|
Times Literary Supplement
,
August 4, 1961.
27. (1961) 2 A.E.R. на p. 452.
66
П р а в о , с в о б о д а и м о р а л ь
туции, учитывает эту разницу. Оно не делает прости-
туцию преступлением, но наказывает ее публичные
проявления, чтобы защитить обычного гражданина,
не желающего видеть все это на улице, от того, что
для него оскорбительно.
Несомненно, могут возразить, что при обсужде-
нии этого вопроса слишком большое значение при-
дается различию между тем, что делается публично,
и тем, что делается приватным образом. Ибо оскорб-
ление чувств, как могут сказать, совершается не толь-
ко тогда, когда аморальные действия или их коммер-
ческие предшественники навязываются не желающим
их видеть, но также и тогда, когда те, кто категори-
чески осуждают определенные сексуальные практи-
ки как аморальные, узнают, что другие предаются им
приватным образом. Раз это так, то нет смысла учи-
тывать различие между тем, что делается приват-
но, и тем, что делается публично, и, если его не учи-
тывать, то политика наказания людей за одну лишь
аморальность и наказания их за поведение, оскорби-
тельное для чувств других, хотя концептуально и бу-
дут различны, но не будут различаться на практике.
Тогда всякое поведение, категорически осуждаемое
в качестве аморального, будет наказуемо.
Важно не путать этот аргумент с тезисом, кото-
рый я буду рассматривать далее, что сохранение су-
ществующей общественной морали само по себе яв-
ляется ценностью, оправдывающей использование
принуждения. Аргумент, о котором идет речь сей-
час, апеллирует, в поддержку обеспечения соблю-
дения морали при помощи права, не к ценностям
морали, но к собственному аргументу Милля о том,
что принуждение может обоснованно применять-
ся для предотвращения вреда другим. Против тако-
го использования данного принципа могут быть вы-
двинуты различные возражения. Могут сказать, что
67
Ч а с т н а я а м о р а л ь н о с т ь …
огорчение, причиняемое одной лишь мыслью о том,
что другие приватным образом ведут себя амораль-
но, не может представлять собой «вред», разве что
в случае с немногими невротиками или сверхчувстви-
тельными личностями, которые в буквальном смыс-
ле слова «заболевают» от этой мысли. Другие могут
признать, что такое огорчение является вредом даже
в случае с нормальными людьми, но будут утвер-
ждать, что он слишком незначителен, чтобы переве-
сить большие страдания, причиняемые поддержани-
ем сексуальной морали при помощи права.
Хотя нельзя сказать, что эти возражения неубеди-
тельны, они имеют второстепенное значение. Фунда-
ментальное возражение состоит попросту в том, что
право быть защищенным от огорчения, неразрывно
связанного с одним лишь знанием о том, что другие
ведут себя так, как вы считаете неправильным, не мо-
жет допускаться никем из тех, кто признает свободу
индивида в качестве ценности. Ибо расширение ути-
литаристского принципа, согласно которому прину-
ждение может использоваться для защиты от вреда
так, чтобы он включал защиту от такого рода огорче-
ния, не может остановиться на этом. Если огорчение,
связанное с представлением о том, что другие посту-
пают неправильно, есть вред, то таковым же являет-
ся и огорчение, связанное с представлением о том,
что другие делают то, чего вы не хотите. Наказывать
людей за причинение такого рода огорчения было бы
равнозначно наказанию их просто потому, что дру-
гие возражают против того, что они делают, и един-
ственная свобода, которая могла бы сосуществовать
с таким расширением утилитаристского принципа,
есть свобода делать то, против чего никто серьез-
но не возражает. Такая свобода очевидным образом
вполне никчемна. Признание индивидуальной сво-
боды как ценности включает, как минимум, приня-
П р а в о , с в о б о д а и м о р а л ь
тие того принципа, что индивид может делать все,
что хочет, даже если другие огорчены, когда узна-
ют, что он делает, — конечно же, если не имеется дру-
гих веских оснований запретить это. Никакой со-
циальный порядок, придающий свободе индивида
хоть какое-то значение, не может также предостав-
лять право на защиту от причиняемого таким обра-
зом огорчения.
Защита от шока или оскорбления чувств, вы-
званных некоторой публичной демонстрацией, — это,
как признает большинство правовых систем, другое
дело. Иногда различие может быть достаточно тон-
ким. Так происходит в случаях осквернения почитае-
мых объектов или церемоний, где не было бы шока
и оскорбления чувств, если бы те, кому навязывает-
ся такая публичная демонстрация, не придержива-
лись определенных религиозных или нравственных
представлений. Тем не менее применение наказа-
ний для защиты тех, кого их собственные представ-
ления делают ранимыми при лицезрении этой пуб-
личной демонстрации, оставляет обидчику свободу
делать то же самое приватным образом, если это для
него возможно. Это не равнозначно наказанию лю-
дей просто за то, что другие возражают против того,
что они делают.
69
Умеренный и крайний тезис
К
О Г Д А
мы обращаемся от этих примеров, ко-
торые, несомненно, могут быть предметом спо-
ров, к позитивным основаниям, считающим-
ся оправдывающими поддержание морали при по-
мощи права, важно различать умеренный и край-
ний тезис, хотя критики Милля иногда переходят
от одного к другому, не обозначая этого перехода.
Лорд Девлин, как мне представляется, придержива-
ется, в большей части своего эссе, умеренного тезиса,
а Стивен — крайнего.
Согласно умеренному тезису, общая мораль есть
цемент общества; без нее были бы скопления инди-
видов, но никакого общества. «Признанная мораль»,
по словам лорда Девлина, «столь же необходима для
существования общества, как и признанное прави-
тельство» 28, и, хотя некоторое конкретное безнрав-
ственное действие может не причинять вреда дру-
гим, не создавать для них угрозы и не развращать
их, а также, когда совершается приватным образом,
не шокировать и не оскорблять других, этим все дело
не исчерпывается. Ибо мы не должны рассматривать
поведение изолированно от его воздействия на нрав-
ственные нормы: помня об этом, мы сможем видеть,
что тот, кто «не представляет никакой угрозы дру-
гим», может, тем не менее, своим безнравственным
28. Devlin,
Do'stlaringiz bilan baham: |
