Фирдоуси. Шах-наме Миниатюра из рукописи «Шах-наме»

Кабульский шах роет ямы на охотничьем угодье.
Рустам и Завара падают в яму

Встал шах кабульский — дивово отродье,

Поехал на охотничьи угодья.

С собой он землекопов сотни взял,

Копать большие ямы приказал.

В работе землекопы яры были;

Луга, угодья ямами изрыли.

А вырыв ямы, укрепили в них

Мечей и копий множество стальных.

И сверху так искусно их прикрыли,

Что ямы вовсе незаметны были.

Когда Рустам в поход сбираться стал,

Шагад в Кабул гонца тайком послал.

«Идет без войск Рустам! Без промедленья

Встречай его, в слезах моли прощенья».

Навстречу выехал кабульский шах,

С коварством в сердце, с лестью на устах.

И, встав на рубеже Кабулистана,

Сошел с коня, увидев Тахамтана.

Снял с головы тюрбан индийский свой,

Склонился обнаженной головой.

Снял сапоги и, босиком ступая,

Шел униженный, стоны исторгая.

Пал ниц, слезами землю оросил

И долго он простить его просил:

«Пьян был твой раб—достойный лишь презренья!

Погублен я безумьем опьяненья...

Прости, могучий, милость мне яви!

Мой дух твоим величьем обнови!»

Посыпав темя прахом, он на милость

Надеялся. А в сердце месть таилась.

И, по великодушью своему,

Рустам смягчился и простил ему.

Велел ему покрыть тюрбаном темя,

Обуться, ехать рядом, стремя в стремя.

Пред городом Кабулом им предстал

Зеленый дол. Он душу услаждал.

Леса росли, ручьев шумели волны,

Луга и чащи были дичью полны.

Они на отдых стали в тех местах,

Устроить пир велел кабульский шах.

Воссели на высокие сиденья,

Потребовали музыки и пенья,

И за вином сказал Рустаму шах:

«Онагров много на моих лугах.

Они непуганными табунами

Пасутся невдали между холмами.

Газелям, сернам, ланям — нет числа,

Не настигала их ничья стрела.

Лишь для тебя — Рустама-исполина —

Мной береглась та вольная долина».

От слов его Рустам повеселел,

Ловитвы он привольной захотел.

Охота — вот была его отрада,

За все невзгоды прежние награда.

Обычай мира древнего таков:

Мы в море тайн не видим берегов.

Тигр в камышах, огромный кит в пучине

И лев могучий — властелин пустыни,

И муравей, и мошка — все должны

Уйти в свой срок,— пред смертью все равны.

Встал Тахамтан, коня седлать велел он,

Орлов и кречетов пускать велел он.

На Рахша сел, из тула лук изъял,

Помчался. Вслед за ним Шагад скакал.

Муж Завара с Рустамом ехал вместе,

Сопутствуем богатырями чести.

Рассыпался в долине их отряд,

Не ведая, что ямы им грозят.

Рустам и Завара скакали рядом,

Не мысля, что задумано Шагадом.

Вдруг запах свежевырытой земли

Разумный Рахш почуял издали.

Как мяч, в комок он сжался — прянул прямо

И вскок перелетел над первой ямой.

Тут новой ямы запах услыхал,

Дрожа, храпя и роя землю, стал.

И разуму глаза судьба закрыла,

Рустаму сердце гневом распалила.

Он плетью гибкою своей взмахнул,

По шее Рахша верного хлестнул.

И Рахш у края ямы оказался;

Он от когтей судьбы спастись пытался.

И в яму две передние ноги

Сорвались. Не боев — коварств беги!

Мечи на дне, рогатины торчали.

Тут мужество и сила не спасали.

И Рахш всем брюхом напоролся там,

И бедрами и грудью — муж Рустам.

Страдал он тяжко. Но, собрав все силы,

Привстал и глянул из своей могилы.