Флейшер Екатерина Андреевна

Особенности прецедентных имен со сферой-источником «религиозные тексты»

Мы полагаем, что при анализе полученного нами корпуса данного типа единиц может быть оправдано обращение к исследованиям библеизмов, однако сразу оговоримся, что использование данного термина не совсем справедливо в рамках нашей работы. Во-первых, корпус, сформированный для изучения, действительно представляет собой список имен собственных, источником которых послужил текст Библии, что неудивительно, поскольку словари, на которые мы опирались, созданы в рамках русской лингвокультуры, а следовательно, такой результат является доказательством значимости для представителей этой культуры данного источника. Однако, теоретически список может быть дополнен антропонимами из других религиозных текстов.
Во-вторых, что касается самого термина библеизм, то он в свою очередь, естественно, шире библейского антропонима. Исследование библеизмов имеет богатую историю и свою традицию (Гак 1997, Гончарова 1991, Дубровина 2007, Климович 2011, Кондратьев Ю.А. 2012, Лилич 2006, Листрова-Правда 2004,
Туркова-Зарайская 2002, Прибытько 2002, Хазан 1990, Фоменко 2004 и др.). По мнению Н.В. Климович, библеизмы включают в себя: библеизмы-слова (к которым относятся в том числе имена собственные), библеизмы- фразеологические единицы, библеизмы-междометия, библеизмы-цитаты (Климович 2011, 8). К рассмотрению библеизмов как прецедентных феноменов в

своей работе обращалась М.О. Туркова – Зарайская, отмечая, что при изучении прецедентных феноменов «…ученые не уделяют большого внимания библеизмам, лишь упоминая Библию в качестве источника целой россыпи прецедентных феноменов и ссылаясь на некоторые показательные и яркие примеры из Священного Писания» (Туркова-Зарайская 2002, 3). При этом исследователь уверенно заявляет, что «библеизмы принадлежат к категории прецедентных феноменов, отвечая всем предъявляемым к этому явлению характеристикам, но в то же время обнаруживая свои особенности» (Там же, 5). Также к прецедентным библейские имена относит Ю.А.Кондратьев: по его мнению, они образуют группу

«прецедентных понятий и имен» русской православной культуры вместе с основными понятиями церковного обихода и Православного Богослужения, названиями Православных праздников, таинств, обрядов и ритуалов, номинациями общечеловеческих и общехристианских этических ценностей, имен национальных святых, традиционных мест Православного Богослужения и паломничества (Кондратьев 2012, 41).Правда, данное исследование проводилось на материале текстов художественной литературы, что спровоцировало, на наш взгляд, неоднозначную трактовку терминов: по справедливому замечанию Н.М.Орловой, «художественный текст способен бесконечно часто обращаться к культурному фонду и переструктурирует его феномены, соотнося с новым культурным контекстом» (Орлова 2008, 18). Например, в своей работе Ю.А.Кондратьев так анализирует использование имени Петра в тексте А.П.Чехова «Архиерей»: «Многослойный комплекс библейских ассоциаций возникает благодаря введению двойного имени архиерея (церковное Петр – мирское Павел)…» (Там же, 77). Представляется, что здесь мы имеем дело не с прецедентностью в том смысле, в котором она определяется в данной работе, а с интертекстуальностью, т.к. апелляция происходит не к инварианту восприятия имени, а непосредственно к претексту (в предыдущей главе уже рассматривалась разница между прецедентностью и интертекстуальностью).
Обращение к Библии как к источнику интертекстуальных и прецедентных феноменов осуществлялось, вероятно, на всем протяжении существования самой

Библии. С этой точки зрения невозможно не согласиться с Н.М. Орловой в том, что «…Библия представляет собой сверхтекст, оказавший влияние на формирование когнитивной и художественной картины мира носителей многих языков» (Орлова 2008, 23). Несомненно, апеллируя к тексту Библии, имена собственные – библеизмы заключают в себе огромный потенциал, что определяет разные подходы к их исследованию: итертекстуальные единицы, символы, прецедентные имена, даже концепты: например, И.Б.Фоменко посвятила свое исследование библейскому имени Каин, рассматривая его как концепт (Фоменко 2004). Такая многоуровневость функционирования библейских имен, вероятно, заслуживает отдельного всестороннего изучения, что невозможно в рамках данной работы. В связи с этим, мы остановились на анализе контекстов функционирования религиозных имен собственных, отобранных по тому же принципу, что и контексты для других категорий имен в нашем исследовании, а это позволило сконцентрироваться на рассмотрении их прецедентной природы, т.е. тех случаях, при которых актуализируется исключительно инвариант восприятия.

Наш анализ отобранных единиц показал, что, несмотря на сакральность своей природы, религиозные имена поддаются общим закономерностям распределения функционирования по дискурсам, уже отмеченным в предыдущих параграфах: наибольшее количество религиозных прецедентных имен было встречено в анекдотах (107 контекстов из 204). Любопытно, что cамым
«популярным» религиозным именем в этом дискурсе оказалось имя Иисус Христос (в то время, как в публицистике оно не встретилось ни разу в интенсиональном употреблении), например: «Я понимаю, что Иисус Христос тоже был плотником. Но он же работал не дрелью в многоэтажке по выходным» [www.anekdot.ru 12.05.2009].
Для публицистического дискурса также возможно употребление религиозных прецедентных имен, однако в этой сфере самым востребованным оказалось имя Голиаф, как в следующем контексте: «Хотя лидер «Олимпиакоса» Василис Спанулис, которого накануне назвали лучшим игроком года, после


полуфинала горячо спорил с корреспондентом «Известий», не позволяя сравнивать ЦСКА с Голиафом» [Известия: ЦСКА разгромно проиграл полуфинал Евролиги «Олимпиакосу» 10.05.2013].
Интересно отметить, что для имен, источником которых стал «текст текстов», взаимосвязь с этим текстом остается невероятно значимой: почти для всех отобранных контекстов характерно употребление прецедентных имен с целью актуализации связи с прецедентным текстом или различных ситуаций из этого текста. Так, например, для Адама и Евы можно встретить такие контексты:
«Не видать вам 8 Марта, - пообещал Адам, доламывая своё последнее ребро...» [www.anekdot.ru 10.05.2010]. Или другая ситуация, с Понтием Пилатом: «Три месяца Россия демонстративно устранялась от вмешательства, давая западным державам полную свободу рук в Киеве. Теперь, когда Запад суетливо умыл руки, как енот-полоскун (не будем всуе поминать Пилата), Россия вправе рассчитывать на встречное невмешательство» [Известия: Когда срывают компромисс. 5.05.2013].
Любопытным, на наш взгляд, является употребление имен Адама и Евы в несвойственной для текстовых имен функции маркирования временного периода, что, скорее, характерно для социально-исторических имен, например: «Со времен Адама и Евы и до наших дней дети в раннем возрасте играли и развивались более или менее одинаковым образом, постепенно совершенствуя в процессе игры и обучения свою психофизиологию»[Известия: Гениальность С. Джобса. 28.02.2014]. В целом наблюдения за интенсиональными контекстами употребления прецедентных религиозных имен показали, что будучи текстовыми, данные имена обладают теми же особенностями функционирования, что и имена литературных
героев.

4.