эгоистическое благополучие. Вот почему важно отметить, что даже проблема борьбы за счастье разрешалась в русской литературе не так, как в литературе западной. На Западе борьба за счастье это борьба за личные успехи в обществе, борьба за карьеру, за обогащение. Ярким типом дельца, преуспевающего в буржуазном обществе, является в западной литературе Растиньяк Бальзака.
Русская литература рано вступила на путь реализма. Роман «Евгений Онегин», которым Пушкин совершил «открытие действительности» в русской литературе, был начат в 1823 г., а народно-реалистическая трагедия «Борис Годунов» написана в 1825 г. А в это время на Западе господствовал ещё классицизм.
Перед передовыми русскими писателями стояла важная задача пробудить интерес и сочувствие читателей к народу, раскрыть его подлинное лицо, «влюбить» читателей в «мужика». Это стремление мы видим и в «Путешествиях» Радищева, и в «Капитанской дочке», «Дубровском» Пушкина, и в «Записках охотника» Тургенева, и в творчестве Некрасова и многих других русских писателей.
Do'stlaringiz bilan baham: |