Часть 1. Ко н ф у ц и й . Ж и зн ь и учение
|
103
|
(см. «Лунь юй», 16— 5). Ни в коей мере не намере ваясь противоречить основоположнику, рискнем пред положить, что если не говорить о конкретных, «быто вых», радостях, а иметь в виду более отвлеченные, так сказать, «доктринальные» радости, то их можно отнести к двум различным видам. Оба они упомя нуты в начальном суждении «Лунь юя»: радость по поводу узнавания нового, усвоения доктрины и ра дость — правда, в виде отсутствия огорчения — по поводу пребывания в безвестности. Можно заме тить, что бинарная природа радости находится в полном соответствии с бинарной структурой «совер шенного мужа», который состоит из двух важней ших ипостасей: во-первых, это «учащийся человек»,
по этому поводу он должен испытывать радость; во-вторых, это внутренне совершенный, а потому независимый от внешней среды человек, который вполне может сохранять свое радостное состояние
любых условиях. Эту радость, которая необходи ма как при изучении, так и при воплощении док трины на практике, Конфуций лучше всего выразил
следующем изречении:
«В учении познающий не может сравниться с любя щим, а любящий — с тем. кто получает наслаждение»
[6— 20].
Успешное усвоение доктрины приносит челове ку нравственное обновление и он обретает внут ренние силы, позволяющие ему сохранять радостное расположение духа и в бедности, и в безвестности. На этот счет в «Лунь юе» сохранилось немалое ко личество свидетельств. Достаточно вспомнить о том, что Цзы-гун, хорошо понимавший, что для успеш ного усвоения доктрины необходимо приобрести не зависимость от «богатства и знатности», хотел об
104 А С. М а рт ы н о в. КОНФУЦИАНСТВО
рести способность «не льстить в бедности и не за носиться в богатстве и получил от Учителя совет попробовать достичь умения сохранять веселое рас положение духа в бедности (см. «Лунь юй», 1— 15).
этом же ряду стоит и упоминание о любимце Конфуция Хуэй Юане, который, живя «в глухом пе реулке», будучи в бедности и безвестности, не из менял своему внутреннему веселью, что свидетель ствовало о его мудрости («Лунь юй», 6— И ). Затем можно вспомнить о том, что Конфуций был склонен связывать радость с гуманностью. На первом месте здесь безусловно стоит характеристика Конфуцием себя самого как человека, забывающего в радости все заботы, а на втором — его убеждение, что ра дость для человека, не пренебрегшего долгом, мо жет заключаться даже в том, чтобы «есть грубую пищу, запивать ее простой водой и спать на согну той руке* («Лунь юй*, 7— 16). В этом высказыва нии радость сближается с покоем внутренне совер шенного человека, который, достигнув высших ду ховных вершин, может себе позволить «покоиться в гуманности». Символом внутреннего мира такого че ловека становится гора, с которой его роднит спокой ствие и долголетие. Во всяком случае, автор именно так понимает знаменитое высказывание Учителя о человеке, любящем горы и обретающем через гуман ность покой и долголетие (см. «Лунь юй*, 6— 23). Долголетие, естественно, порождает одну из самых ценных и самых необычных видов радости — «стари ковскую» радость (см. «Лунь юй», 7— 19).
Надо отметить, что тема радости сопровождала конфуцианскую мысль на протяжении всей ее исто рии. Интересные дополнения внес в нее выдающий ся мыслитель древности Мэн-цзы. Продолжая ли нию размышлений Конфуция о связи гуманности и радости, Мэн-цзы сказал:
Do'stlaringiz bilan baham: |