Часть 2. Ко н ф у ц и а н с т в о (О б щ и й о ч е рк)
|
165
|
За две с лишним тысячи лет своего существова ния конфуцианская доктрина накопила достаточное количество красноречивого и весьма выразительно го материала о фундаментальном значении принци па сяо для всей конфуцианской этики. В подтвер ждение этих слов мы, в добавление к рассуждениям Конфуция, могли бы бестрепетно цитировать любо го конфуцианского мыслителя, начиная от учеников луского мудреца и кончая современными новыми кон фуцианцами. Однако строгие законы соразмерности заставляют нас ограничиться лишь двумя наиболее выдающимися последователями основоположника — философами Мэн-цзы (372— 289 гг. до н. э.) и Сюнь-цзы (313— 238 гг. до н. э.).
Читая книгу «Мэн-цзы», нетрудно заметить, что принцип сяо продолжает играть там одну из самых главных ролей. Любопытно, что Мэн-цзы в отличие от своего духовного наставника начинает считать все этическое совершенство цзюнь-цзы («совершен ного мужа»), базирующееся на сыновней почтитель ности, чем-то вроде квалификации наставника или профессионального занятия, а отнюдь не неким все общим индивидуальным ориентиром. Этот подход к конфуцианской этике он довольно ясно выразил в диалоге со своим учеником:
Пэн Гэн обратился к Мэн-цзы с таким вопросом: «Не считаете ли вы расточительством то, что за вами следу ет несколько десятков колесниц и вас сопровождает не сколько сот человек для того, чтобы вместе с вами уго щаться яствами у владетельных князей — чжухоу?*
Мэн-цзы ответил: «Если у тебя не будет взаимного обмена заслугами и услугами и ты не будешь воспол нять нехватку одних излишками других, то у тебя ока жутся землепашцы с избытками зерна и женщины-тка чихи с избытками тканей. Если же ты введешь взаимо обмен всем этим, то у тебя найдут пропитание все, даже
166 А. С. МАРТЫНОВ. КОНФУЦИАНСТВО
плотники и колесники. Теперь представь себе, что здесь есть такой человек, который, в х о д я в с в о й д о м п р о я в л я е т п о ч т и т е л ь н о с т ь к р о д и т е
я м (с яо) (разр. моя. — А. М.), а выходя из дома, оказывает братскую любовь ко всем окружающим; он блюдет путь прежних великих ванов в ожидании тех по следующих, которые будут учиться ему. тем не менее этот человек не получил пропитания у тебя. Почему же ты относишься с таким пренебрежением к тому, кто де лает людей нелицеприятными и справедливыми, между тем плотников и колесников чтишь с таким большим уважением?* [«Мэн-цзы». ЗБ-4 (перевод В. С. Колоколо-ва*)].
Мэн-цзы принадлежит, пожалуй, заслуга наиболее всестороннего рассмотрения принципа «сяо», которое он умело сочетал с главной конфуцианской пробле мой, связанной с этим принципом — проблемой первостепенности почтительного отношения к родите лям. Особо подходящим персонажем, наглядно де монстрировавшим эту фундаментальность, служил,
силу некоторых особенностей своей биографии, мифический император Шунь.
Шунь — один из трех императоров легендарной древности — Яо, Шунь и Юй, — которые активно использовались в конфуцианской традиции в каче стве предельных политических идеалов. Конфуций, восторгаясь Шунем, восклицал: «Что за государь Шунь! Он величаво владел Поднебесной, (и делал это так, будто) он не владеет ею!» По конфуциан ским понятиям, это был наивысший из возможных комплиментов. Кроме того, Шунь вызывал восторги последователей совершенного мудреца тем, что он передал Поднебесную, полученную от Яо, точно так
Если переводчик не указан, то перевод принадлежит
автору.
Do'stlaringiz bilan baham: |